Злой дух Конституции

Поправки в Основной закон превращают Россию в диктатуру. Объясняет юрист Илья Шаблинский

В начале следующей недели Конституционный суд должен дать свое заключение о возможности Владимира Путина выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах еще минимум дважды — в обход действующей нормы Конституции об ограничении сроков действующего главы государства. Кремль хочет, чтобы все следующие президенты избирались только два раза, а вот Путин может избираться сколько угодно. Мало кто сомневается, что КС, чья лояльность администрации президента не является тайной, даст положительное заключение на эту конструкцию. Вопрос лишь в том, какие формулировки придется для этого использовать. Хотя и это может не иметь большого значения, считает доктор юридических наук, бывший глава комиссии по избирательным правам в Совете по правам человека Илья Шаблинский. Подавляющее большинство властных институтов уже переориентировано на работу под контролем одного человека, новая версия Конституции лишь закрепляет эту реальность юридически. В интервью спецкору «Новой» Шаблинский фиксирует необратимую катастрофу Основного российского закона.

ЕСТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ

Господин карантин. За кого пандемия сыграет в российской политике

— Главный популистский аргумент сторонников изменения Конституции заключается в том, что она, как и любой документ, со временем устаревает. Что на это можно возразить?

— Смысл Конституции — в создании для всех трех ветвей власти неких жестких установок, которые ограничивают их полномочия. Это документ, который устанавливает для власти пределы: за них она не может перейти, не нарушив права граждан. Что в этом смысле устарело в Конституции?! Что за ерунда! Мы видим, как произошло очередное резкое усиление полномочий президента и разрушение последних сдержек для президентской власти. Собственно, речь вообще шла только о последнем барьере.

— Последний барьер — это ограничение сроков?

— Да. Мы можем уже говорить о полноценной конституционной катастрофе.

— Насколько, по-вашему, верна гипотеза о том, что поправки изначально придумывались для обнуления сроков Путина? В этом направлении велась системная работа или решение было принято ситуативно: ну, теперь-то уже можно и обнулиться?

— Исходя из того, что мы сейчас видим, именно таков был изначальный план. Все задумывалось так, чтобы самая главная поправка, самая важная для Путина, была озвучена в последний момент, чтобы ее никто ни в составе рабочей группы, ни в обществе особо не обсуждал. Через несколько лет мы, возможно, узнаем, были ли в происходящем какие-то элементы импровизации, но на самом деле после того, что произошло, это уже не имеет никакого значения.

— А есть ли какие-то мировые аналоги подобных поправок? Мне на ум приходит только Казахстан, но я в этом смысле лицо пристрастное, я оттуда родом.

— Тут логичнее всего будет вспомнить историю конкретных авторитарных режимов. Аналогии можно проводить с Бразилией 1964 года. Там сначала внесли поправки в Конституцию, а потом и вовсе приняли новую, которая после госпереворота 64-го года упрочила власть президента. Там, правда, за 25 лет сменилось четыре или пять президентов-генералов, но им просто не везло: один в аварию попал, у второго инсульт случился… По структуре поправок, однако, Бразилия — похожий аналог.

Еще один пример — Чили, но там ветви власти все-таки были более уравновешены — и это еще при Пиночете! Он в 1980 году переписал Конституцию, серьезно укрепив свою власть, но в дальнейшем за счет нескольких изменений удалось добиться некоего баланса между разными властными институтами.

Вот какие примеры приходится сейчас искать, поскольку власть президента в России сейчас становится диктаторской.

Чтобы это доказать, я обращу ваше внимание на конкретные вещи. К примеру, у Совета Федерации изъято право назначать и освобождать от должности генерального прокурора. Как вообще такое возможно?! Да, конечно, Совет Федерации — декоративный орган, но тут это слишком нарочито демонстрируется: у него отбирают важнейшие полномочия, отдавая их президенту, а взамен дают погремушку в виде права называться сенаторами.

Это смех, картонные фигурки, а не сенаторы! Просто марионетки! Как и Госдума,

которой вроде позволяют назначать министров, но взамен откровенно предупреждают, что при переходе очень тонкой границы дозволенного она тут же будет распущена.

А еще президент теперь получит право увольнять по собственному усмотрению судей высших судов в стране за совершение проступка или по иным основаниям. Такого права я точно не знаю ни в одной из существующих конституций мира. Путин получит закрепленное в главном законе страны право назначать всех председателей и зампредов судов — то есть, по сути, полностью их контролировать. Финиш, дальше просто некуда.

— Можно попробовать понять логику тех, кто такие поправки придумывал. В стране все держится на Путине, и если сейчас он не начнет контролировать судей, то они никогда не начнут хорошо судить, а так они хотя бы из чувства страха начнут нормально работать.

— Но ведь Конституция для того и создана, чтобы отделить власть президента от власти судей! Судьи — это тоже люди, они могут ошибаться в своих убеждениях (как и президент). Судьи могут быть какими угодно — добрыми, злыми, либеральными или консервативными, — но они сами должны себя регулировать: ошиблась одна инстанция, ее поправит другая. Нельзя подчинять судей исполнительной власти, невозможно допустить, чтобы суд оказался в кармане у президента или, скажем, Следственного комитета.

Сейчас мы видим, как рушится принцип независимости судей и как топчутся на принципе их несменяемости.

По сути, нам предлагают схему, когда суд окончательно перестает быть нейтральным и подчиняется напрямую президенту, у которого есть свои корыстные политические интересы.

— Странно это выглядит: и в судах, и в Госдуме, и в Совете Федерации есть люди, которых нельзя назвать недальновидными, но они вообще все молчат. Вынуждены отмалчиваться?

— Судьи ничего не могут говорить в этом случае по закону. Что касается депутатов, то представители большинства из фракции «Единая Россия», разумеется, будут молчать, потому что они просто марионетки. Это все очень разные люди: там есть отличные спортсмены, неплохие юристы, политики, которые когда-то могли сделать собственную карьеру. Но поскольку все собрались внутри этой фракции, они ощущают свою полную зависимость от администрации президента.

Каждый знает, что в случае несогласия с проводимым курсом может быть изгнан из Госдумы, как тот же Геннадий Гудков в свое время.

Каждый понимает, что его могут оставить без средств к существованию или возбудить против него уголовное дело. Все это прекрасно усвоили.

Депутаты не от правящей партии — в меньшинстве, поэтому их контролируют не так жестко, и им позволено больше. Те же коммунисты говорят примерно все то же самое, что говорю вам я.

— Как теперь будет выкручиваться из положения Конституционный суд, которому нужно объяснить, что обнуление сроков не нарушает закон, но действует только на Путина, а не на остальных президентов? И это еще при условии, что сам Путин сказал: это не новая Конституция, это поправки к старой.

— Вообще тут нет предмета для обсуждения: большая часть поправок противоречит принципам действующих конституционных норм. Проблема в другом: сейчас КС должен проверить конституционность одних поправок, которые вступили в силу, другим нормам, которые записаны в статьях 1, 2 и 9. Но такое право у КС ни в одном законе не прописано, и судьи сами раньше говорили, что не могут проверять конституционность тех или иных норм.

Есть еще проблема с процедурой принятия поправок: в статье 136 четко прописано, что для изменения каких-то статей должны проголосовать Госдума, Совет Федерации и две трети региональных парламентов. Сейчас предлагается вступить в дело еще и Конституционному суду, что просто не соответствует ни одним действующим нормам.

И КС просто в диком, нелепом положении: он должен черное назвать белым.

— Не в первый раз уже.

— Да, тут я должен признать, что для большинства судей никакого выбора просто не существует. Они все для себя решили уже: 11 из 15 судей были назначены уже при действующем президенте, то есть проходили отбор в администрации и помнят, кому и чем обязаны. Остальные четверо назначены при Ельцине, один из них — Зорькин, позицию которого мы знаем. Интересно при этом, что он же один из непосредственных авторов глав 1 и 2 нынешней Конституции. Я какое-то время в 1990–1991 годах работал с ним — как раз когда эти главы были сформулированы, а Валерий Дмитриевич был руководителем конституционной группы, которая их придумывала. И вот такой финал в итоге.

Остаются еще трое судей, которых я знаю и уважаю, и у них нет никаких обязательств перед АП, но их положение тоже можно назвать тяжелым.

— Если 22 апреля внезапно произойдет такое, что люди проголосуют в большинстве своем против (немного фантастический сценарий, учитывая, как считают голоса), какой должна быть дальнейшая процедура? Ведь, несмотря на голосование, поправки будут уже по большому счету приняты.

— Тут есть коллизия: согласно действующей Конституции, поправки уже вступили в силу после того, как региональные парламенты их одобрили. Но поскольку в нарушение Конституции объявили, что будет еще процедура голосования, получается, власть должна сказать о том, что поправки в силу не вступят. Я такого себе, однако, представить не могу, поскольку никакого независимого контроля на этом голосовании не будет и в урны набросают столько бюллетеней, сколько захотят.

— Это будет история по цифрам, как со сталинской Конституцией, — полное внешнее одобрение?

— Да нет, я думаю, стандартные цифры уже назначены: 70 процентов им будет достаточно.

— Какие еще статьи из предложенных поправок кажутся вам опасными?

— Опасной является поправка о «защите исторической правды». Безусловно, это может быть инструментом цензуры и государственной идеологии.

В принципе, идеология уже сложилась у нас — этакий имперский национализм, — но до этого момента в Конституции она обозначена не была.

Вообще, принципиально в политическом режиме ничего не поменяется, у нас уже все это де-факто существует, главное было — обнулить сроки. Но конкретно к поправке об «исторической правде» я бы присмотрелся внимательнее.

— На фоне остального — немного комическая история: как вы интерпретировали для себя внесенную в Конституцию фразу про Бога, содержание которой так толком никто и не понял?

— Думаю, это упоминание — часть нынешнего личного мировоззрения самого Путина, он хочет его как-то зафиксировать. Ему лично приятно, что наряду с главной целью можно позволить себе добавить в Конституцию маленькие радости. Пустячок, а приятно.

— Можем ли мы с полным правом теперь употреблять формулировку «конституционный кризис»?

— Вообще — да, потому что рушатся последние барьеры для абсолютной власти президента и существенно ограничиваются права общества, медиа и даже госслужащих — вспомним тот же Совет Федерации. С другой стороны, кризис — это противостояние каких-то сторон, но вообще-то никакого серьезного общественного возражения против перекраивания Конституции не прозвучало. Выступают в СМИ отдельные общественные деятели, я что-то говорю. Но серьезного политического протеста нет. Так что больше подходит не понятие «кризис», а понятие «катастрофа».

— Простые люди как на себе ощутят изменения в Конституции?

— Особенно никак, потому что закрепляется уже имеющийся статус-кво в общественной и политической жизни. Я ожидаю усугубления цензуры, а еще люди станут уязвимее перед государством. Это произойдет, возможно, не сразу, но каждый это почувствует — в свое время.

— Конституцию 1993 года все называли суперпрезидентской. Какое слово можно подобрать для новой ее версии?

— Я бы не стал искать отдельных терминов. Конституция становится еще ближе к диктаторской, а ее статьи теперь заточены под режим личной власти конкретного человека.