«Это что, какого-то авторитета выпустили?»

Как друзья встречали Константина Котова, вышедшего на свободу

Константин Котов на свободе. В сентябре прошлого года гражданского активиста и программиста Котова приговорили к четырем годам колонии общего режима — за «неоднократное нарушение» закона о митингах. Котов не один год выходил в поддержку политзаключенных. Перед тем, как сам им стал. После общественного резонанса по его делу Кассационный суд отправил приговор на пересмотр в Мосгорсуд. И срок сократили до полутора лет. В Покрове (Владимирская область) у ворот исправительной колонии Котова встречали больше 50 человек: они спешили сюда к семи утра на машинах и электричках.

6.30 утра, на улице морозно. Темно, так что широко улыбающегося Костю видно только из-за включенных фар припаркованной рядом машины. Рядом с ним под руку стоит Аня Павликова, его жена, фигурантка дела «Нового величия». Здесь и ее семья — мама и старшая сестра. Аня берет уже раскрасневшуюся от холода руку Кости и надевает на палец обручальное кольцо. Котов и Павликова поженились около года назад в СИЗО «Матросская Тишина» и виделись всего пару раз через стекло на свиданиях в колонии.

— Ощущаешь себя женой декабриста? — спрашивает кто-то рядом.

— Прекрасно ощущает! — уверяет Костя.

— Я все время носила свое кольцо, а ему нельзя было ни в СИЗО, ни в колонии, после свадьбы он снял кольцо, и я хранила его в коробочке. Мне сейчас очень приятно его обнять, — говорит Аня и оглядывается на Костю, — Очень хочется попить с ним чай. Как раньше.

Подъезжает еще одна машина. Котов заглядывает в окно и уже улыбается, только разглядев, кто это. Мария Эйсмонт, адвокат Кости, выходит и крепко и долго обнимает его.

— Мы думали, что так будет, — говорит Эйсмонт, комментируя тот факт, что Котова выпустили в 6.30 утра, а не с 8 до 11, как должны были.

— Так я сегодня встал в пять часов, — вспоминает Костя, — Как-то не спалось, побрился, и тут приходит сотрудник колонии, говорит: «Котов, собирайся быстро, поступило указание тебя выпускать из колонии». И где-то в шесть утра меня уже отвели на личный досмотр, передали все вещи и отправили за пределы территории. Не хотели, наверное, чтобы у колонии много людей собиралось.

— Хорошо, что не в два ночи! — смеется Алла Фролова, координатор юридической помощи ОВД-Инфо, — Так, ты голодный?

— Не особенно, — кривится в ответ Костя.

— Значит, голодный! — решительно восклицает Алла, — Сейчас мы сообразим.

Уже минут через десять Алла Фролова распаковывает пакет с продуктами: передает виноград, открывает колбасу, сыр и вручает Косте бутерброд. В переулок, который ведет к воротам колонии, заворачивает все больше машин, «подмигивающих» фарами. Встретить Котова приехали фигуранты «московского дела» Влад Барабанов, Алексей Миняйло, Данил Беглец, его друзья, знакомые, политик Юлия Галямина, которая сама сейчас проходит по той же статье — по которой осудили Котова — 212.1 УК.

Пока ждем всех, кто спешит к Косте с очередной электрички, уже начинает светать. Внушительной компанией все добираются до ближайшего «Макдональдса». Пустой зал мгновенно наполняется смехом и объятиями. В ресторане даже включают музыку погромче, а сотрудница «Макдональдса» интересуется: «Это что, какого-то авторитета выпустили?».

Жалоба в ЕСПЧ по делу Котова давно подана. По словам Эйсмонт, «недавно была коммуницирована очередная административка».

Мария Эйсмонт рассказывает про ИК-2 в Покрове, откуда вышел Котов:

«Здесь очень жесткий режим для тех, кто отбывает срок. Из того, что случилось с Костей — самой показательной была история с перчатками. У Кости, когда он сюда приехал этапом, были перчатки. И эти перчатки вместе с другими личными вещами попали на склад. Когда он зимой просил их ему выдать, ему их не выдали. То терялись заявления, то они были составлены не по форме, что тоже было для них [сотрудников колонии] важно. Он попросил меня, и я передала перчатки его папе. Папа послал их сюда, они дошли — мы следили за почтовым отправлением. Но их ему тоже не выдали. Это зима: их выводят на улицу, они учатся правильно здороваться, чтобы громко и вместе. А человек без перчаток.

Другой осужденный, который был в отряде, увидел, что Котов мерзнет и подарил Косте одну из своих пар перчаток. Когда я рассказываю эту историю, я спрашиваю: что мы, общество, хотим от исправительных учреждений? Мы хотим, чтобы люди отсюда выходили социализированными, людьми, которые заботятся о других, которые против агрессии, которые стараются помочь ближнему. С этой точки зрения тот осужденный совершил прекрасный поступок. Была бы я начальником колонии, я бы сказала: «Молодец, ты увидел, что кто-то мерзнет, ты поделился перчатками, ты готов к выходу в общество». Что делает колония? Она обоим делает взыскание, привлекает их к дисциплинарной ответственности. Для второго осужденного это означает невозможность подать на УДО с только что наложенным взысканием, а Косте постоянно напоминают, что человек из-за него не получил УДО — это как?

Очень показательная история по поводу того, как сотрудники колонии представляют себе исправление».

Спустя 15 месяцев заключения Константин Котов снова рядом с близкими и родными людьми.

— Чего бы мне хотелось сейчас больше всего? — Костя задумывается и снова широко улыбнувшись, отвечает. — Надо, наконец, осознать, каково это — на свободе. Всех увидеть, обнять, сказать «спасибо». Посмотреть на Москву. На окружающий мир.