«Нам нужно либо денег, либо славы — а лучше и того и другого»
Интервью Ольги Любимовой из Минкульта. Благодаря ей мы знаем, как государство тратит деньги на кино
21 октября Фонд кино и министерство культуры России впервые опубликовали сведения о том, сколько денег получили от государства с 2015 года создатели кино. За эту прогрессивную меру отвечала Ольга Любимова — глава департамента кинематографии Минкульта. Она пришла на эту должность в 2018-м с Первого канала, где была заместителем директора дирекции социальных и публицистических программ. Спецкор «Медузы» Анастасия Якорева поговорила с Любимовой о провалах русского кино в прокате, отношениях с консервативным министром культуры Владимиром Мединским — и о долгах, которые нельзя простить даже режиссеру, получившему приз Каннского кинофестиваля.
С 2015 года российские чиновники распределили больше 20 миллиардов рублей на съемки около 340 картин. Каждый третий фильм, получивший господдержку, смог привлечь в кинотеатры меньше 10 тысяч зрителей. А коммерчески успешными (то есть такими, сборы которых превысили бюджет в два и более раза) за это время стали всего около 30 фильмов. Министр культуры Владимир Мединский заявил, что среди команд, получивших государственные средства, есть «жулики», а генпрокуратура в ноябре рассказала о проверках и уголовных делах в отношении кинокомпаний, сотрудничавших с Фондом кино.
* * *
— Ваш департамент отвечал за публикацию данных о господдержке кино, ее много обсуждали. Почему до этого статистика не публиковалась?
— Никто не требовал. Мы на самом деле сами себя порем и берем на себя страшную ответственность. Формально мы не обязаны ничего показывать, кроме случаев конкретного запроса — журналистского, депутатского или какого-то еще. Вот так, чтобы базу смотрели все граждане и каждый блогер развлекался, такого в мире нет — это только наша история.
У меня в департаменте, конечно, нет овчарок, каски, бронежилета, но я должна контролировать, чтобы производство фильмов не было завалено. Люди, которые хотели на господдержке в лоб заработать, должны закончить с этими фантазиями. Тем более сейчас, когда тема господдержки так широко обсуждается.
Хотя, с другой стороны, все мы понимаем, что продюсеры и режиссеры — это люди в первую очередь творческие, которым иногда сложно даже справку из налоговой взять. Жуликов среди них ничтожно малый процент.
— Владимир Мединский, наоборот, говорил, что в списке тех, кто не вернул субсидии, «немало жуликов».
— У Минкультуры шесть судебных дел с 2006 года, и там очень понятная статистика: две трагедии, два жулика и две дуры.
Под трагедиями я понимаю две смерти. [Кинорежиссер] Сергей Соловьев получил деньги на картину «Елизавета и Клодиль», и у него умер сын — понятно, что ему картину закончить очень сложно. Есть проект «Rock & Road», там тоже скоропостижно скончался режиссер, под которого они [продюсеры] получали деньги — и у нас в Минкультуры, и возвратные в Фонде кино. Ситуация страшная, на семье висят многомиллионные долги.
Две истории откровенного жулья. Они мне по-человечески непонятны — люди, которые пытаются на половину денег снять кино, на половину — жизнь прожить. Как устроена вообще их жизнь и психика? Вот ты получишь 40 миллионов, снимешь за 25, ты что, на 15 миллионов до старости доживешь? Ну, квартиру купишь, а есть ты что в этой квартире будешь? Это не такой большой рынок — ты в нем не спрячешься. Это в СМИ можно вот так погулять — здесь плохо поработал, там плохо поработал. А в кинематографе вся индустрия перед глазами, и тебе дышат в спину интернет-платформы, которые делают «Обычную женщину» и «Домашний арест». Твои коллеги собирают огромные деньги в прокате, побеждают на крупных кинофестивалях.
Другие две истории — это просто продюсерская глупость. Но тут вопрос и к самим себе, почему мы на это дали [деньги].
— А почему вы на это дали?
— Не могу сказать про 2006 год. Но вообще раньше это иначе работало, задачи были другие. Поле эксперимента должно было быть шире. Я примерно понимаю логику своих предшественников: когда индустрия поднималась с нуля, они просто пытались понять, кто как работает, кто в чем силен.
— Почти треть фильмов, поддержанных государством, собрали меньше чем по 10 тысяч зрителей. Причем фильмы часто вполне зрительские. Это говорит о том, что есть продюсеры, которые получили деньги от Минкульта, а прокат их при этом вообще не интересовал?
— В какой-то степени это так и было. Мы прекрасно понимаем, что были компании, которые — вместо того, чтобы организовывать прокат — отсылали фильмы на фестивали своих друзей (которые тоже финансируются Минкультуры). Дальше ты посидел неделю на фестивале, выпил с друзьями, вернулся на конкурс в министерство — снова получил деньги. Это жуть. Это очень нехороший круговорот. Вот с чем в первую очередь нам и нужно бороться.
Но бывают и фатальные ошибки в момент выхода фильма в прокат, ужасно для всех больные и обидные. Например, «Папа, сдохни!» — наша черная комедия, арт тонко сделанный. И грубейшая ошибка в выборе дистрибьютора. Реально могли собрать 300 миллионов рублей, могли стать второй комедией «Горько!». Но у них был плохой пиар — от соцсетей до неправильного распространения рекламы. Прокатчик это делал очень формально. Была премьера фильма, на которую пришли какие-то родственники съемочной группы, — это, конечно, очень важно, симпатично, но хорошему прокату не способствует. Этим реклама и продвижение фильма фактически и ограничились.
С детским кино самая страшная картинка. За него мало брались крупные продюсеры, потому что не хотели связываться, не было индустрии. В итоге непонятно что и как снято. Потом такие фильмы тоже возили на фестивали, кое-как показывали перепуганным детям, которые в зал были чуть ли не насильно загнаны. Это ужасно.
— Как вы отличаете «не повезло с дистрибьютором» от «просто никто не заморачивался прокатом»?
— Это все прекрасно понимают, поверьте. У министерства очень долго сборы в прокате вообще не были обозначены в качестве цели и задачи [проекта, который поддерживает государство]. И сейчас, когда мы про это говорим, у многих продюсеров начинается истерика. Очень долго мы приучали профессиональное сообщество к тому, что во время защиты своего проекта мы требуем показать на экране экономику.
До этого у нас в KPI стояли смыслы-коромыслы и художественная ценность проекта. Конечно, это тоже нужно заявить, экспертный совет [министерства] должен разобраться — это художественная ценность или псевдеж, шифрование пустоты, когда люди прячутся за гипербанальностями.
Подытоживая — нам нужно [от тех, кто получает господдержку] либо денег, либо славы, а лучше и того и другого. А это получают те, кто не бросает свои релизы [после завершения кинопроизводства] и либо в кинотеатрах, либо на фестивалях собирает свою аудиторию. Так что да, мы заставляем обеспечивать прокат фильмам любых жанров. Совершенно очевидно, что неуспех и формальное отношение к прокату продюсеров приводит к последующим неудачам на конкурсах [на получение господдержки]. Никто никому больше не позволит заниматься моральной и финансовой благотворительностью.
— Среди тех, кто взял деньги и снял кино, которое потом посмотрели всего несколько тысяч человек, есть, например, киностудия «Ленфильм». Вы им тоже денег не дадите?
— Так они и орут на нас, но мы им второй год денег не даем. Как только у киностудии появились чудовищные проблемы со штрафами, потому что все фильмы, которые они производили, они не доводили до ума, до зрителя не доводили, их проекты перестали поддерживать в Минкультуры.
Такой вой был! Но ничего, держится министр. Даже если вы АО со стопроцентным пакетом акций в Росимуществе [то есть ваша студия принадлежит государству], но приносите плохие проекты, у вас низкие оценки про результатам конкурса — мы на ваши проекты денег не дадим. Советской системы госзаказа нет больше, мы просто права такого не имеем.
При этом у «Ленфильма» есть замечательный фильм «Мальчик русский», снятый при нашей поддержке. Очень сложный, там невероятный кастинг, невероятные лица, это фантастический дебют [кинорежиссера Александра Золотухина]. Но в прокате он ничего не соберет, потому что никакие тины [тинейджеры] не пойдут смотреть про Первую мировую войну, снятую как будто камерой документалиста. Это очень сложная картина, ее нужно максимально представить на самых разных фестивалях.
— Мединский собирался делать стоп-листы недобросовестных продюсерских компаний, но люди из индустрии говорят, что это невозможно, — кто захочет, сможет просто обанкротить компанию и открыть новую.
— Послушайте, все друг друга знают, все знают, что ты получил в Минкультуры 40 миллионов рублей и снял такую дрянь, которую ты матери родной не покажешь. Это два года твоей жизни, а мы живем не 500 лет. Тебя ассоциируют с провалом, ты неудачник, ты плохой продюсер, ты поругался с режиссером. В следующий раз у тебя будут сложности с получением денег, потому что у тебя все равно есть шлейф того, что ты делаешь с проектами. И на это реагирует очень жестко весь экспертный совет [министерства культуры]. И даже когда ты в следующий раз придешь с горящими глазами, все будут говорить: «Да это просто халтурщик, который сливает свои проекты!» И это страшно, этого боятся — осуждения со стороны коллег.
Хотя больше всего и всегда обвиняют чиновников. В плохом кино всегда виноваты именно они. Все удачи — это удачи режиссеров, все неудачи — это неудачи чиновников. Хотя чиновники выделяют деньги по решению экспертных советов, то есть решение принимается коллегиально. А отвечаем потом только мы — эксперты немного самоустраняются.
Если честно, я очень близко к сердцу принимаю результаты каждого питчинга и результаты российских фильмов в прокате. Два года назад я уходила с прекрасной должности прекрасной дирекции Первого канала. Конечно, мне хочется, чтобы моя работа была осмысленной. Зачем мне здесь работать, если потом то, что мы придумываем, не заканчивается успехом? Тогда я лучше пойду заниматься тем, чем мне будет заниматься не стыдно. У меня нет мечты — вот бы стать старейшим сотрудником Минкультуры и здесь просидеть всю свою жизнь. Зачем? Для меня самый главный интерес в том, что по большому счету министерство — это продюсерский центр с полутора тысячами проектов. Невероятный просто объем.
— В списке тех, кто не выполнил обязательства перед Минкультом, есть фильм «Айка». Производство растянулось на несколько лет, но фильм был снят и получил приз в Каннах за лучшую женскую роль. Сейчас за срыв сроков режиссер Сергей Дворцевой должен Минкульту семь миллионов рублей. Понятно, что он снимает фестивальное кино и для него это огромная сумма. Как к этому относятся в Минкульте?
— Мы говорили, конечно, об этом не раз. Еще до Канн встречались с Сережей, мы ведем это дело, стараемся ему помочь всем, чем можем. Но есть условия соглашения, и есть Канны, и они не пересекаются, они в разных плоскостях. Мне сердцем это очень трудно принять, а головой приходится. Есть частные инвесторы, которые относятся к своим инвестициям в искусство, как Савва Морозов, с пониманием — дают любые рассрочки творцам. Даже если ты акционерное общество, как Первый канал, все равно есть возможность перенести сроки.
А я не могу перенести сроки, потому что в тот момент, когда я одним переношу сроки, а другим не переношу, в этом есть конфликт интересов — предполагается, что может быть моя заинтересованность. И в этом очень большая опасность государственных денег. Счетная палата запрещает отменять штрафы, раз в год они к нам приходят и все перетряхивают. Эта часть работы морально самая тяжелая. Многие прямо плачут, когда приходят говорить о своих коммерческих провалах. Вот у меня дырочка на столе, ее ковыряют, когда нервничают.
— Есть понимание, как Дворцевой будет рассчитываться с долгом?
— Я не понимаю как. Я не знаю как. Для меня семь миллионов — это фатальная сумма как для физического лица, поскольку мне их взять неоткуда. Но штрафы платят все. И квартиры продают, и машины продают, и дома в других странах продают. Я стараюсь про это не знать, потому что моя нервная система это не абсорбирует. Штрафы платят все. У нас целые суммы за картины возвращали со штрафами. Артем Васильев в свое время начинал проект «Дау», деньги на который давал Минкультуры, и не уложился ни в какие сроки. В итоге он вернул полностью все деньги за проект со всеми штрафами и продолжил каждый год ходить на конкурсы. У нас нет такого, мол, ах, вот этот Васильев. Человек расплатился и пришел заново. Но мы не можем допускать до сцены должника, иначе это будет пирамида. Люди из бюджета одной картины будут выплачивать долги по другой. Это схема известная, никогда ни к чему хорошему не приводившая.
Казалось бы, у нас министерство, которое занимается культурой. И сейчас я достаточно часто вижу продюсеров, которым просто рано брать государственные деньги, для них все может закончиться не премьерой, а тем самым судом. И приходится, как в советской поликлинике, очень много работать на профилактику. Я никогда в жизни так не ругалась и не орала матом, как здесь — на «Союзмультфильм», на киностудию Горького, на продюсеров, которым ты звонишь [со словами]: «Сдавайте срочно! Вовремя, идиоты! Еще три дня, и я обязана буду вам штраф выписать».
Зато мы потом вместе обнимаемся и радуемся на премьере. Вот, например, «Верность» — блестящий пример. Все к нам прибежали с круглыми глазами — первый раз при поддержке Минкультуры сняли эротическую драму. Прибегает куратор проекта [от министерства]: «Там вообще ничего нет, кроме секса, в этой картине». И я с продюсером Сергеем Корнихиным села смотреть. А там просто один секс, но это эротика, это не порнография, это художественное произведение, сложное и тонкое. Я говорю: «Подожди, мне нужно предупредить министра, потому что может быть огромный скандал».
Ты никогда не знаешь, как российские зрители отреагируют на что-то. Мы с огромной осторожностью выпускали этот релиз. Очень не хотелось скандала на ровном месте. Сейчас «Верность» заработала в прокате без малого 100 миллионов. А могло уже все здесь быть в хоругвях и пикетах: порнография, хулиганы зрения лишают. Оказалось, что нет, все пошли, все благодарны. Отзывы крайне положительные. Того, что я ожидала, не было вообще. В следующий раз так пройдет? Не факт.
— Были с министром сложности из-за эротических сцен?
— Нет, он очень светский человек. Он прекрасно понимает, что в России секс есть, в отличие от Советского Союза. Просто у ряда россиян — самоцензура. И она очень жесткая. Многие болезненно реагируют на западные релизы, пишут письма про гомосексуализм — очень много об этом писем от физлиц. Всегда спазмирована любая тема вокруг российской истории. От древнейших времен до новейшей истории России.
Вы знаете, что было с фильмом «Братство» Лунгина? Фильм про Афганистан, поддержан Фондом кино. Для меня это сильнейшая драма, патриотическое кино. Мне кажется, это лучший фильм про службу внешней разведки. Но у нас был просмотр с ветеранами Афгана, который вылился в публичное оскорбление режиссера, потому что эти люди за словом в карман не лезут. Конечно, в такой ситуации трудно объяснить, что для документальной достоверности есть конкурс неигрового кино, а тут художественное, у режиссера свой взгляд. В общем, это мы пережили вместе с Павлом Семеновичем, я потом седину закрашивала. Фильм в прокат все-таки вышел. Многим, кстати, очень понравился. Но, конечно, реакция была очень бурной. С сексом проще.
— Тем не менее на этой неделе стало известно, что фильм «Дау» не получит прокатные удостоверения на часть эпизодов. Почему с «Верностью» прошло, а с этим фильмом нет?
— Все те эпизоды, которые проходят в рамках федерального законодательства, получили удостоверения. Оставшиеся четыре невозможно трактовать как эротические, они откровенно порнографического толка, что не позволяет нам выдавать прокатное удостоверение. Мы все-таки не продюсерский центр и работаем по букве закона.
— Расскажите о ваших любимых проектах на питчингах этого года?
— Это субъективно, но мне кажется, очень хороший проект у Жоры Крыжовникова и Алексея Казакова «Дорога на Джомолунгму». Это, кстати, опять же для меня очень патриотическое кино, такое роуд-муви. В главной роли был заявлен артист Сергей Бурунов. Хотя все еще может и поменяться. Он должен играть такого спазмированного россиянина, который пытается контролировать всю свою семью, и он едет с ними на Грушинский фестиваль, чтобы научить их любить Родину. А вся семья считает, что он просто придурок. Но он говорит: ребят, все не очень просто, у меня опухоль в башке, поэтому это наша последняя поездка, надо ехать и я вас всех буду учить жить дальше, потому что я умираю. На самом деле история очень трогательная, мне показалось, очень лиричная. И очень смешная. Как и комедия «Горько!» в свое время.
Мне очень понравилась история Оксаны Бычковой, там в ролях заявлены Алексей Агранович и Виктория Исакова. Это история о мужчине и женщине, расставшихся болезненно и не переживших это и через 20 лет.
Третья история — от Наталии Кудряшовой про Ксению Петербургскую. Это святая юродивая конца XVIII века, которая потеряла мужа.
А есть абсолютно зрительская комедия Николая Куликова «Семейный бюджет» про обычные семейные сложности, в том числе финансовые — про долги по кредитам.
Вообще в этом году лучше всего собрали драмы, хотя раньше считалось, что драма в России не соберет никогда. У россиян тяжелая жизнь, они хотят ходить на «Бабушку легкого поведения». Но сейчас видно, что люди исстрадались по умному продукту. Когда-нибудь он вернется на телевидение. Я надеюсь, что эта свежая кровь вздернет и федеральные каналы. Больше нельзя будет показывать это телемыло. Это обязано измениться.
Анастасия Якорева