Чьи дети ответят за чьих отцов?

Беспрецедентная коллективная жалоба «детей ГУЛАГа» поступила в Верховный суд РФ

Эта история длится уже более 30 лет, и теперь у Верховного суда остается три дня (начиная с четверга), чтобы: принять коллективный административный иск и тем самым встать на сторону детей репрессированных — или каким-то образом от этого уклониться и встать на сторону… Чью? Подвесим пока этот вопрос.

18 октября 1991 года Верховный Совет РСФСР, чьим преемником стала нынешняя Государственная дума, исполняя решение Съезда народных депутатов РСФСР, принял Закон No 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий». Вот, что говорилось в его преамбуле: «За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Верховный Совет РСФСР выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека. Целью настоящего закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории РСФСР с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба».

Статья 13 Закона о реабилитации предусматривала право для лиц, «утративших жилые помещения в связи с репрессиями, возвращаться для проживания в те местности и населенные пункты, где они проживали до применения к ним репрессий, и быть обеспеченными жилыми помещениями по прежнему месту жительства». Мы использовали прошедшее время, так как с тех пор почти все, кто непосредственно пострадал от репрессий в сталинские годы, уже умерли. Однако следующий абзац той же статьи 13 уместно процитировать в настоящем времени: «Это право распространяется также на членов их семей и других родственников, проживавших совместно с репрессированными лицами до применения к ним репрессий, а также на детей, родившихся в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении».

По подсчетам общества «Мемориал» (признано «иностранным агентом»),

детей репрессированных, имеющих право возвратиться в города, где были арестованы или откуда были выселены их родители, на сегодняшний день около полутора тысяч, но точная цифра не известна.

Эти люди, давно потерявшие всякую надежду на справедливость, начали обращаться в «Мемориал», который инициировал кампанию в их поддержку, и к юристу Григорию Вайпану, который вместе с Натальей Секретаревой, позже перешедшей в «Мемориал», в то время работал в Институте права и публичной политики (также признан «иностранным агентом»).

Кампания была и остается хорошо спланированной «игрой в долгую». В 2017 году первые дети репрессированных, среди которых были проживающие в разных регионах Елизавета Михайлова, Алиса Мейсснер и Евгения Шашева, подписали доверенности Вайпану, который от их имени на основании Закона о реабилитации составил грамотные заявления на предоставление жилья в Москве. После отказа со стороны правительства Москвы их ждала удача: в ноябре 2017 года Пресненский районный суд поддержал требование о предоставлении жилья. Но Мосгорсуд это решение отменил, и с тех пор все суды Москвы, откуда главным образом были выселены репрессированные, отклоняли иски их детей, копируя ссылку на то, что такое жилье должно предоставляться в порядке, установленном на уровне субъектов федерации.

Вплоть до 2020 года в обеих столицах детям репрессированных отказывали даже в постановке на очередь: общий порядок предоставления социального жилья предусматривал необходимость для претендентов проживать в этих городах (на условиях регистрации) не менее 10 лет. С 2020 года под влиянием развернувшейся кампании детей репрессированных в Москве стали записывать в очередь, но ее они в лучшем случае смогли бы дождаться еще лет через 15.

Тем временем в 2018 году истцы добрались до кассационных инстанций в Верховном суде РФ, который отказал им в исках к правительству Москвы, а Вайпану — также в требовании признать сам московский закон в части обеспечения жильем детей репрессированных недействующим.

Исчерпав возможности в судах общей юрисдикции, истцы смогли обратиться в Конституционный суд, который в октябре 2019 года провел слушания, а 10 декабря вынес постановление No 39-П, где признал статью 13 Закона о реабилитации, «не соответствующей Конституции РФ в той мере, в которой она… по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, препятствует возмещению вреда реабилитированным лицам». КС предписал законодателю на федеральном уровне, поскольку вопрос касается различных субъектов федерации, «незамедлительно внести в действующее правовое регулирование необходимые изменения на основе максимально возможного использования имеющихся средств и финансово-экономического потенциала».

Правительство 14 июля 2020 года внесло в Думу законопроект «О внесении изменения в статью 13 Закона «О реабилитации жертв политических репрессий», и он даже был принят в первом чтении 26 ноября 2020 года и рекомендован ко второму чтению. Между тем этот законопроект не решил бы проблему, так как речь в нем идет лишь о постановке детей репрессированных в общую очередь. Ряд депутатов в сентябре 2020 года внес альтернативный проект, который предлагал единовременные денежные выплаты, позволяющие детям репрессированных самим приобрести жилье — по средним ставкам за квадратный метр, утвержденным Министерством строительства и ЖКХ РФ. Но Дума отклонила этот проект в первом чтении, а вопрос, выплачивать ли компенсацию лишь на одного оставшегося в живых или на всю его семью, остался открытым. На этом этапе год назад все и застряло — новому составу Думы тоже торопиться некуда.

«Мемориал» и Институт права и публичной политики («иностранные агенты»), а также Григорий Вайпан тем временем проводили пресс-конференции и публиковали материалы об этой проблеме в тех СМИ, которые вообще эту проблему видят. Петиция в поддержку детей репрессированных на сайте change.org собрала более 100 тыс. подписей. В январе 2021 года более 100 известных общественных деятелей и звезд искусства (среди них и журналисты «Новой») подписали открытое письмо президенту, которое было опубликовано.

Тем временем к кампании присоединялись, узнав о такой возможности, все новые и новые дети репрессированных. География их проживания поражает воображение: в большинстве случаев это городки и поселки, названия которых не на слуху, — туда были высланы их родители, которые не были расстреляны. Далеко не все сумели собрать все необходимые для юридических процедур документы: о месте жительства родителей в 30-е — 50-е гг. прошлого века, об их осуждении и реабилитации. Между тем статья 42 Кодекса административного судопроизводства (КАС РФ) требует, чтобы число лиц, присоединившихся к коллективному иску, было не менее 20.

Эту фактически запретительную планку удалось преодолеть, когда число детей репрессированных, сумевших собрать документы, дошло до 24, и даже недавняя смерть одного из них не помешала подаче иска.

Надо отметить, что исполнение обязательных решений КС о приведении в соответствии с Конституцией законов и правоприменительной практики, когда они касаются Федерального собрания РФ и судов, — это отдельная проблема, которую осложняют и не самые теплые отношения, сложившиеся между председателями высших судов, а также депутатами Думы.

Верховный суд оказался в щекотливом положении, тем более, что однажды он уже отказал детям репрессированных в защите их прав. А помогают им в этом все больше «иностранные агенты». Много всего сошлось в этом показательном деле: политика, экономика, право, история и отношение к ней. Люди — и государство… А то ли это самое государство, которое приняло Закон о реабилитации в 1991 году? Или, может быть, то, которое расстреливало, сажало и ссылало родителей этих людей? Вот ведь какой вопрос стоит перед Верховным судом и Госдумой.

Григорий Вайпан — сын Виктора Вайпана, любимого аспиранта моего отца — сына одного из двух моих репрессированных дедов.