«Россия как мир Дикого Запада»: Андрей Мовчан — о рисках и возможностях российских бизнесменов

В конце апреля в России выйдет в продажу книга Андрея Мовчана «Россия в эпоху постправды: здравый смысл против информационного шума». Мовчан — один из самых востребованных и известных российских финансистов, в конце марта он побывал в гостях у BellClub.

С 1997 года Мовчан шесть лет был исполнительным директором «Тройки Диалог», и недавно ему пришлось отстаивать репутацию компании после публикации расследования OCCRP, в котором журналисты назвали «Тройку» ландроматом.
В 2003–2009 годах Мовчан возглавлял основанную им группу «Ренессанс Управление инвестициями», а после — основал и до 2013 года руководил инвестиционной компанией «Третий Рим». В 2006 году Мовчан был признан самым успешным руководителем управляющей компании в России по версии Forbes.
Сейчас он руководит инвестконсультантом Movchan's Group и выступает приглашенным экспертом программы «Экономическая политика» Московского центра Карнеги. В сферу его исследовательских интересов входит ситуация в российской экономике и перспективы взаимоотношений России и Евросоюза.

В главе «Приключения русского ковбоя в стране сверхвозможностей» Мовчан рассказывает, чем Россия по своему бизнес-климату похожа и не похожа на Дикий Запад и какую модель поведения выработали «ковбои» — то есть российские бизнесмены. С разрешения издательства «Альпина» The Bell публикует отрывок из книги.

Почему Россия — Дикий Запад

В последние пару лет я слышал (и читал) от разных предпринимателей (родившихся в России или приехавших сюда) о том, что Россия — именно то место, где они хотят быть: конкуренция ниже, правил меньше, возможностей больше. Другие (их больше), наоборот, говорили, что в России им некомфортно: риски выше, предсказуемости нет, правил нет. Можно было бы просто признать, что Россия проходит стадию Дикого Запада, и предложить этим двум группам не спорить — каждому свое.

Да, во всем, что не касается приобретения месторождений полезных ископаемых, конкуренция в России на порядок ниже, чем в развитых странах, — от предпринимательства в самых разных областях (особенно высокотехнологичных) до конкуренции за высокую должность — в бизнесе и в государстве: в то время, когда в развитом мире безработица среди менеджеров и профессионалов очень чувствительна, в России кардинально не хватает всех — от прорабов на стройке до директоров крупнейших компаний. Так что первый признак Дикого Запада налицо.

Конечно, в России и риски существенно выше, чем в Европе. И это касается не только рисков индивидуальных (риск быть убитым в России в 2,5 раза выше, чем в США, и в 10 раз выше, чем в Европе; риски ограбления, попадания в серьезное ДТП, неполучения или получения неэффективной медицинской помощи также существенно выше, чем в развитых странах), но и тех, что связаны с бизнесом. Надо только правильно понимать слово «риски»: величина их определяется не серьезностью предсказуемых последствий, а собственно возможностью последствия предсказать.

Мне как-то коллега доказывал, что в США риски финансиста больше, потому что там за нарушение правил проверки происхождения денег сажают в тюрьму, а в России никто на это не обращает внимания. Но попадания в тюрьму в США можно избежать, просто не нарушая этих правил — compliance procedures. В России же нет алгоритма, позволяющего избежать риска потерять деньги, бизнес и даже свободу: нет механизма эффективной защиты от клиента, который не оплачивает счет, особенно если этот клиент крупный, связан с властью или просто выходец из ФСБ; нет возможности сохранить бизнес, если ты — конкурент государственного игрока или даже частной компании, в которой есть интерес местного чиновника; не гарантирована свобода, если кто-то (из личной неприязни или чтобы разрушить твой бизнес) решит «купить» уголовное дело против тебя. И тот факт, что многие бизнесы работают, конкурируя с государственными, многие клиенты платят и далеко не все «враги» проплачивают уголовное преследование своих недругов (в частности, ваш покорный слуга за 25 лет в бизнесе ни разу не встретился ни с атакой со стороны чиновников или государства, ни с попыткой завести на него «дело», а не желающих платить клиентов, заявляющих, что они «из ФСБ», видел всего пару), не отменяет высокого уровня таких рисков — случаи всем известны.

Риски этим не ограничиваются. Необязательность исполнения законов в бизнесе естественно превращается в необходимость их неисполнения: будешь законопослушным — проиграешь более гибким конкурентам. Когда-то в середине 2000-х я спросил владельца торговой сети, почему они большинство товаров таможат «в черную». Разве не лучше перейти к честной растаможке? Он мне ответил: «Во-первых, в этом заинтересована сама таможня, это их заработок. Откажемся — будут проблемы. Во-вторых, белая растаможка дороже. Мы тут же проиграем в цене конкурентам и разоримся». Я не берусь оценивать обоснованность данного заявления, но механизм у насильственной криминализации именно такой. Если кто-то может не платить налог, другие тоже не будут, иначе проиграют. Если кто-то даст взятку за подряд, все должны будут делать это — или не получат подрядов.

У этого есть обратная сторона: решая заняться бизнесом, человек автоматически берет на себя риск нарушения закона. Я говорил об этом с «важным человеком», который в ответ на мои слова о гонениях на бизнес, о тысячах сидящих бизнесменов сказал: «Ты что, думаешь, что они закон не нарушали? Я тебе скажу как на духу: ни одного, ну, может, почти ни одного [нет], которого посадили безвинно. Может, не в том обвинили, но всегда рыльце в пушку». Я думаю, он преувеличил и пытался обелить своих, но не был далек от истины. За небольшим количеством отраслей (в основном технологичных, интеллектоемких и не связанных с использованием нефинансовых активов) бизнесы в России были где-то заражены, а где-то — поражены такого рода конкуренцией и вытекающими из нее рисками. Так что и второй признак Дикого Запада — риски — присутствует по полной программе.

Почему Россия — не Дикий Запад

При ближайшем рассмотрении Россия сегодня на Дикий Запад не вполне похожа. Например, с индивидуальной свободой дело обстоит несколько сложнее. С одной стороны, на микроуровне она очевидно больше, чем в развитых странах: регулирование намного слабее и намного легче обходится (в том числе за счет коррупции), административные правила вообще не считаются обязательными, морально-этические нормы бизнеса (такие как невозможность жесткого обмана клиента, недобросовестной конкуренции, участия в преступном бизнесе или использования коррумпированной власти в своих интересах) часто считаются уделом слабаков и дураков. С другой стороны, на макроуровне мы имеем два явления, напрямую противоречащих понятию свободы в версии Дикого Запада.

Во-первых, это наличие в стране контролирующей вертикали, которая контролирует не исполнение законов, а незыблемость своей власти и эффективность путей самообогащения. В результате (если только речь не идет о небольшом бизнесе, с невысокой маржой и отсутствием реальных активов, за которые можно уцепиться, чтобы бизнес отобрать или закрыть) свобода превращается в свободу служить вертикали, а широкое поле деятельности сужается до прямого взаимодействия с государственными структурами либо компаниями или работы в них. Немудрено, что за последние 5–6 лет многие яркие представители класса предпринимателей или менеджеров частного бизнеса перешли в квазигосударственные или напрямую государственные компании и даже стали чиновниками.

Во-вторых, наметилась стагнация и спроса, и предпринимательской активности — результат функционирования этой вертикали, которая создала неприемлемые для подавляющего большинства риски, даже несмотря на фантастический по объемам поток денег, выручаемых за экспорт углеводородов, которые обещают удачливым участникам огромные доходы. Российский рынок (с учетом низкой потребительской способности населения и государства и небольшого проникновения технологий) невелик и сокращается — внутри страны даже самым умным и связанным с властью бизнесменам не достичь размеров средней европейской или американской компании. Конечно, если это не компания, добывающая природные ресурсы, и/или не де-факто монополист. А при попытке выхода на внешний рынок появляется еще одна проблема: низкая конкуренция внутри страны снижает качество конечного продукта. Выход нашим компаниям на внешний рынок оказывается затруднен не только высокой стоимостью капитала (раз риски высокие, значит, и деньги стоят дорого), не только внешними игроками, которые умеют работать в условиях намного более жесткой конкуренции, но и банально несоответствием товара «для внутреннего употребления» мировым стандартам.

В итоге для классической «страны возможностей» России все-таки не хватает ни свободы деятельности, ни масштабов рынка. Соответственно, не стоит ожидать, что здесь произойдет то же, что происходило с пограничными финансовыми рисками исторически, то есть массовое появление лучших по устойчивости, инновационности и агрессивности (а значит, по темпам роста и марже) бизнесов. Напротив, на практике этот процесс сейчас идет в США, на крайне зарегулированном рынке, где уровень конкуренции зашкаливает. Оказывается, свобода действий на макроуровне и доступ к капиталу (и то и другое было на Диком Западе) важнее, чем низкая конкуренция и отсутствие регулирования.

Соответственно, потенциальным бизнесменам — любителям риска — совет: Россия — не Дикий Запад. Здесь большие риски не соответствуют большим доходам. Здесь все разделено: одним достаются в основном доходы, другим — в основном риски. Если знаете, как попасть в первую категорию, — вы не найдете страны лучше.

Путь русского ковбоя

Тем временем в России, на «Диком Западе лайт», родился новый вид ковбоя от бизнеса. Этот «ковбой» не борется с природой один на один, в схватке с редкими конкурентами: он действует наверняка, в союзе с государством — пользуясь не столько низкой конкуренцией, сколько возможностью получить монополию; не столько отваживаясь на риски, сколько минимизируя их за счет раздела бизнеса с государством или «государевым человеком». В последнее время эта стратегия, кажется, вытесняет любую другую: те из «потенциально избранных», кто еще не стал частью государственной системы распределения, активно воюют против конкурентов, требуя запретить их законодательно, и параллельно просят государство считать их бизнес «национальным провайдером».

Нет никакого противоречия в том, что один и тот же бизнесмен может любить Россию за «отсутствие правил и возможность дать взятку гаишнику» и хотеть быть «избранным государством»: сама идея «избрания» — очевидное беззаконие, а вместо правил тут действуют краткосрочные предпочтения того или иного чиновника внутри вертикали. <...>