Плата за карантин. Виталий Казаков (РЭШ) о спасении жизней ценой экономической катастрофы

Всеобщая самоизоляция позволяет спасать жизни прямо сейчас. Но кризис, вызванный остановкой мировой экономики, приведет к смертям в не очень далеком будущем. Почему власти многих стран выбрали карантин? На этот вопрос по просьбе The Bell отвечает директор программы «Экономика энергетики и природных ресурсов» Российской экономической школы (РЭШ) Виталий Казаков.

Современное западное общество убедило себя в необходимости всеобщей самоизоляции как неизбежной меры по предотвращению распространения вируса COVID-19. Сошлось несколько факторов.

Экономика

Сколько «стоит» человеческая жизнь? Есть такой способ ответить на этот вопрос: проанализировать решения, которые принимает сам человек, соглашаясь на работу с большей зарплатой, но подразумевающую больший риск для его жизни. Аккуратный анализ статистики по таким решениям в США показывает, что среднестатистический американец оценивает свою жизнь примерно в $10 млн, или примерно в 170 годовых ВВП на душу населения. Казалось бы, на основе этих цифр можно оценивать целесообразность тех или иных экономических решений в ситуации, когда на кону жизни людей.

Луиджи Зингалес, профессор финансов Чикагского университета, на примере Америки следующим образом оценивает издержки, на которые государство должно быть готово пойти, чтобы предотвратить распространение коронавируса. Он исходит из того, что в конце концов переболеют две трети населения (200 млн человек). В случае размытого пика распространения вируса смертность составит 0,9%, в случае резкого пика — 4,5%. Во втором случае не удастся спасти многих критически больных из-за перегруженности системы здравоохранения. Эти цифры позволяют заключить, что число жизней, которые можно будет спасти, составит 7,2 млн человек. Это эквивалентно «выгоде» в $72 трлн, или более чем трем годовым ВВП США. Такая выгода точно стоит нескольких недель или даже месяцев жесткого карантина. Но есть одна проблема: приведенный анализ в лучшем случае излишне консервативен, в худшем — просто неверен.

Прежде всего, такую оценку человеческой жизни в нынешней ситуации некорректно применять, потому что она посчитана по выборке, не допускающей такую широкую экстраполяцию. Для танго нужны двое. Человек, который требует более высокую денежную компенсацию за больший риск, формирует предложение риска. Рынок формирует спрос на риск. Если товары, инкорпорирующие в себе стоимость риска, не найдут свою нишу на рынке, таких товаров на рынке не будет — как и не будет оценки риска потери жизни в $10 млн. Таким образом, эту сумму платят за жизнь сами американцы. Однако с экстраполяцией этой цифры на все население в целом возникают проблемы. В Америке ежегодно умирают примерно 2,8 млн человек. По логике, где стоимости жизни приписывается значение $10 млн, ежегодные «потери» составят около $28 трлн. Но это больше, чем весь американский ВВП. Очевидно, что в данном контексте эта цифра не имеет смысла. Такого количества денег просто нет.

Плата за добровольное принятие дополнительных рисков, установленная узким сегментом рынка, не переносится на экономику в целом. Кривая спроса направлена вниз. При увеличении предложения риска его стоимость будет падать. Если говорить про экономику в целом, то заплатить за нашу жизнь можем только мы сами. Больше некому.

Сколько американская экономика может себе позволить тратить на спасение «бесценных человеческих жизней»? Средний американец сегодня живет около 80 лет. Оставляя в стороне вопросы распределения экономического пирога, вспомним, что американский ВВП на душу населения составляет около $60 тысяч в год. Или $4,8 млн на человека за всю жизнь. Не думаю, что за всю свою жизнь человек может себе позволить потратить на охрану здоровья больше 10% от этой суммы, то есть около $500 тысяч. Это в 20 раз меньше, чем приведенная выше оценка. Тем не менее, с моей точки зрения, это более корректная цифра, если говорить про экономику в целом.

Есть еще один аргумент. Статистику смертности от коронавируса сложно оценить правильно. Анонсируемые сегодня цифры рассчитываются как пропорция от диагностированных случаев заражения, а не от общего числа заразившихся. В дроби, в числителе которой стоит число умерших, а в знаменателе должно стоять общее число заболевших, сложно померить знаменатель, так как практически нигде не проводится повсеместного диагностирования. Только люди с существенными симптомами оказываются продиагностированными, а те, кто переносит болезнь в легкой форме или вообще бессимптомно, в знаменатель даже не попадают. Знаменатель оказывается заниженным, дробь — завышенной.

Случаи, где доступна полная статистика, когда каждый член некоторой группы людей был протестирован на наличие вируса (как это было, например, в случае пассажиров лайнера Diamond Princess), единичны, и статистика смертности в таких случаях не превышает 0,5–1,5%.

С поправками на стоимость человеческой жизни ($500 тысяч) и на более адекватный процент смертности (1,5%) потери, в случае американской экономики, можно оценить в $1,5 трлн. Это выпуск американской экономики за один месяц — такую цену экономика может себе позволить заплатить (уйдя в тотальный карантин), чтобы минимизировать скорость распространения вируса.

При превышении этого срока долгосрочные потери окажутся выше, чем стоимость спасенных жизней, так как выжившим придется на эквивалентную сумму сократить будущие расходы, в том числе на свое собственное медицинское обслуживание. Попытки государства компенсировать выпадающие доходы сегодня приведут лишь к тому, что выжившие оплатят более высокую цену через инфляционный налог в будущем.

Медиа

18 апреля 1930 года новостной выпуск BBC ограничился лаконичным сообщением: «Новостей нет». Спустя 90 лет подобное невозможно себе представить. Не только потому, что мир стал сложнее и наполнен большим количеством событий, но и потому, что новости превратились в товар, успешные продажи которого определяются особенностями запроса потребителей.

Скажем, информация о том, что сегодня в мире около 25 тысяч человек умерли от ишемической болезни сердца, около 15 тысяч — от инсульта, примерно столько же — от болезней легких, это плохая новость: в ней нет новизны (так как накануне цифры были схожими) и недостаточно драмы. Зато информация о том, что 6 тысяч человек умерли от коронавируса, занимает все информационное пространство.

Особенности человеческой психологии определяют спрос на информационный фон, который, в свою очередь, определяет эмоциональный настрой большой части слушающих. В западных демократиях эти слушатели одновременно являются электоратом, так что во многом конечной точкой этой цепочки оказывается текущая политика властей.

Ценности

Психолог Даниел Канеман получил Нобелевскую премию по экономике в 2002 году за свою работу (в соавторстве с Амосом Тверски), посвященную изучению того, как человек принимает решения. Авторы выделили два типа мышления, присущие человеческому мозгу: быстрое и медленное. Медленное аналитическое мышление характеризует способность человека мыслить абстрактно, моделировать ситуацию и находить объективно верное решение. Быстрое подсознательное мышление описывает тип реакции человека в ситуациях, когда решения приходится принимать на интуитивном уровне. Канеман и Тверски эмпирически показали, что во многих ситуациях, когда верное решение можно найти аналитически, человек все равно опирается на быстрое мышление. При этом такому быстрому мышлению присущи разнообразные искажения. Даже образованный человек, осведомленный о наличии таких поведенческих искажений, тем не менее продолжает их демонстрировать.

Быстрому мышлению присуща шаблонность. Горячо — отдернуть руку. Человеческая жизнь — бесценна. Часть таких шаблонов, по всей видимости, заложена генетически, часть — сформирована социумом. И из таких шаблонов-кубиков складываются более сложные решения.

Основной скрепой современного западного либерального общества являются права и свободы человека, а также идея бесценности человеческой жизни. Но если значение и институциональные механизмы обеспечения первого понятны и обкатаны, то однозначной интерпретации практического значения второго не существует. Это зачастую выливается в истерическую и инфантильную реакцию общества на смерть как часть окружающей нас реальности и приводит к неразумным экономическим и политическим решениям.

Если идею бесценности человеческой жизни понимать как вызов дарвинистским принципам развития всего живого, то современное общество, на данном этапе научно-технического развития, декларировать такие цели просто не готово.

Израильский историк Юваль Ной Харари описывает следующий механизм становления и распада экономических и социальных формаций в прошлом. В основе любой формации лежат идеи и ценности. На первом этапе новые идеи объединяют людей и приводят к формированию экономического равновесия, недостижимого ранее. Далее — либо отход от основополагающих принципов приводит к разрушению формации, либо основополагающие принципы показывают неполную состоятельность, приводят к упадку и в итоге к замене старых принципов на новые.

Потенциально уязвимым местом в системе ценностей современного западного общества Харари указывает как раз превознесение индивидуальной личности как высшей ценности.

И снова экономика

Если общемировой карантин не закончится через несколько недель, издержки перекроют его положительный эффект. Начнет расти социальная и психологическая напряженность. Государства начнут заливать экономики необеспеченными деньгами, разгоняя инфляционную спираль, о которой многие успели забыть. Негативные последствия для экономики приведут к сокращению реальных расходов, в том числе и на здравоохранение, и к потерянным человеческим жизням в будущем.