Дата
Автор
Ольга Солодовникова
Источник
Сохранённая копия
Original Material

Андрей Тесля: «В публичной сфере не накапливаются смыслы, споры примитивны, мы говорим так, как если бы были первыми людьми на этой земле»


В октябре готовится к изданию 4-х томник историка Андрея Тесли под общим названием «Русские беседы». Русская интеллектуальная история XIX – начала XX веков в нем, по замыслу автора, предстанет «как полное противоречий и в то же время скрытой гармонии пространство многоголосья, полилога». Что такое общественный полилог в России? Как он был возможен в прошлом и стоит ли его ждать в настоящем? Об этом Ольга Солодовникова поговорила с автором, научным руководителем Центра исследований русской мысли Института гуманитарных наук БФУ им. Иммануила Канта (Калининград) Андреем Теслей.

– Четырехтомник – это уже не случайное высказывание на тему, за такой серией стоит некая авторская позиция. Какая мысль объединяет все «Русские беседы»?

– В русской интеллектуальной истории XIX века мне особенно важно то, что вынесено в само заглавие: беседа, а не спор. Если истина и рождается в споре, то в лучшем случае – для внешнего наблюдателя. Стороны же могут прийти к согласию только постфактум, а в самой ситуации спора не слышат друг друга. Беседа, напротив, всегда про признание другого, про внимание к его мысли. В ней звучат разные голоса, каждый имеет право быть выслушанным, за каждым стоит своя правда и ум. Если позволить себе долю пафоса, скажу, что ключевое в такой дискуссии – это сложность, многогранность и многоплановость. Вполне справедливо, что история не дает уроков, мы не можем проецировать ее в будущее, но есть очень важный, как мне кажется, тезис Кьеркегора: жизнь проживается вперед, но понимается назад. И если мы пытаемся понять что-либо, включая особенности современной интеллектуальной дискуссии, мы мыслим исторично.

– В чем вы видите примеры той сложности, которая свойственна дореволюционным беседам?

– Давайте начнем с очевидного: уровня дискуссии. Если учесть, как мыслящий класс обсуждал положение России в начале ХХ века (а он это делал, например, издавая «Вехи», и в ответных сборниках, со стороны основного ядра кадетов во главе с Милюковым, и тут же – в эсеровском сборнике) – то ныне такое богатство и, главное, глубина полемики покажутся недостижимыми. Но можно говорить и о другой сложности, которую мы сегодня с трудом воспринимаем, полагая все содержание общественной дискуссии в спорах «стенка на стенку»: власти с оппозицией, центра с периферией и так далее. Здесь очень примечательна фигура славянофила. Славянофил держит в голове сложную рамку: он не противник власти, но он ее оппонент. Он претендует на право критики, не стремясь уничтожить саму данную власть, но сохраняя себя, свою этику, достоинство и честь. Когда говорят, что славянофилы хотели быть опорой власти, зачастую не понимают внутреннее содержание такой претензии, подозревая в нем раболепство и верноподданничество. А дело в другом: чтобы власть могла на тебя опереться, ты должен стоять сам, иметь опору в себе. То есть ты должен быть свободен. Славянофилы надеялись стать союзниками власти, а не слугами – в этом их недооцененный интеллектуальный вклад.

– То есть за идеями их «соборности» можно обнаружить не то, что обсуждается сегодня на Всемирном русском народном соборе, а некую проекцию гражданского общества, полисубъектности в России? Таким образом, их концепция современна?

– История славянофильства закончилась, поэтому она современна не более, чем все наше наследие. С другой стороны, она не оборвалась и она не про «капусту и щи в бороде». Как ни странно, именно современность предполагает выстраивание новых горизонтальных связей, прочных и соборных (в славянофильском смысле слова) объединений, связанных общим интересом, делом. Прекрасный пример здесь – сообщества волонтеров, существующие как сетевые структуры, поддерживаемые альтруистическим интересом. Внутри церкви (об этом важно упомянуть, потому что славянофильская мысль была не только общественно-политической, но и церковной) такие объединения тоже существуют: яркое подтверждение – Преображенское братство, представляющее собой сеть малых православных братств, их объединяет общинно-братское представление о церкви, укорененное и в идеях славянофилов. Подытоживая: общины современности строятся не только на тех принципах, о которых писали и подразумевали в XIX (связанность местом, хозяйством), а зачастую как сложные сетевые объединения, но они вполне могут быть осмыслены именно как общины.

– Почему в ту эпоху беседа была возможна? Что позволяло не уничтожать оппонента?

– Я не хотел бы преувеличивать договороспособность сторон в XIX веке, было много ситуаций «стенка на стенку». У Михайловского есть замечательная характеристика оппонента, обладающего «цепкостью непонимания». И однако уровень принятия чужой точки зрения был несравненно выше. Почему? Я бы отвечал с другого конца: что порождает непримиримость во взглядах? Тут большую роль, как мне кажется, играет положение «бумажных людишек». Поясню – в надежде никого не обидеть. Бумажным человек становится тогда, когда его идея – это все, что у него есть, все, что делает его ценным. Поэтому поставить под сомнение какой-то его тезис – это значит поставить под сомнение его самого. Но в XIX веке значительная часть беседующих интеллектуалов – это дворяне. Алексей Степанович Хомяков или Александр Иванович Герцен останутся сами собой, даже если мы отнимем у них добрую часть их идейного наследия. Сохранится их жизненный путь, их круг общения, их зоны ответственности, капиталы и поместья, в конце концов… Идейная ипостась была для них ценной, но не сверхценной. Беседа становится возможна тогда, когда ты готов многое в своих взглядах поставить под сомнение (хотя бы со стороны оппонента), отказаться от своего, при этом не отказываясь от себя. Поэтому когда ты сам равен, а то и меньше своей собственной идеи – ты не вступишь в беседу, не ощущая в этом экзистенциальной угрозы. Пространство беседы – это мироощущение людей, которые не сомневаются в своем праве быть.

Подпишитесь, чтобы прочитать целиком

Оформите подписку Redefine.Media, чтобы читать Republic

Подписаться [Можно оплатить российской или иностранной картой. Подписка продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.]

Куда идут деньги подписчиков

Большинство материалов Republic доступны по платной подписке. Мы считаем, что это хороший способ финансирования медиа. Ведь, как известно, если вы не заплатили за то, чтобы это читать, значит кто-то другой заплатил за то, чтобы вы это читали. В нашем же случае все по-честному: из ваших денег платятся зарплаты и гонорары журналистам, а они пишут о важных и интересных для вас темах.
Ключевая особенность нашей подписки: ваши деньги распределяются между журналами Republic в зависимости от того, как вы их читаете. Если вы читаете материалы одного журнала, то ваши деньги направятся только ему, а другим не достанутся. То есть вы финансируете только то, что вам интересно.
Republic использует подписку Redefine.Media. Для оформления мы перенаправим вас на сайт Redefine.Media, где нужно будет зарегистрироваться и оплатить подписку. Авторизация на сайте Redefine.Media позволит читать материалы Republic с того же устройства.
Подписка на год выгоднее, чем на месяц. А если захотите отписаться, это всегда можно сделать в личном кабинете.