Некрологическое

А надо — как Россия про вождей. О мертвых — все. А о живых — ни слова

Вся лента некрологами полна.
Скорбят публично.
В голосе натуга.
Прощаются ошибка и вина,
Как будто смерть — важнейшая заслуга.

Попытка объективности?
Не сметь.
Учтиво подбирайте выраженья.
Не ройтесь в прошлом.
Уважайте смерть.
В России жизнь не стоит уваженья.

Ругать покойных может только скот,
Кощун (на убежденья не посмотрим) —
Или Аркадий Бабченко.
(Но тот —
Имеет право, так как побыл мертвым).

Когда лежал я в коме, как дурак
(меня спасла московская больница), —
Меня уже хвалил такой и так,
Что мне, боюсь, поныне не отмыться.

Но, слава Богу, я пришел в себя —
И тут же оказался виноватей,
И на меня обрушилась, трубя,
Гора разочарованных проклятий.

Здесь что-то глубоко искажено.
Покойник — не боец, не враг, не воин.
Покойнику, ей-богу, все равно.
Ваш плач ему не нужен.
Он — покоен.

Мне жаль живых.
От нищих — до элит.
Живой способен плакать, задыхаться,
Ему приятно, если похвалить,
И больно от насмешки или хамства.

Что мертвые?
О мертвых не радей.
Отмучились — и не заплачут снова.
А надо — как Россия про вождей.
О мертвых — все.
А о живых — ни слова.

Действительно!
Давайте их беречь.
Хранить, как королеву — англичане.
Их оскорбит презрительная речь
И радует тактичное молчанье.

Притом клеймить живых — напрасный труд.
Никто не изменяется, похоже.
А главное, что все они умрут.
Буквально все.
И ты, читатель, тоже.

И вот тогда мы скажем все, как есть —
Как, помнится, о Сталине Никита.
(Тем более что он не мог прочесть,
И каждый мог усердствовать открыто.)