«Нас называют убийцей Ethereum». Как программист из Ижевска построил одну из главных в мире блокчейн-платформ

Блокчейн-платформа Александра Скиданова NEAR Protocol была запущена всего год назад, но уже привлекла $33,7 млн от инвесторов масштаба Andreessen Horowitz и завоевала статус одного из доминирующих игроков на рынке, «убийцы Ethereum». Однако путь ижевского программиста к признанию получился тернистым: метания в поисках бизнес-идеи, попытки построить сингулярность, шашлыки с инвесторами, тысячи страниц кода и миллионы потраченных инвестиций — история Скиданова больше всего напоминает сериал HBO «Кремниевая долина». В интервью «Русским норм!» Александр рассказал об удивительных перипетиях своей карьеры, объяснил, что такое интернет 3.0, для чего нужен блокчейн, как попасть в Y Combinator с сомнительным проектом и почему с конкурентами полезнее оставаться друзьями. Ниже — самые яркие цитаты нашего героя.

О блокчейне, интернете 3.0 и Telegram

Блокчейн сегодня — очень большая экосистема. Расскажу на примере биткоина. Это был первый блокчейн, и он все еще самый дорогой, самый основной, самый используемый. У нас задача: хотим переводить деньги между людьми, но делать это электронно и в масштабах планеты. Представим себе, что мы сели и хотим такую систему реализовать. Есть две фундаментальные вещи, которые надо решить. Первая — где хранится информация, у кого сколько денег. Второе — для того чтобы я мог отправить денежку, а никто другой не мог отправить мою денежку, должна быть система, которая авторизует меня. Но в системе, например, банке или финтех-сервисе, есть одна проблема. Она заключается в том, что существует некоторая структура, которой я должен доверять. И эта структура, во-первых, сама может по каким-то причинам захотеть мне навредничать. Во-вторых, она может находиться в юрисдикции, в которой ей нужно кому-то иногда отрезать возможность ей пользоваться.

Соответственно, хочется сказать: давайте напишем систему так, чтобы никто не мог контролировать то, что происходит. Это сделать очень сложно. Потому что база данных о транзакциях находится на каком-то компьютере. Где-то есть жесткий диск, на котором информация сохранена. И человек, который этот жесткий диск поставил, который убеждается, что компьютер все еще работает. То есть все равно будут люди, которые имеют доступ к данным и могут с ними что-то сделать, условно, удалить твой аккаунт. Задача блокчейна — эту проблему решить. Биткоин говорит: вы знаете, а мы сделаем достаточно простую систему, в которой есть тысячи компьютеров по всему миру во всех возможных юрисдикциях, и все эти тысячи компьютеров одновременно выполняют одни и те же вычисления и приходят к согласию о том, что это вычисления. И система работает так, что никто конкретно не может единогласно решить, что-то произошло или что-то не произошло. Все, что происходит, может происходить только согласно заранее определенным правилам. И правила говорят, что а) аккаунт, если он есть, не может быть никем удален, кроме его создателя, б) никто не может напечатать биткоин, кроме тех биткоинов, которые печатаются по расписанию, и никогда в мире не будет больше, чем 21 млн биткоинов.

Самое важное, основное ноу-хау, которое биткоин принес, — сама система, в которой нет одного сервера, к которому можно прийти в маске и вынести его. Вместо этого во всем мире этих серверов тысячи. И даже если ты контролируешь 51% из них, ты не можешь нарушить правила. В лучшем случае ты можешь переписать историю. Но история, которую ты перепишешь, все еще должна следовать правилам. То есть ты не можешь украсть деньги у человека.

На идею интернета 3.0 я нанял большинство сотрудников NEAR. Хотя вообще этот термин придумали Polkadot. И основная структура, которая строит Polkadot, их фонд, называется Web3 Foundation. Мы это называем открытый интернет. Идея сводится к тому, что для того, чтобы все данные не принадлежали одному центру, будь то банк, облачный сервис или еще что-то. Сегодня что-то такое можно делать. Есть Matrix. Это такой чат, называется federated, который распределен на большое количество серверов. Он позволяет тебе либо никому не доверять, если ты достаточно технически подкован, либо доверять кому-то, кого ты выбираешь. Или так почта работает. Мне не нравится Gmail, я могу пойти на ProtonMail. Могу выбрать, кому доверять.

Но какие-то вещи сегодня нельзя так сделать. А хочется, чтобы была инфраструктура, где разработчик написал один раз код, поместил его, и тот существует теперь в meta version. Существует нигде. Не существует одного сервера, на котором он развернут. Он поднят в виртуальной системе. И теперь все пользователи могут прийти и начать им пользоваться. Желательно, чтобы пользователи могли это делать без каких-то глубоких знаний. Вот хочется такую систему. NEAR пока далек от этого. Но фундаментально именно это и делает. Ты можешь развернуть любой код. Люди могут им пользоваться. Но NEAR слишком дорогой и слишком медленный. Несмотря на то что мы намного дешевле и быстрее, чем эфир, это все еще несравнимо дорого и медленно по сравнению, например, с тем, как ты пользуешься Facebook. Но это шаг.

Регуляторы уже не успели нас поймать. Сегодня NEAR полностью децентрализован. И регулятор к нам не станет приходить. Они могли поймать момент, когда мы запускались. Нельзя сразу запустить децентрализованную сеть. То есть можно, но опасно. Был процесс, когда мы отлаживали какие-то последние куски. Можно было прийти в этот момент, нас поймать и уничтожить — сказать, что мы выпускаем ценные бумаги. А сегодня у нас нет никакого контроля над NEAR. Даже если они возьмут все 150 человек из NEAR Foundation и NEAR Inc. и посадят в одну комнату со всеми ключами доступа, мы ничего сделать не можем. Мы не контролируем протокол. Протокол ушел в свободное плавание. Так же как сегодня нельзя остановить Ethereum, даже если поймать Виталика Бутерина. И сколько ты его ключом на пять ни бей, Ethereum уже не остановится. NEAR в точно такой же ситуации.

В случае с блокчейн-проектом Gram, думаю, мы знаем 10% того, что происходило. Думаю, на том уровне, на котором крутится Павел Дуров, появляются свои критерии, по которым нужно принимать решения. Я в них не разбираюсь. Но если бы Telegram выпустился, моя жизнь была бы сложнее. Там код писала очень сильная команда. Там был Николай Дуров. Это человек, который выиграл два раза ICPC. У них уже есть опыт. И пользователи. Они могли пойти, накинуть Gram’ы на всех пользователей Telegram. И оп, 100 млн пользователей сразу. Это больше, чем во всей крипте сегодня. Это был бы другой мир. Для экосистемы это было бы, скорее всего, лучше. Возможно, Telegram бы пробил дорогу к пользователю. А потом бы пользователи раскидались по всем, и мы все бы были в плюсе. А возможно, Telegram пришел бы, выиграл весь рынок, и мы бы остались не у дел. Не угадаешь.

Об олимпиадах, стартапе на диване и Y Combinator

Я родился в Ижевске. Программированием увлекся, наверное, где-то в 8 лет, меня начал папа учить. Школа была обычная, но класс — с математическим уклоном. Мой классный руководитель не позволила моему врожденному таланту умереть и культивировала его. Я потом пошел в ИжГТУ. И там встретил двух ребят. Их звали Руслан Ковачев и Коля Пермиков. И они занимались олимпиадами. И вот, буквально когда я был на 1-м курсе, Руслан и Коля уехали в Прагу на чемпионат мира по программированию и приехали обратно с серебряной медалью. И я начал все свое время тратить на подготовку. И спустя несколько лет изнурительных тренировок вместе с еще двумя ребятами завоевал третье место на ICPC.

После этого я написал [сооснователю компании MemSQL, экс-менеджеру Microsoft] Никите Шамгунову: «Никита, давай привози меня в Microsoft». Мне хотелось куда-то поехать. Хотелось к звездам. Он говорит: «Так не работает, конечно. Тебе нужно будет там пройти интервью». Он мое резюме куда-то отправил, мне назначили интервью. А я по-английски не говорил от слова «вообще». Мне позвонили три дяденьки. Я ничего не понимал, что от меня хотели. А они ничего не понимали, что я им говорил. И я интервью не прошел. Я написал Никите, Никита мне говорит: «Блин, Алекс, я тебе разжевал, я тебе в рот положил, тебе оставалось проглотить». Я говорю: «Так получилось». Но Никита не хотел, чтобы пропадал талант. И Никита пошел, сделал какие-то дополнительные усилия. Отправил мое резюме в русскую тусовку, в Microsoft она называется «Родина». И какой-то другой дяденька посмотрел на него и сказал: «Выглядит как умный парнишка, давай я». И назначил мне интервью с собой и с еще одним русским. И третье было на английском. Но я два на русском прошел. Английское как-то прострадал. В общем, с трудом я попал на стажировку. Оттуда уже карьера пошла. На первую, гигантскую по меркам Ижевска зарплату в $6 тысяч купил велик, чтоб на работу ездить.

Ушел я из Microsoft тоже из-за Никиты. Он тогда начал свою компанию MemSQL. Ему нужно нанимать людей. И он к нам ко всем пошел, всех надоумил. Мы были молодые, готовы все бросить. И я сказал: «Одна жизнь, почему бы и нет». Помню, был момент, когда мне должны был позвонить Никита и Эрик, два основателя, чтобы сделать предложение по деньгам. И мы сидели с моей супругой и решили, что если такие числа, то мы соглашаемся, а если меньше, то не соглашаемся. И вот звонит Никита и говорит число в 1,5 раза меньше. И я смотрю на супругу и говорю: «Какая разница, поехали». И мы все равно поехали. Все, что влезло в машину, взяли с собой. Все, что не влезло, не взяли. Просто взяли и поехали.

Идея была в том, что вначале мы будем жить прямо в офисе. Это была такая квартира трехкомнатная в Менло-Парк. И мы с супругой занимали одну спальню, СЕО Эрик с супругой — другую, а Никита спал на диване. Было похоже на сериал «Кремниевая долина». Очень быстро они поняли, что так не работает. Потому что им же нужно новых людей нанимать. Ты не можешь их привести в место, где спишь. Они переехали в офис, а нам нужно было квартиру искать. Тогда я узнал цены на недвижимость. И мы в итоге смогли найти квартиру размером 20 кв. м, которая стоила $1600 в месяц. Это было падение в реальность. И мы в этом бункере прожили 2 года.

В MemSQL я был 5,5 лет. В 2016-м вдруг понял, что хочется что-то свое попробовать. Я к тому времени увлекся машинным обучением. И вышел из MemSQL. У меня не было плана ничего делать. Идея была — поизучать, что происходит. И так я сидел в кофейне. А это же Кремниевая долина. Здесь каждый второй человек — либо программист, либо человек, у которого бизнес-жилка. И ко мне подошел молодой человек, говорит: «Ха, ты машинку читаешь». Давай, говорит, познакомимся. Я говорю: «А давай, что нет?». И мы с ним познакомились, слово за слово, и решили пойти, построить компанию. Просто потому, что нам весело. То есть у нас тогда не было даже идеи, что строить. В итоге я уже даже толком не помню, что мы придумали. Какого-то умного ассистента, типа Siri, но на стероидах. И мы пришли в Y Combinator. И Y Combinator нас взял.

Мы сделали ставку на интервью. И интервью прошло очень хорошо. У нас были заготовлены ответы. Они за 10 минут задают какое-то количество вопросов. И эти вопросы более или менее повторяются. Они известны заранее. В интернете есть сервисы, где ты можешь запустить таймер на 10 минут, и он тебе будет случайные вопросы выдавать. И ты просто эти ответы читаешь вслух. И готовишься сам с собой. И вот мы приехали, все вопросы были по методичке, мы на все ответили. Вышли окрыленные. Потом нас вернули на повторное короткое интервью, но, в общем, мы прошли. Правда, Y Combinator в нашем случае не дал ничего. Но в целом это невероятно полезный инструмент, если компания знает, что делает. Проблема в том, что мы не знали.

О NEAR, сингулярности и шашлыках с инвесторами

Во время учебы в Y Combinator я встретил Илью, с которым мы начнем NEAR. Илья хотел тоже свою компанию начинать. Он собирался уходить из Google. И я ему сказал: «Слушай, ты хочешь компанию, мы можем компанию начать, а ты можешь к нам присоединиться, мы уже идем через Y Combinator, скорее всего, сможем успешно поднять инвестиции, ты пропустишь вот эти первые шаги, тебе не нужно с этим мучиться, заново все проходить, у нас сейчас нет идеи, но и у тебя нет идеи, в этом вопросе ничего не изменится».

К выпуску из Y Combinator уже было абсолютно понятно, что то, что мы делаем, однозначно не имеет никакого смысла. Мы с Ильей больше не верили, что у нас срастется. И мы сказали третьему партнеру, что уходим. И на следующий день просто сразу реинкорпорировались в NEAR. И мы с Ильей решили, что если у нас обоих мечта строить сингулярность, мы будем делать что-то в этом направлении. Сингулярность — это такая концепция, которая говорит: «Представь себе, что машинное обучение сделало достаточное количество рывков, что можно написать программу, которая во всем превосходит человека». Любую задачу, которую я могу сделать, она может сделать лучше. Если мы допустим, что такое возможно, то происходит интересная вещь. Если я смог ее создать, то разумно, что она может создать тоже себя. Но поскольку она лучше, чем я, она может создать себя лучше. И происходит такая ситуация, когда компьютеры за очень короткий промежуток времени фактически со взрывной скоростью становятся настолько умнее людей, что люди неспособны больше их постичь.

И название нашей команды характеризует веру в то, где сингулярность была — рядом, близко. Мы не очень сильно преуспели, но смогли поднять денег на идею. Инвестор назывался Amplify Partners. Когда они сказали yes, за ними последовали и другие. А если вы приходите к инвестору и говорите: «У нас есть такая идея и у нас уже 4 инвестора, которые готовы класть деньги», то «нет» уже больше не существует как ответа. В этот момент есть ответ только «да».

Команды на первых порах не было. Были я и Илья. И вообще за первый год существования NEAR у нас никогда не было больше 4 человек. Плюс мы с Ильей себе зарплату никогда не платили. Но у нас все равно явно ничего не срасталось. И нужно было либо уходить из NEAR и идти опять работать, либо принимать экстремальные меры. Мы постоянно садились, анализировали текущее направление, искали новые. В итоге мы заметили, что очень сложно людям из других стран платить деньги. И как раз к тому времени несколько моих друзей ушли из MemSQL и по разным причинам начали интересоваться блокчейном. И я пошел с ними общаться и узнавать, что же такое блокчейн. И пришел к выводу, что осуществить задуманное — упростить транзакции глобально — нельзя. По двум причинам. Первая — существующие блокчейн-системы достаточно медленные. Вторая — существующие системы таковы, что человеку в них невозможно разобраться.

Я думал: блокчейн, в конце концов, — это та же самая база данных, просто распределенная и децентрализованная. Если я 5 лет писал базы данных, то, возможно, могу свои навыки применить. И я начал разбираться. И пришел к выводу, что есть хороший шанс, что я могу написать лучше, чем другие. Что, возможно, именно мои навыки, а также мои связи с ребятами, которые тоже имеют такие же навыки, позволят мне построить команду и победить тех, кто уже начал эту проблему решать. Платформа, которую я хотел написать, — это платформа, на которой разработчики могут писать свои системы, которые требуют такой примитив, как кусок информации, который никем не контролируется, с набором правил. Грубо говоря, это платформа, на которой разработчики могут размещать свои наборы правил.

И мы опять с Ильей пошли пошли по инвесторам, говорить: «Смотрите, ребята, мы разобрались, мы все поняли в этой жизни, мы сейчас будем строить блокчейн». Как в сериале «Кремниевая долина», когда он сказал: «Мы будем делать блокчейн». И девушка-инвестор ему говорит: «Are you out of your mind?» Мы ездили к инвесторам. И получалось очень плохо. Нам нужно было что-то придумать. А у Ильи как раз был день рождения. Он организовал вечеринку с шашлыками. И просто позвал всех этих ребят-инвесторов: «Пошли на шашлыки к нам, про крипту поболтаем». Они все приехали. И мы так подстроили, что наши инженеры просто будут случайно попадать в этих ребят. И между делом проронить идеи, которые мы придумали за предыдущий месяц. И к концу этой вечеринки к нам эти ребята подходят и говорят: «Знаете, за месяц произошел какой-то прогресс, давайте-ка снова встретимся». План сработал. И мы пришли к ним снова. И в этот раз мы их закрыли, нам дали денег. Самое смешное, что они нам сказали «да», когда мы были на 5-м этаже в здании. И мы сели в лифт. И еще до 1-го этажа не доехали, а уже другой инвестор написал: «Мы слышали…»

Мы подняли что-то типа $2 млн — хватало, чтобы прожить пару лет. Привели еще несколько совершенно сногсшибательных людей. И у нас уже была команда, с которой мы могли что-то строить. И так начался NEAR. Мы быстро разобрались с экосистемами. Нашли, какие команды занимаются фигней, то есть явно они просто хотят быстренько навариться, а какие — делом. Быстро сдружились с командами, которые тоже строят что-то адекватное. Это похоже на «Голодные игры»: задача быть последним выжившим, но конкуренты объединяются в группы, потому что вначале у тебя выше шансы, если ты часть коллектива.

О конкуренции с Ethereum, платформе NEAR Crowd и инвесторах мечты

Изначально мы целиком хотели сфокусироваться на скорости. А идея про то, что должно быть можно пользоваться, была вторичной. Но постепенно мы полностью перефокусировались. И скорость оказалась вторичной. Потому что в реальности сегодня не нужно быть в тысячу раз быстрее. Достаточно быть, допустим, в 10–20. Это уже покроет сегодняшние нужды. Ускорять дальше можно потом. А вот то, что люди не могут пользоваться, — большая проблема. И на ее решение мы бросили все силы.

Нас называют убийцей Ethereum. Потому что функционально NEAR и Ethereum — почти одно и то же. Это блокчейн, который позволяет разворачивать произвольные смарт-контракты на нем. И мы брали идеи от Ethereum. А Ethereum брал идеи от нас. Мы с Виталиком общались неоднократно. Мы с ним более или менее друзья. Встречались, записывали видео, где мы друг друга расспрашиваем про технологии. NEAR — один из самых близких протоколов к Ethereum и по духу того, как он работает, и по тому, что мы друзья. Наше преимущество — мы намного проще для пользователя.

Все началось с того, чтобы написать систему, в которой люди могут размечать данные и получать денежку. И сегодня такая система есть на NEAR. Она называется NEAR Crowd. Это платформа, куда приходят ребята, которым нужны размеченные картинки. И сидит большое количество людей с Филиппин, из Украины, Индии, других стран, и они эти картинки размечают и получают копеечку. Но нет никого в середине, потому что нет никакой компании за этим. Это просто контракт на блокчейне. И за счет этого копеечку никто не забирает. 100% того, что компания заплатила, уходит в конечном итоге этим ребятам. Если в каких-то географиях они вообще не могут принимать деньги, в Ираке или в Крыму, то эта система у них работает, потому что их никто не остановит получить деньги.

Наша команда сегодня — уже 150 человек. Через год после первого раунда мы пошли поднимать деньги и хотели поднять достаточно много под достаточно большую оценку. С разбегу сразу пошли к Andreessen Horowitz, который топ-1. У меня была мечта в жизни — взять деньги у них. И они нас помучили. И дали деньги под другие условия, не те, что мы хотели. Это оказалось проблемой. Потому что теперь и другие инвесторы знают, под какие условия мы согласились. Но мы все равно подняли нормально денег, чтобы еще жить где-то 3–4 года. Потом был еще раунд, и в совокупности мы подняли порядка $50 млн. Но вся компания сегодня стоит уже несколько миллиардов, так что инвесторы точно вышли с плюсом.

Если человек хочет многого добиться в жизни, он должен брать много рисков. Нельзя добиться многого, если постоянно пытаться идти по протоптанной дороге. Я в своей жизни много брал рисков. Уйти из Microsoft в MemSQL. Или запустить первую компанию, потом NEAR, пивотнуться в блокчейн. Моя первая компания в YC, потом попытка NEAR строить год — это все меня научило, что делать не надо. Это были неуспешные опыты. Я научился, что делать не надо. Первый год NEAR-блокчейна мы работали хорошо, мы эти ошибки не повторили. И смогли перейти фазу с того, что мы не знаем, что делаем, к тому времени, когда мы понимаем точно, что строим, что у этого есть рынок. После этого я ушел целиком в технологию. Компанию последние год-полтора строит в основном Илья. Я же понял, что за это время насытился строительством компании. Мне больше не надо. Я теперь счастлив. Я хочу строить сложные системы.