Портрет Матисса в зеркалах: радикализма от выставки ждать не стоит, а вот веселого хулиганства и разного рода розыгрышей там хватает/ Максим Стулов / Ведомости

В 1999 г. он бежал от суда и следствия, вменявшего художнику разжигание вражды по религиозным мотивам. Никто тогда ничего подобного не ожидал. История прогремела как предупредительный выстрел. В этом году истек срок давности, и первый политический эмигрант по статье 282 вернулся домой – но уже в другую Россию. Это интрига.

Авдей Тер-Оганьян никогда не был удобным художником, но историю современного искусства Москвы невозможно представить без его удалых начинаний. Без коллективного «Выхода футуристов на Кузнецкий» в 1993 г. Без лежащей фигуры мертвецки пьяного Авдея, таким образом давшего собственное прочтение тренду «В сторону объекта». Без выставки «Ольга Свиблова г...о, или Конец критического дискурса» (совместно с Зоей Черкасской). Без парижского одиночного пикета с требованием убрать его картины из Лувра в знак солидарности с художником Олегом Мавроматти, вторым политическим эмигрантом все по той же 282-й.

«Юный безбожник»

4 декабря 1998 г. на ярмарке «Арт-Манеж» Тер-Оганьян представил последнюю «промоакцию» своей Школы авангардизма – печально известного «Юного безбожника». Он предложил желающим авторски осквернить за деньги (ярмарка ведь) купленные в магазине дешевые софринские копии икон. Желающих не оказалось, и сам художник театрально склонился к топору.

Здесь, как всегда у Авдея, было много куража, протеста против рыночных отношений в сакральных зонах искусства и религии, а также личный интерес к отношениям оригинала и копии. Все это было для него «как бы» осквернением («как бы» – любимое словцо 90-х). Все это было для него искусством. Чего в этой акции точно не было, так это разжигания вражды. Сегодня, когда обидчивость верующих обрела регулярность и государственный масштаб, в это уже трудно поверить.

От туалета до школы

Авдей Тер-Оганьян приехал в Москву в 1988 г. из Ростова-на-Дону, где изучал живопись, педагогику и театральное дело в училище им. Грекова, откуда его дважды изгоняли «за авангардизм». В Москве он немедленно начал с учреждения новых форм и институций. Его первая галерея возникла в кооперативном туалете «Прогресс». Она представила посетителям «провинциальный авангард» и закрылась. Авдей с друзьями перенес в Москву коллективные начинания ростовцев «Жупел» и «Искусство или смерть», торговал на Арбате картинами и «коммерческими перформансами». Позже появились галерея «Вперед!» и передвижной музей, коллекция которого вынуждена была помещаться в машине. Веселый драйв выставки «За культурный отдых» на Каширке (1990) помнится и сейчас. Искусство – дело веселое.
1991 г. – начало галереи в Трехпрудном. Два года каждый четверг туда стекалась вся художественная тусовка Москвы. Там рождалось наше современное искусство. 96 выставок-жестов. Художественным событием становилась свадьба, писсуар Дюшана проверялся на прочность множественными фонтанами, процветало «Общество по борьбе с обществом трезвости», давным-давно учрежденное Авдеем. Его знаменитая Школа авангардизма существовала несколько лет (1995–1998) и была очень популярна среди молодых художников. Из этой школы вышло общество «Радек», просуществовавшее до 2008 г., а из «Радека», в свою очередь, вышло много работающих сегодня художников, определяющих лицо столичной сцены.

В «Шереметьево» в первом же интервью на российской земле Авдей с легкостью признал, что не стал бы делать «Юного безбожника», если бы представлял последствия. И было заметно, что искреннее изумление от столь сильного и неожиданного результата до сих пор не выветрилось. Готов ли Тер-Оганьян жить и работать в новых исторических условиях? Сегодня даже его серия «Радикальный абстракционизм», написанная под впечатлением разгрома выставки «Осторожно, религия», с подписями, отсылающими к Конституции, может обернуться статьей УК. Сегодня картина с двумя кружками на сиреневом фоне, подписанная «Это произведение публично оскорбляет святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II» вряд ли вызовет у кого-нибудь улыбку. А это грустно.

«Последний авангардист»

Товарищи по левому движению и влиятельный критик Екатерина Деготь осудили Тер-Оганьяна, назвав «узником собственной чрезвычайно узкой художественной концепции» за конфликты исключительно на территории искусства. Его жесты действительно всегда были посвящены искусству. Однако это не помешало ему стать изгнанником и знаком наступающих перемен. В статье «Авдей Тер-Оганьян, или Последний авангардист» Илья Будрайтскис написал важные слова о расширенном понимании политического искусства. Оно слишком часто сводится к унылой иллюстрации общественной позиции, а не хватает как раз освободительного потенциала и той самой «узости» авангарда, которая не допускала возможности капитуляции. «Переживание конфликта и попытка реабилитации художника как универсальной фигуры с абсолютными правами на уничтожение и созидание» – важнейшее качество авангарда, и за напоминание о нем Авдею стоило бы выразить признательность. С этим напоминанием Будрайтскиса трудно не согласиться.

«Хорошо – плохо»

Теперь о главном. Тер-Оганьян – редкий ценитель живописи и отменный живописец. Работает он с известными шедеврами: с Моне и Писсарро, Матиссом и Пикассо, Уорхолом и Джаспером Джонсом. Это позволяет его живописи быть конфликтной, т. е. авангардной. Он не из тех живописцев, кто выдает копии за оригиналы, и не из тех, кто считает свои работы копиями. Его картины больше, чем подражание, и не меньше, чем серьезная исследовательская работа. В бытовании подобного рода искусства много былого задорного постмодернизма в духе Шерри Ливайн. Но со временем пламенеющий и экстенсивный постмодернизм Тер-Оганьяна уступил место работе с собственными сюжетами.

Большинство картин, представленных на выставке «Хорошо – плохо», должно быть, написаны в Ростове-на-Дону, но много лет хранились в Москве. Работы очень разные, выразительные, загадочные, уважительные и разбитные. Картины собственного изобретения и чужие шедевры. Здесь «Портрет баронессы Гурго» Матисса, «Портрет Доры Маар» и «Мужчина со скрещенными руками» Пикассо, много полосочек, напоминающих о Даниеле Бюрене, черно-белый Ив Кляйн. В общем, картины для музея.

«Картины для музея» – так назывался проект Тер-Оганьяна, объявленный в 1990 г. на коллективной выставке «Великие чародеи живописи». Похоже, проект продолжается. Правда, выдохся азарт передвижника одарить сограждан, не видевших великих оригиналов, копиями, сделанными по репродукциям. Где та буйная энергия заблуждения? Нет ее, прошло 20 лет. Где неискушенные сограждане? Нет их, уехали в Вену на Брейгеля, в Венецию на биеннале.

1 / 9

Ироничные копии шедевров – из проекта «Картины для музея» / Максим Стулов / Ведомости

Но и сегодня живопись Авдея конфликтна. Художник исподтишка убирает игру глубин и плоскостей в портрете баронессы, замазывает знаменитую голубизну, убирает название книги, редуцирует «персианские» узоры, иначе говоря, по-тихому репрессирует все матиссовское. Внешнее сходство при этом не страдает. Так же он поступает с портретом Доры Маар, суммируя в одном сразу несколько ее портретов, сделанных Пикассо в разное время. За спиной бедного «Мужчины со скрещенными руками» просто написано «м...к». Однако кажется, что из авангардизма Тер-Оганьяна исчезло политическое измерение, о котором писал Будрайтскис в 2008 г. Возможно, это пока хорошо для Авдея, но это плохо для нас.

Галерея VS unio (бизнес-квартал «Арма»), до 16 ноября

В Москву вернулся первый художник-политэмигрант