Всех на дно
Белорусские события вновь подогрели интерес к слову каратель. Журналистка Анна Наринская написала на своей странице в Facebook:
«Совершенно уверена, что важным рычагом состоятельности белорусского протеста стало повсеместное переименование «силовиков» — омоновцев, нацгвардейцев, милиции итд — в „карателей“ (это, по-моему, запустил канал NEXTA, но в любом случае это прижилось). <…> Они — каратели. Это их название. Язык проясняет и определяет многое. И дает важнейшее для таких ситуаций разделение на „мы“ и „они“.
Мы — это мы. А они — каратели».
Большинство из нас приходит в ужас от самого звука этого слова: оно вызывает совершенно однозначные ассоциации — с Великой Отечественной войной. Полицаи и каратели. Каратели приходят в деревню, хватают жителей, расстреливают, вешают, жгут дома — наказывают за помощь партизанам. Все эти жуткие картины из фильмов и книг о войне застряли у нас в памяти с детства:
И когда сопротивление было сломлено, патроны у бойцов кончились, и сами бойцы были убиты, и звуки выстрелов перестали заглушаться криками и стонами раненых, тогда каратели ворвались в дома и добили оставшихся там стариков, больных и калек; собаки обнюхивали дворы, эсэсовцы пристреливали спрятавшихся детей. [Анатолий Рыбаков. Тяжелый песок (1975–1977)]
Двадцать пять партизан, непосредственно участвовавших в схватке, справились со ста шестьюдесятью врагами. Было убито свыше сорока карателей, в том числе семь офицеров, захвачены ценные трофеи — ручные пулеметы, винтовки, гранаты и пистолеты. [Д. Н. Медведев. Сильные духом (Это было под Ровно) (1948)]
В последней цитате важно не столько содержание, сколько дата написания текста. Интересно здесь вот что. Сам по себе глагол карать указывает на справедливое возмездие, часто исходящее от высшей силы: вспомним, как молится Богородице Елена в булгаковской «Белой гвардии»: Отымаешь, отымай, но этого смертью не карай… Все мы в крови повинны, но ты не карай. Не карай.
Невозможно не вспомнить и страшную сцену из фильма «Торпедоносцы» (1983, режиссер С. Аранович). Летчик Белобров (Р. Нахапетов) только что увидел из самолета, что немцы потопили транспорт, которым вывозили женщин и детей, а там были в том числе и близкие летчиков. И вот он заметил немецкие корабли и кричит в микрофон: Атака! Атака! Будем карать гадов! Всех на дно! (почти пушкинское Всё утопить). И повторяет: карать! И так и погибает с этим словом. Различия между глаголами наказывать и карать подробно описаны Ю. Д. Апресяном в Новом объяснительном словаре синонимов русского языка.
Те же идеи выражаются и словом кара. Если преступник застрелил заложника, который попытался бежать, — это не кара. А кара ждет самого преступника — хочется в это верить, во всяком случае. В прилагательном карательный эти идеи представлены лишь отчасти: идея высшей власти есть, а идея правоты частично или совсем стерлась — карательная психиатрия, карательные органы.
А вот существительное каратель совершенно перевернулось. Как и следовало ожидать, первоначально и оно подразумевало тот же круг представлений, что и кара, и карать:
Центром дома был папа. Он являлся для всех высшим авторитетом, для нас — высшим судьею и карателем. [В. В. Вересаев. Воспоминания (1925–1935)]
— Что же вы думаете: немцы нас, что ли, завоюют? — спросил Иван Ильич. — Кто их знает. Кого господь пошлет карателем — от того и примем муку… [А. Н. Толстой. Хождение по мукам/ Книга первая. Сестры (1922)]
Бестужев-Марлинский с восторгом пишет о генерале Ермолове:
Но тот вовсе не знает Ермолова, кто станет судить о нем по мертвому портрету. Мне кажется, ни одно лицо не одарено такою беглостию выражения, как его! Глядя на эти черты, вылитые исполинскую форму старины, невольно переносишься ко временам римского величия; про него недаром сказал поэт: Беги, чеченец, — блещет меч Карателя Кубани! [А. А. Бестужев-Марлинский. Аммалат-бек (1831)]
В описаниях Кавказской войны встречаются одобрительные упоминания о карательных экспедициях:
По ночам, бывало, на станичных улицах убивали казаков, уводили со двора лошадей и скотину, а не раз случалось, партии их степью проходили к устью Волги. Два года мы оставались в оборонительном положении, изредка отыскивая неприятеля в его воинственных пределах для отплаты за слишком уже дерзкое нарушение безопасности на Линии. Не все наши карательные экспедиции были успешны в течение этого периода. В 1831 году начальник Кавказской Линии, генерал Эмануэль, потерял в Аухе до тысячи человек и принужден был вернуться, дав только новую пищу дерзости чеченцев. [Ф. Ф. Торнау. Воспоминания кавказского офицера (1866–1880)]
Любопытно, что в текстах XIX века очень распространены сочетания типа каратель пороков, каратель злодеев, каратель за кощунство — сейчас это слово так не используется.
Современное употребление слова каратель закрепилось не во время Великой Отечественной войны, а гораздо раньше — еще в Гражданскую. Причем использовалось оно с разных сторон: встречаются и колчаковские каратели, и большевистские каратели:
Там — по линии железной дороги и в городах — колчаковщина еще казалась живой. Важно разгуливали на станциях щеголеватые люди. Матерно, с вывертами ругались, блевали и скандалили колчаковские каратели. Отчаянно копошился спекулянт. Изредка мимо станций пробегала «американка». Через широкие зеркальные окна вагонов можно было тогда видеть «новых хозяев» Сибири. [П. П. Бажов. За советскую правду (1924–1925)]
Груша запыхалась — бегом бежала от самых Столбцов: — Каратели пришли… С пулеметами… Человек полтораста… <…> А каратели — шасть по дворам, коров, овец, лошадей, даже собак считают, оружия ищут, все допытываются, кто тех гадов убил. Стон на деревне стоит. Сказывают, всех стариков пороть будут, а молодых так в Сибирь ушлют… Господи, неужто погибнем, как мухи?.. [Б. В. Савинков (В. Ропшин). Конь вороной (1923–1924)] [Герои повести — зеленые, карателями названы большевики].
Совершенно естественно, что к слову каратель притягивается отрицательная оценка. Точно так же и слово палач имеет переносное значение «мучитель, садист», хотя первоначально это человек, по должности убивающий приговоренных. И с другой стороны, даже не удивительно использование слова каратель в качестве полуофициального названия загадочной бронемашины предположительно для ФСБ. Думаю, тут не языковая глухота, а откровенное глумление.
Ирина Левонтина,
вед. науч. сотр. сектора теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН