Калужская область. Фото: Dmitry Kostin/flickr

В статье:

Половина территории нашей страны занята лесами. В России сосредоточена пятая часть лесных ресурсов планеты — около 800 млн га. Почему же получилось, что куда бы мы ни пошли в лесу — за исключением, пожалуй, заповедников, — мы натолкнемся либо на вырубки, либо на березняки и осинники, которые годятся для прогулок, но мало пригодны для хозяйственного использования? Почему почти все предприятия лесного сектора (за исключением производителей мебельных плит, потребляющих отходы и малоценную древесину) испытывают острейший дефицит сырья — сосны, ели, дуба? Почему органы государственного управления не могут найти экономически доступный и незаарендованный лесфонд для новых инвестиционных проектов? Почему стремительно — на 1,5 млн га ежегодно — сокращается площадь малонарушенных, самых экологически ценных лесов России, нашего национального достояния? Почему попытки экологических НПО восстанавливать широколиственные и смешанные леса упираются в отсутствие заинтересованности и возможностей органов управления лесами?

Какие леса в России

Давайте посмотрим, что скрывается за однообразным зеленым цветом, обозначающим леса на географической карте страны и занимающим почти половину ее площади. Откинем площади горных лесов — заготовка древесины в них запрещена, она чревата эрозией почв, обвалами. Уберем притундровые леса, леса на мерзлотных почвах и редкостойные лиственничники на бескрайних болотах Западной Сибири и в Якутии — до этих лесов лесозаготовителям не добраться, да и рубить там практически нечего. Уберем площади лесов особо охраняемых природных территорий, защитные полосы вдоль дорог и рек. В итоге у нас останется лишь около 15% лесов, где заготовка древесины возможна по экономическим и экологическим соображениям. И эти 15% лесов истощены рубками прошлых лет, пожарами и вспышками численности лесных вредителей. Доступных для хозяйственной деятельности лесов в России практически не осталось.

Сажаем ель, вырастает осина, а нужен дуб

Основной проблемой воспроизводства лесов является его практически полная неэффективность. Сложившаяся система лесного хозяйства позволяет органам управления лесами устойчиво осваивать государственный бюджет и за его счет пытаться сохранять сложившуюся систему однотипного управления и лесопромышленными, и рекреационными, и лесами с доминирующими экологическими функциями без каких-либо попыток оценить ее реальную эффективность.

Финансируются и контролируются действия и промежуточные показатели (площади посадки, тип посадочного материала), а не достижение результата — создание экономически или/и экологически ценных насаждений. Даже там, где лес сажают, молодые сосны, ели и дубы, как правило, гибнут в течение нескольких лет после посадки из-за использования устаревших и не соответствующих местным условиям технологий или из-за того, что зарастают «сорными» деревьями — березой и осиной, которые растут стихийно.

По официальным доступным данным — а их в открытом доступе практически нет, — с 1983 по 2003 г. погибло 53,5% созданных лесных культур, в 2003–2007 гг. — 57%. За редким исключением мероприятия по посадке леса без последующих эффективных уходов приводят либо к гибели посадок, либо к формированию загущенных хвойных монокультур, опасных в пожарном отношении и неустойчивых к насекомым, патогенам и засухам.

Рослесхоз и Минприроды не внедряют количественные показатели по восстановлению экологически и рекреационно значимых твердолиственных, кедрово-широколиственных и смешанных лесов и сопротивляются введению соответствующих показателей по выращиванию посадочного материала в государственных питомниках. Хотя одним из основных обоснований для федерального проекта «Сохранение лесов» является увеличение площади лесов в малолесных регионах.

Попытки экологических НПО, например движения «Эка», совместно с органами управления лесами восстанавливать широколиственные леса на европейской территории страны всегда упирались в нежелание лесничеств (за исключением Южного федерального округа) иметь дело с саженцами широколиственных пород или в отсутствие таких саженцев, а также отказы в лесовосстановлении одновременно 2–3 породами деревьев, что соответствует естественному составу широколиственных и хвойно-широколиственных лесов. В существующих и планируемых питомниках России выращиваются в основном сосна и ель, реже лиственница и сибирский кедр. Кедр корейский, дубы, липы и другие экологически наиболее ценные породы за единичными исключениями не выращиваются.

За словесной шелухой об экологическом и социальном значении лесов скрывается факт, что механизм лесовосстановления в действительности направлен исключительно на заготовку древесины.

А при реализации федерального проекта «Сохранение лесов» национального проекта «Экология» государство фактически финансирует качественную деградацию наиболее ценных лесов. Так, на Дальнем Востоке ежегодно объем экспорта особо ценных пород (монгольского дуба и маньчжурского ясеня) превышает его заготовку минимум на 15–20%, однако какие-либо количественные показатели по восстановлению ценных пород отсутствуют. В результате на месте ельников, сосняков, дубрав, хвойно-широколиственных лесов и кедровников формируются малоценные леса, что толкает лесозаготовительные компании к рубкам в экологически ценных участках. Органы управления лесами, в свою очередь, используют это как оправдание для отказа от выполнения функций защиты экологических и социальных общественных интересов вне арендованных в лесопромышленных целях лесов.

Управленцев много, леса и инспекторов мало

Если сложить вместе все отчеты о лесовосстановлении за советский и постсоветский период, то получится, что ценными породами — кедрами, дубом, елью, сосной и др. — у нас восстановлено почти 100 млн га лесных площадей. Ну так и где же эти боры, ельники и дубравы? Увы, они шумят только на страницах бумажной отчетности.

А на месте посаженных елей и сосен растут осинники и березняки, отечественной промышленностью почти не востребованные.

Очевидно, что если семена или саженцы посадить кое-как, а потом не прополоть и не проредить, то урожая ждать не стоит. Но, по всей видимости, эта истина недоступна пониманию чиновников, отвечающих за финансирование лесного хозяйства. Ежегодно высаживается от 100 000 до 200 000 га елей и сосен, проводятся меры «содействия естественному возобновлению» еще на миллионах гектаров, но рубки ухода за этими посадками в необходимом объеме не финансируются. И лесной промышленности остается только пожинать урожай лесных «сорняков» — гнилую осину и порослевую березу.

В России валовой доход с единицы площади эксплуатационных лесов в 30–35 раз меньше, чем в Финляндии. Расстояние вывозки балансов сейчас находится вблизи значений, которые немногим ниже точки окупаемости. Леса Швеции составляют 3,5% площади лесов России, а заготавливают там до 40,5% российского объема. В Белоруссии планируемая площадь качественных уходов за лесными культурами — от 110 до 183% от их площади (многие участки необходимо пропалывать и разреживать неоднократно).

В России с учетом средней площади лесовосстановления за последние 10 лет в 0,85 млн га уход должен охватывать 1,7 млн га в год, в реальности он проводится в среднем на 0,27 млн га, причем наименее затратными и совершенно неэффективными способами.

Что делать, чтобы лес вырос

Во-первых, необходимо признать, что посадки в лесопромышленных целях без последующих результативных уходов не имеют смысла и являются в прямом смысле «закапыванием денег в землю», то есть банальным освоением бюджета. Нужно прекратить искусственное лесовосстановление с использованием хвойных монокультур вне арендованных в лесопромышленных целях территорий.

Во-вторых, необходимо создать и научиться использовать эффективные рычаги контроля за качеством возобновления лесов. Давно пора наносить все места посадок и уходов за лесом на карты и выкладывать на едином сайте в интернет — чтобы облегчить и государственный, и общественный контроль.

Должны быть установлены и проверяться каждые несколько лет — до достижения посадками возраста 20 лет — целевые показатели по породному составу и густоте деревьев. Количественные показатели должны быть различными в зависимости от целевого назначения лесов — для промышленной заготовки древесины и для защитных лесов — и отражать не процессы (посадка леса, проведение рубок ухода), а результаты: площади экономически или экологически ценных лесов, сформированных путем эффективного лесовосстановления ценными породами и рубками ухода в молодняках. Способ достижения целевых показателей в арендованных в лесопромышленных целях лесах должен выбирать лесопользователь. Необходимо отказаться от регулирования процессов (способ обработки почвы, вид посадочного материала и проч.) в пользу строгого контроля результатов воспроизводства лесов. Вместо многостраничных обязательных правил по лесовосстановлению и уходу за лесами должны быть разработаны рекомендации для разных лесных районов и лесорастительных условий. При установлении количественных показателей, особенно по породному составу, важно учитывать фактор климатических изменений.

Необходимо провести полную ревизию посадок, созданных до 20 лет назад, выявить участки, на которых целесообразны рубки ухода для обеспечения формирования насаждений с установленными целевыми показателями, и провести там качественный уход — даже в ущерб «священным», но бесполезным ежегодным посадкам лесов. Особенно это важно для лесных культур, созданных и создаваемых в настоящее время в рамках проекта «Сохранение лесов» национального проекта «Экология», поскольку средства на уходы и прочистки в нем так и не были заложены, несмотря на неоднократные требования и предложения, в том числе авторов настоящей статьи. Тем временем у неравнодушных региональных министров нарастает беспокойство: как и на какие средства они будут заниматься уходами в создаваемых массовых лесных культурах через 5–8 лет?

В-третьих, должны быть созданы экономические и административные стимулы вкладываться в улучшение лесов, в качественные посадки и уходы. Возможными мерами являются:

взимание арендной платы с площади арендованных лесов, а не с объема пользования;
установление зависимости расчетной лесосеки (обоснованного объема неистощительного лесопользования) от результатов воспроизводства лесов: чем лучше воспроизводятся хвойные или твердолиственные насаждения, тем больше расчетная лесосека;
снижение расчетной лесосеки для участков, при освоении которых строятся временные дороги, не рассчитанные на эксплуатацию в течение срока воспроизводства лесов;
установление зависимости платы за пользование лесным участком от качества лесного хозяйства (чем выше качество по определенным критериям, тем ниже плата);
частичное субсидирование затрат лесопользователей на ранних этапах воспроизводства лесов, создание и поддержание постоянной лесной инфраструктуры в староосвоенных лесах — так, как это делается, например, в Финляндии;
разработка и реализация комплекса мер по развитию муниципальной энергетики, которые способствовали бы созданию спроса на мелкотоварную древесину, получаемую при рубках ухода и проч.;
продление сроков заключения договоров аренды для лесопромышленников, качественно воспроизводящих и устойчиво использующих леса — до 99 лет и более.

Все обозначенные выше меры должны быть разработаны и апробированы с вовлечением и учетом интересов заинтересованных сторон лесного сектора, включая лесопромышленные компании и предприятия, научные и образовательные учреждения, экологические НПО.

Лес вместо пашни

Постановлением правительства от 21 сентября 2020 г. наконец-то разрешено ведение лесного хозяйства на заброшенных, зарастающих кустарником и мелколесьем землях сельскохозяйственного назначения. Таких земель в стране, по разным оценкам, — от 30 млн до 80 млн га, а это почти 4 площади эксплуатационных лесов Финляндии с потенциалом производства (при правильно организованном лесном хозяйстве) до 200 млн куб. м древесины ежегодно. До сих пор этот огромный лесопромышленный потенциал, причем в сельских районах, где остро требуются рабочие места, был не используем, ведение лесного хозяйства запрещалось.

Сейчас, с одной стороны, новое постановление правительства такую возможность открывает, с другой — остается запретительная статья 78 Земельного кодекса РФ: «Земельные участки из земель сельскохозяйственного назначения, расположенные на расстоянии не более 30 км от границ сельских населенных пунктов, не могут использоваться для целей, не связанных с ведением сельского хозяйства». Неужели один вице-премьер, отвечающий за лесное хозяйство и земельные отношения, не может скоординировать собственные действия? Почему не включить выращивание лесов в виды сельского хозяйства? Ведь, например, лен — тоже не пищевая культура.

Мы уверены, что ведение лесного хозяйства на землях сельскохозяйственного назначения для плантационного выращивания древесины должно регламентироваться только правилами, действующими на таких землях для других технических культур в отношении пожарной безопасности, предотвращения появления и распространения заносных видов, использования химикатов и проч., а также нормами оборота древесины. В остальном породный состав и другие характеристики насаждений должны оставаться на усмотрение владельцев лесных плантаций и соответствовать прежде всего их экономическим интересам.

Это будет содействовать максимально интенсивному использованию сельскохозяйственных земель и позволит снизить хозяйственную нагрузку на другие леса, в первую очередь — наиболее ценные для сохранения биоразнообразия и рекреационного использования.

Разный лес – разные механизмы воспроизводства

Подходы к лесовосстановлению должны быть разными в зависимости от категорий леса. На территориях дикой природы воспроизводство лесов должно осуществляться за счет естественного лесовосстановления. В защитных лесах — преимущественно также за счет естественного лесовозобновления. При этом необходимо обеспечить скорейшее воспроизводство ценных пород (сосны кедровые, дуб, другие широколиственные породы), которые естественным образом воспроизводятся с трудом. В лесах хозяйственного назначения воспроизводство лесов должно осуществляться с помощью как искусственного, так и естественного возобновления в зависимости от целевого назначения участков.

Важно учитывать, что значительные площади лесов неоправданно отнесены к эксплуатационным (например, значительные площади лесотундры). В таких по факту неэксплуатационных лесах проводить какое бы то ни было искусственное лесовосстановление бессмысленно.

Игра вдолгую

Лес растет очень долго. От посадки желудя или маленькой елочки до того, как они превратятся в большие деревья, проходит 60–100 лет. В условиях отсутствия частной собственности на леса и гарантий сохранения инвестиций качественные посадки и последующий уход за ними не являются приоритетом как для многих лесозаготовительных компаний, так и для государственных лесхозов, не имеющих ни экономических стимулов, ни жестко проверяемых значимых и измеряемых результатов.

Тем не менее нельзя говорить о том, что в России нет предприятий, которые сажают лес правильно и потом ухаживают за ним. Такие примеры есть, и все они сертифицированы по схеме Лесного попечительского совета (FSC) — международно признанной добровольной сертификации. Однако пока общая площадь таких делянок не превышает сотни тысяч гектаров, что крайне мало в сравнении с общей площадью рубок и гибели лесов от пожаров и других неблагоприятных факторов. В большей степени сейчас эти предприятия работают вопреки общему тренду, на энтузиазме собственников и управленцев, а не благодаря государственным стимулам (которых нет) или контролю (который формален и недостаточен).

Между тем в нормальной системе именно бизнес должен заниматься восстановлением лесов как промышленного ресурса, ибо он лучше знает, что ему нужнее и когда — березовый фанкряж, хвойный брус и целлюлоза или пеллеты из дешевых мелколиственных пород.

А лесхозы и органы управления лесами должны быть сконцентрированы на предотвращении лесных пожаров и восстановлении лесов с высокой противопожарной устойчивостью и наибольшей ценностью для сохранения биоразнообразия, экологических и рекреационных функций.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции VTimes.

Есть лес, но не хватает древесины