Дата
Автор
Олег Хохлов
Источник
Сохранённая копия
Original Material

«Если режим победит, превратимся в Северную Корею». Микита Микадо (PandaDoc) о белорусском протесте

Основатель компании PandaDoc Микита Микадо был одним из первых известных белорусских технологических предпринимателей, открыто выступивших против власти Александра Лукашенко. 2 сентября в минский офис PandaDoc пришли силовики. Публикуем фрагменты интервью, которое Микадо дал проекту «Русские норм!»

Основатель PandaDoc Микита Микадо

После начала белорусских протестов Микита Микадо и его партнер Сергей Барысюк объявили сбор средств среди IT-предпринимателей, чтобы оказывать финансовую помощь сотрудникам силовых ведомств, которые решат уйти со службы. К 23 августа они получили более 400 заявок от уволившихся силовиков, но не все с этой инициативой оказалось так просто.

В тот же день, когда Микадо записал обращение к силовикам, он сам и другие белорусские айтишники выступили с открытым письмом к власти, в котором потребовали остановить полицейское насилие и провести новые прозрачные выборы президента. Его подписали более 2500 CEO, инвесторов и разработчиков. Подробно о том, как белорусские айтишники бунтуют против Александра Лукашенко, мы рассказали в большом материале из Минска.

О PandaDoc

Микита Микадо и Сергей Барысюк основали PandaDoc в 2011 году. Продукт компании — софт для автоматизации документооборота. Продано около 20 тысяч подписок.

За все время стартап привлек $50 млн. В августе 2020 года раунд на $30 млн возглавил фонд One Peak Partners. Кроме того, вложились Microsoft’s Venture, Savano Capital Partners и Rembrandt Venture Partners.

Штаб-квартира PandaDoc находится в Сан-Франциско, белорусская дочка компании является резидентом Парка высоких технологий (ПВТ), «белорусского “Сколково”».

Основатель Panda Doc Микита Микадо стал одним из первых известных белорусских предпринимателей, поддержавших протест. Как он решился?

Я не предполагал, что власть фальсифицирует выборы настолько грубо. Не предполагал, что простые белорусы в маленьких городах и деревнях выйдут на улицы и будут сражаться за свою свободу. Для меня это было большим сюрпризом. И я не предполагал такой непропорционально жесткой реакции режима на мирные протесты, которые происходили в Минске. Я не мог поверить своим глазам, когда смотрел все эти видео.

Я принял эмоциональное решение: записал ролик, в котором предложил силовикам остановить насилие и перейти на сторону добра. И если единственное, что их останавливает, это финансовые сложности, я вызвался помочь. Почему я это сделал? Потому что не верю, что все силовики плохие. Это глупость. В любом деле есть люди плохие, есть — хорошие. Есть люди честные, есть мерзавцы. И я не мог понять, почему те, кто давал присягу народу, смотря на эти зверства, могут сидеть спокойно. И я предположил наивно, что, возможно, дело в том, что эти люди не могут найти другую работу. Может быть, им нужно помочь с образованием.

Но, оказалось, дело даже не в том, что людям не на что существовать, пока они проходят какое-то обучение. Дело, по сообщениям силовиков, оказалось в том, что режим сделал, по сути, современное крепостное право для сотрудников органов. Если вы пошли учиться в военную или милицейскую академию в Белоруссии и учились там бесплатно, то вы обязаны отработать в структурах от пяти лет. Если вы увольняетесь по собственному желанию или действуете вразрез с исполнением преступных приказов, на вас вешается долг. И этот долг в белорусских масштабах неподъемный — $20–25–30 тысяч. Чтобы вы понимали: айтишное образование в Белоруссии в университетах стоит $6 тыс. То есть по сути человека держат в силовых структурах страхом всю жизнь расплачиваться с долгами.

Платить $30 тысяч режиму, чтобы он давал премии тем варварам, которые избивали людей, смысла большого нет. Мы подключили юристов. Оказалось, не все так однозначно: можно сражаться с этими хомутами, которые государство вешает на людей. Мы подключили то белорусское правительство, которое было выбрано народом, и его реакцией было то, что этого крепостного права не будет, оно незаконно, оно не соответствует европейским ценностям, правам человека, это варварство.

Вслед за Микадо протест поддержали руководители и сотрудники многих IT-компаний. Что ими движет?

Я не знаю ни одного IT-предпринимателя, не знаю ни одного активного человека, который не пытался бы что-то сейчас делать. Эти избиения и убийства так тяжело всех ранили, что люди просто не могут сидеть на месте. Все мои знакомые хотят что-то делать, чем-то помогать. Конкретно инициатива с силовиками: мы получили сотни заявок от силовиков, которые не приемлют того, что происходит, и сотни заявок людей, которые хотят чем-то помочь. Фонд, который был организован буквально за пару дней, собрал более $1 млн на сегодня всего за четыре дня с более чем 15 тысяч человек. То есть все белорусы сейчас сражаются с одним человеком.

В случае победы режима Беларусь превратится в Северную Корею, которая находится в Европе. То, что произойдет с людьми, это массовая эмиграция. Мы опросили своих сотрудников, и 80 с чем-то процентов выступают за переезд. IT-шники мобильны. Мы точно будем вывозить свой бизнес. Настроение в ПВТ в принципе такое же. Мы компания средняя. Огромные компании думают о том, что если он [режим] останется, то все — больше там делать нечего.

Михаил Чупринский

Совладелец белорусского стартапа Rozum Robotics

«Сейчас все чаты [айтишников] полны обсуждений, куда проще уехать. Самый популярный вопрос на собеседовании: что с релокацией»

Если перемены случатся, я ожидаю приезда многих людей из белорусской диаспоры, которые уехали по экономическим причинам, по причинам политического преследования, по политическим причинам. Я ходил на митинг в Сан-Франциско, и то, что я слышал ото всех, это «когда мы победим, мы вернемся».

Я сам готов вернуться.

Как возник белорусский IT-сектор и обязан ли он чем-то Александру Лукашенко

Беларусь — страна, в которой нет нефти, нет полезных ископаемых, кроме калийной соли. Мало что есть в Белоруссии. Вот есть труба, и есть калийная соль. Есть сельское хозяйство. Невероятно неэффективное. Есть стареющие советские заводы, которые принадлежат государству. Они неэффективны. Невозможно, когда John Deere делает тракторы, управляемые искусственным интеллектом, продолжать работать по советским шаблонам. Это просто не работает. На протяжении многих-многих лет мы были по сути дотационной страной: покупали у вас [России] нефть дешево, продавали нефтепродукты дорого.

Помню себя подростком. У меня было два выбора: либо зарабатывать в среднем $500 в месяц, либо учиться на программиста. Можно было, конечно, пробовать себя в другом бизнесе, но тут есть огромный риск сесть в тюрьму, потому что все сферы экономики в Беларуси, кроме IT, жестко регулируются, людей постоянно сажают. Слишком много стресса. В итоге лучший путь для талантливого человека — пойти в IT.

Александр Лукашенко

«Все хотят быть айтишниками. Но все вы не будете айтишниками. В этой сфере — я ее создавал с нуля в Беларуси и хорошо знаю — не все так хорошо и прелестно»

Много лет назад все начиналось с аутсорсинга. Появились такие компании, как EPAM и IBA: предприимчивые белорусы-эмигранты нанимали талантливых соотечественников и начинали аутсорсить. Что происходило дальше? Эти компании начинали расти, становились очень успешными. Но вбелую в Беларуси мало кто работал. Взносы в Фонд социальной защиты населения равны составляют порядка 37% от зарплаты. А основные расходы любого IT-бизнеса это именно зарплаты. Особенно в аутсорсинговых компаниях. Тут прямо 90%.

В какой-то момент власть посмотрела на это и приняла следующее решение. Если начать эту корову резать, она быстро убежит в Украину, Литву, Польшу или в Россию. Программисту это просто: взял лэптоп — и уехал. Ровно как и его начальству. При этом IT-компании обеспечивают приток валюты. Вся IT-индустрия — экспортная. Внутреннего рынка ведь нет практически. Был создан Парк высоких технологий (ПВТ), резиденты которого стали платить взносы не от реальных зарплат своих сотрудников, а от средней по стране. Эта основная инновация, которую сделало государство. В остальном же компании и так были успешны.