"Происходящее в Чечне – это детище Путина"
Глава грозненского офиса "Мемориала" Оюб Титиев, приговоренный к четырем годам колонии-поселения за хранение наркотиков, вышел на свободу по УДО. Встречать его в Аргун приехали родственники, друзья и коллеги.
В эксклюзивном интервью "Кавказ.Реалии" Титиев объяснил, кто виноват в кадыровской диктатуре, и рассказал, где хочет видеть полицейских, сфабриковавших против него дело.
О людях, которые разочаровали
– Оюб, понимаю, что журналисты вам целый день задают одни и те же вопросы, но не могу не уточнить: как вы себя чувствуете?
– Чувствую себя прекрасно. Просто рад видеть всех друзей, давно никого не видел. Уже полтора года. Конечно, это чувство такое… Понимаете, наверное.
– Нет, не понимаю. Я же не сидела полтора года.
– (Смеется.) К сожалению, не все сегодня присутствовали, кого хотел видеть. Надеюсь, я еще их увижу. Но многих увидел, кого хотел.
The code has been copied to your clipboard.
width px height px
The URL has been copied to your clipboard
No media source currently available
0:00 0:01:48 Загрузить файл– Что в вас превалирует: усталость или радость?
– Честно говоря, ни радости, ни усталости.
– Вы довольно уверенно держались на протяжении всего процесса. Откуда черпали силы?
– Силы мне придавала поддержка моих друзей, близких и коллег, а также всех журналистов и международных сообществ. Понимал, что идет очень сильная, мощная поддержка. Поэтому всегда чувствовал себя уверенно.
Кавказ.Реалии в Instagram
Кавказ.Реалии в YouTube
Кавказ.Реалии в Telegram
– Могли ли вы представить, когда всё начиналось, что за вас вступятся тысячи людей по всему миру?
– Ожидать такого невозможно. Но постепенно все нарастало. То, что меня поддерживают коллеги, я всегда знал и эту поддержку чувствовал.
– В подобных ситуациях неизбежно находятся те, кто предпочел трусливо промолчать. Есть ли такие люди в вашем окружении?
– Разумеется, и немало.
– Каково ваше отношение к ним сейчас?
– Я к ним ничего не чувствую. Они в этой ситуации повели себя не очень-то подобающим образом, но я никого ни в чем не обвиняю. Это их гражданская позиция. Через какое-то время сами поймут, что это было неправильно.
– Международные правозащитные организации – это хорошо, но ощущали ли вы поддержку своего народа, за помощь которому, собственно, оказались за решеткой?
– Чувствовал. Везде, куда меня доставляли, все говорили о том, что всё прекрасно понимают и знают, что это фабрикация. И никто не верит в эту чушь [с наркотиками].
– Как думаете, почему самим чеченцам сейчас в ЧР опаснее, чем, например, этническим русским? Или это только кажется?
– Нет, это не иллюзия. Просто сегодня здесь русскоязычное население, русские, пользуются поддержкой Кремля, президента, защитой какой-то. Они это знают. А мы, чеченцы, этой поддержки не чувствуем. Мы знаем, что этой поддержки нет. Практически нет никакой поддержки со стороны Кремля для простого чеченца. Я, например, обращался [к президенту].
О "Мемориале"
– Чем вы так насолили власти в Чечне, что проучить решили именно вас?
– Я тут как личность, наверное, ни при чем. Скорее всего, "Мемориал" хотели закрыть. Они добились этого.
– Почему "Мемориал" сворачивает свою деятельность в республике?
– Я не смогу взять кого-то на работу, поставить задачу и быть уверенным, что мой сотрудник вернется в офис. Нет никакой гарантии безопасности. Поэтому, думаю, в ближайшее время мы не будем заниматься здесь правозащитной работой.
– Вы останетесь в Чечне или уедете?
– Пока побуду немного здесь, займусь хозяйственными делами, своим домом. Потом поеду к коллегам в Москву, то есть переберусь в столицу.
– Кстати, о хозяйственных делах. Ваш дом в Курчалое снесли. Вы будете добиваться компенсации?
– Его снесли, когда я уже был за решеткой. Он попал под реконструкцию. Не только мой дом, целую улицу снесли. Компенсации добиваться не буду, так как новый дом мне выделили.
– То есть все нормально?
– Нормального ничего нет, конечно. Мне придется его достраивать. Но другие получили такие же дома.
– Изменилась ли за 20 лет ваша мотивация правозащитной деятельности?
– В 2001 году здесь шла война, были похищения и убийства. Нужно было этому как-то противостоять. Увидел работу "Мемориала" – единственной организации, с кем я встретился в то время, кто реально помогал чеченцам. Поэтому согласился на работу с "Мемориалом". Все эти годы, да, существовала опасность. По сегодняшний день ничего не изменилось, все так и остается: похищения, пытки и убийства.
О диктатуре в Чечне и России
– Задевали ли вас сюжеты на местных телеканалах, в которых утверждалось, что вы наркоман?
– Все прекрасно знают, что это не так. Я никогда не был наркоманом. Никогда не употреблял даже спиртного, не курил.
– Сама по себе попытка замазать вас – не оскорбительна?
– Это даже не оскорбительно, потому что неправда. Это мимо ушей. Не задевает абсолютно.
– Опишите одним предложением современную Чечню?
– Здесь диктатура, мы это прекрасно знаем. Не только здесь, но и по всей стране.
– Вы говорите о диктатуре. В вашей ситуации это звучит более чем смело. Не боитесь?
– Разумеется, я боюсь за своих близких и за своих коллег. Но то, что есть, очевидно. Все знают, какой это режим. Тоталитарный режим. Не только в Чечне, а по всей стране. Все, что происходит в Чечне, делается с позволения Кремля, с позволения президента. Он все это допускает. Это его детище.
– К Рамзану Кадырову у вас какое отношение?
– Да я его не знаю, никогда с ним не встречался. Никакого отношения к нему у меня нет.
– Он делает для Чечни скорее положительные или отрицательные вещи?
– Положительное он, может, и делает, но в плане защиты прав людей тут практически нет никакой работы.
О полицейских, сфабриковавших дело
– Вы бы хотели встретить полицейских, которые подбросили вам марихуану, и что-то им сказать?
– У меня нет никакого желания их видеть. Хочу видеть их за решеткой за то, что они творят и творили. Надеюсь, они там и окажутся.
– Будете ли добиваться отмены задержания, ареста, приговора и пр.?
– Думаю, да. Придется до конца добиваться отмены всего этого. Отмены приговора и наказания преступников.
– Вас не останавливает УДО? Есть мнение, что вы отказом оспаривать приговор косвенно признали вину.
– УДО – это не значит, что все, это победа. Нет, это не победа. Почти полтора года за решеткой и четыре года лишения свободы [по приговору] – это не победа.
В этой колонии, где я сидел, было очень много осужденных по аналогичной статье 228, ч. 2. Ни один из них не получил такой же срок, как я. Их сроки были меньше – до трех лет.
Практически все, 90%, выходили и выходят оттуда по УДО. Так что никакого исключения мне не сделали. У меня еще больше 2,5 лет условного срока. И этот срок нужно как-то пережить. Поэтому никакой победы нет.
Новостное приложение Кавказ.Реалии.
Скачать
