Митинг в поддержку Алексея Навального в Москве Фото: Игорь Генералов для VTimes

Заседание по существу иска столичной прокуратуры о признании Фонда борьбы с коррупцией Признан в России «иностранным агентом». Мы указываем это по требованию властей. Организации и частные лица, признанные «иноагентами», оспаривают это решение в судебном порядке. Мы не согласны с этим решением и выражаем им поддержку. и Фонда защиты прав граждан Признан в России «иностранным агентом». Мы указываем это по требованию властей. Организации и частные лица, признанные «иноагентами», оспаривают это решение в судебном порядке. Мы не согласны с этим решением и выражаем им поддержку. , а также штабов Навального экстремистскими организациями состоится 17 мая в Мосгорсуде. Защита просит рассекретить приложенные к делу материалы и добивается того, чтобы слушания были открытыми. На этом настаивают и правозащитники. Дело привлекает внимание хотя бы потому, что ФБК может стать первым НКО-иноагентом, попавшим в список экстремистских организаций.

Алексей Навальный передал ходатайство о вступлении в дело заинтересованным лицом и просит предоставить ему возможность участвовать в процессе, сообщил VTimes адвокат Владимир Воронин, представляющий интересы ФБК. Он подтвердил, что еще одно уголовное дело было открыто против Навального и его соратников, Ивана Жданова и Леонида Волкова, 4 февраля 2021 года. По ч. 2 ст. 239 УК — «Создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан». Что в деле, до сих пор не ясно. «Жданова об этом точно никто не уведомлял. Я как его защитник, подал в СК просьбу об ознакомлении с материалами, жду ответа», — пояснил адвокат.

Если ФБК, ФЗПГ и штабы Навального признают экстремистскими организациями, их ликвидируют. В этом случае преследовать их руководство де-юре будет не за что: деятельность, которая велась до признания судом факта «экстремизма», не считается противозаконной. Однако Владимир Воронин полагает, что вероятность возбуждения новых дел велика:

— Правовая составляющая говорит о том, что закон обратной силы не имеет и ретроспективно не распространяется. Но зная наших правоохранителей, я не удивлюсь. И не могу исключить возможности уголовных дел после закрытия. Заметят где-то надпись ФБК не вымаранную на фотографии у Жданова — скажут, он продолжает экстремистскую деятельность. Сейчас я точно не посоветовал бы Жданову возвращаться в Россию, если он не хочет оказаться в СИЗО после того, как пересечет границу.

О том, на каких основаниях против руководства ФБК могут быть возбуждены уголовные дела даже после ликвидации организации, VTimes поговорили с экспертом по праву.

Кирилл Титаев, директор по исследованиям Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге:

— В России отсутствует уголовная ответственность для юридических лиц. Признание организации иноагентом или экстремистской, в одном случае, ведет к необходимости маркировки, в другом — к запрету деятельности. А уголовная ответственность существует лишь для физических лиц.

Да, руководство организацией до того, как она признана экстремистской, не криминализовано. «Человек создал организацию, суд признал ее экстремистской, он ее ликвидировал — он молодец». Но это в случае, если в его деятельности не найдется других признаков преступления — если организатор или сотрудник не распространял, например, материалы, которые уже числились экстремистскими, когда организация еще существовала. Или — если он продолжает распространять экстремистские материалы после ее ликвидации. В этом случае возникает возможность привлечения конкретного человека к уголовной ответственности.

Разберем пример. Мы находим призывы к свержению строя, предположим, в видеоролике, который подписан организацией, которая впоследствии была признана экстремистской. Мы должны вычислить конкретных людей, которые отвечают за это действие, то есть нельзя всех сотрудников этой бывшей организации разом привлечь к ответственности. Условно, снял его Леонид Волков, а разместила Любовь Соболь. Так у нас появляется организованная группа, которая осуществляла призывы к изменению строя. Все остальные члены штабов Навального или ФБК в этой ситуации ни при чем, хотя видео демонстрировалось от имени организации.

Право на инициирование поиска состава преступления в действиях сотрудников организации после ее ликвидации есть либо у органов, которые имеют право расследовать такие дела, — это Следственный комитет и ФСБ, либо у органов, у которых есть процессуальные права на ведение оперативно-розыскных мероприятий, — это ФСБ и МВД. Прокуратура может усмотреть признаки преступления, но сама не может дать ход новому делу. Условно, прокуратура посмотрела видеоролик, сочла его экстремистским и направляет в СК или ФСБ документы для рассмотрения вопроса о возбуждении уголовного дела по факту.

— Будет ли сторонникам организации, признанной экстремистской, грозить ответственность за то, что они переводили деньги в знак поддержки или делали репосты материалов?

Переводить деньги — это фиксированное во времени действие. Пока организация не была признана экстремистской, с этим нет проблем. А перепост — это длящееся действие, вы перепостили ролик, он у вас висит в соцсетях. Тут открывается возможность для творчества рук, вплоть до того, что после вступления решения суда в законную силу появится предписание минута в минуту удалить все материалы. Ковровое правоприменение. Вряд ли это случится масштабно, но выборочно — вполне вероятно.

— Получается, ожидать публикаций новых расследований не стоит?

— Если появляется расследование, а под ним — кошелек физлица, то для того, чтобы его заблокировать, нужны примерно сутки. Если схема отработана, то есть вариант опубликовать материал, собрать под это денежку и исчезнуть. Но каждый раз это физлицо с большой вероятностью будет попадать в список экстремистов, что в первую очередь означает запрет на доступ к безналу. Это должно быть очень смелое физлицо.

Иноагент народу друг

До этого момента наказания НКО-иноагентам в основном ограничивалось штрафами за отсутствие соответствующей маркировки. Не станет ли дело ФБК попыткой продемонстрировать народу, что иноагенты способны на куда большие вредительства? Выражение «враг народа» получило ход во времена Парижской комунны, и с тех пор использовалось для отчуждения нежелательных членов общества многими политическими режимами. В России в первую очередь — сталинским. Почему между словами «иноагент» и «враг народа» дистанция столь мала?

Юрий Кагарлицкий, старший научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН:

— Выражение «иностранный агент» появилось как калька с американского foreign agent. Оно вроде бы должно означать, что физическое или юридическое лицо действует в интересах другого государства, и вроде бы предполагает, что, заявив об этом, лицо получает легальный статус (а не заявив и продолжая действовать в интересах иностранного государства, подвергается санкциям), однако «иностранный агент» невольно воспринимается как обвинение в шпионаже. А учитывая сталинскую практику репрессий на основе обвинения в шпионаже огромного количества невинных людей (человек мог быть обвинен в том, что он «агент иностранной разведки» или даже «агент нескольких иностранных разведок»), слова «X — иностранный агент» прочитываются иначе — как клеймо, налагаемое властью и прорицающее для носителя не очень ясную, но явно незавидную судьбу.

Попадая на российскую почву, понятия, заимствуемые из европейского или американского обихода, переосмысливаются в духе, определяемом нашей историей. Если в новых формулировках слышатся знакомые, уже стигматизированные слова, вроде «агент», переосмысление идет проще, но и новые термины легко проделывают этот путь. И мы с изумлением наблюдаем, как, например, такие выражения, как «психологическая травма», «вторжение в частную жизнь», используемые в других странах при защите индивида от посягательств общества или государства, вдруг начинают у нас работать совершенно иначе и применяться, например, при обосновании репрессий против манифестантов или недопустимости критических публикаций.

Силовики утверждают, что фактическими целями деятельности ФБК является «создание условий для изменения основ конституционного строя», в том числе с использованием сценария «цветной революции». В свою очередь правозащитники заявляют, что суд над ФБК — шаг к гражданскому противостоянию, и задаются вопросом: «Понимают ли президент и его окружение, что это прямой путь к эскалации гражданского противостояния и вместо диалога они, по сути, приглашают людей к гражданской войне?»

Вероятность такого сценария не исключает один из подписантов заявления, член Совета по правам человека при Президенте РФ Николай Сванидзе:

— Затыкая рот, власть развязывает людям руки. Если все законопатить и не позволять выпускать пар, чайничек может взорваться. Процесс над ФБК — политический, и обвинения — политические, но у нас нет политических статей в УК. Мне интересно, что этим ребятам реально предъявляют. На каких основаниях их хотят объявить экстремистами? Что экстремистского было в их призывах? На закрытом процессе можно доказать все, что угодно, на открытом — это сложнее. «Смена конституционного строя» — еще не УК. «Насильственная смена» — это экстремизм, а если я хочу сменить строй через выборы — это мое право.

Однако эксперты предостерегают от проведения прямых аналогий с 1937 годом. По итогам опроса «Левада-центра» (признан в РФ иноагентом) относительно возможного запрета Twitter, мнения разделились: люди, которые пользуются в качестве источника информации, например, Telegram, считают, что это борьба за свободу слова. Выходя на улицы, они призывают к ответственности российские власти. Люди, у которых основной источник новостей — телевидение, наоборот, называют причиной социальной неустроенности происки Запада. К слову «иноагент» образованная часть населения относится с иронией. Тоже одна из форм протеста.

Александра Архипова, старший научный сотрудник Института общественных наук РАНХиГС:

— Анекдот: «Звонок по телефону. «Простите, вы иностранный агент?» «Нет». «Ой, ничего страшного, я перезвоню через 15 минут». К термину «иностранный агент» в интеллектуальной среде складывается довольно ироничное отношение. Многие пишут на аватарках в соцсетях «Я иноагент» в знак протеста против того или иного решения, например, против признания иноагентом «Медузы». Делают такие же надписи на майках, значки. Это реакция самозащиты — ироничное освоение термина так, что у него меняется содержание. Человек понимает, что иноагентами власть называет инакомыслящих, и поддерживает их символическим включением себя в это сообщество.

Сейчас модно проводить аналогию с 1937 годом. Но никто бы не стал в 1937 году разгуливать с надписью «враг народа». Тогда отношение к категории «враг народа» было совершенно другим. Сегодня одна из форм борьбы — осмеяние этой категории, придание ей обратного значения, нежели то, что приписывает власть. Когда страшное становится смешным, происходит его карнавализация.

С театральной постановкой сравнивают происходящее вокруг Навального и политологи.

Илья Гращенков, президент Центра развития региональной политики: «Дело ФБК — это ответка на внешнее давление»

— Если бы хотели закрыть дело тихо, могли бы сделать это уже сегодня. Не исключено, что после 17-го мая слушания опять продлят до тех пор, пока не состоятся переговоры Путина с Байденом. Все же за Навального отдали подписи Камбербетч и другие знаменитости, у него колоссальная поддержка международной общественности. Сам Навальный, заявляя о желании участвовать в судебном процессе, рассчитывает получить трибуну, с которой в преддверии грядущей встречи Путина с Байденом сможет заявить о ситуации в России — о цензуре, преследовании ФБК и т.д. Это будут дополнительные козыри для Запада.

Не думаю, что дело ФБК — это «бей своих, чтобы чужие боялись» или наоборот, «бей чужих, чтобы свои боялись». Оно в другой логике. Тут, что называется, аппарат до последнего терпел, у власти в руках давно был инструментарий, позволяющий признать призывы Навального экстремистскими. Дело ФБК — это ответка на внешнее давление. Мы живем пока еще в состоянии холодной войны с США, а в любую войну первой уничтожается внутренняя оппозиция после того, как появляется пятая колонна.

Даже удивительно, что при таком внешнем давлении еще есть место для маневра — и у Путина, и у оппозиции. Если бы в России был реально суперполицейский режим, то за два дня можно было бы зачистить всех оппозиционеров. Сказать — с сегодняшнего дня все, кто критикует власть, приравнивается к предателю и будет осужден. Все бы замолчали. А тут — самых откровенных врагов, которые выводят людей на улицы, мило пакуют и говорят: «Надо вас перевоспитывать». Что-то власть сдерживает, почему-то она не хочет переходить на этот репрессивно-полицейский режим. Часть народа в ужасе говорит, что наступили былые сталинские времена. Но пока, скорее, это некая театрализация, пока это не масштабные репрессии, а, скорее, точечная показательная порка. Пока – значит, пока не будут разыграны все карты. Спросит Байден Путина, почему у вас оппозиция уничтожена, а тот ответит — вот она, суды еще идут!

Деятельность Навального сама по себе способствовала монополизации оппозиционной повестки и уходу в тень иных значимых фигур. Политолог уверен: к лету поляна оппозиции вновь оживет. Во время предвыборной гонки в Госдуму кандидаты будут говорить о том же, по сути, о чем и ФБК, — что социальные проблемы не решаются, благосостояние падает, а богатые богатеют. Но, очевидно, не «показывая пальцами» на конкретных людей.

Карнавал Навального