Непримиримый борец за справедливость или незаметный элемент преступного режима. Кем считать юриста, который преследовал офицеров СС за коррупцию, но не возражал против уничтожения евреев
Становление Конрада Моргена как одной из самых противоречивых фигур нацистского режима началось с задержания ответственного за главный пункт снабжения СС в столице генерал-губернаторства Кракове гауптштурмфюрера Георга фон Зауберцвейга. Прибывший в оккупированную Польшу по указанию Генриха Гиммлера в январе 1941 года юрист выяснил, что фон Зауберцвейг распродает реквизированную собственность выселенных поляков, а прибыль делит с ближайшим окружением. Арест одного офицера вывел Моргена на целую сеть сотрудников СС, которые регулярно превышали полномочия ради личной выгоды.
Одним из противников юриста оказался любимец рейхсфюрера и будущий муж младшей сестры Евы Браун Герман Фегелейн. Другим — комендант концлагерей Бухенвальд и Майданек Карл Кох. Преступления последнего Морген расследовал после возвращения с Восточного фронта, куда его отправили за слишком навязчивые попытки наказать коррупционеров. Для многих высокопоставленных нацистов судья СС — непримечательный полный человек в очках с круглыми линзами — превратился в надоедливого паразита, отделаться от которого не всегда помогали даже связи с руководством рейха.
Настойчивость и беспристрастность Моргена обеспечили ему после войны репутацию надежного свидетеля и принципиального юриста. Эти же качества заставили задуматься о том, можно ли считать борцом с преступным режимом человека, который настолько искренне и преданно следовал его законам. Деятельность Моргена в годы Второй мировой войны отсылает к вопросу о том, как согласуются правовые нормы и мораль в тоталитарном государстве. Если предполагать, что Третий рейх — безусловное зло во всех проявлениях, то, действуя в рамках системы, судья лишь укреплял ее.
Однако Морген вредил режиму, даже оставаясь его лояльным элементом: преследовал и добивался снятия с должностей сослуживцев, которые совершали преступления — в том числе и против узников концлагерей. Если допустить, что воровство и превышение полномочий — универсальные пороки, независимо от общества, в котором им предаются, тогда Морген кажется чуть ли не образцовым гражданином. Он выявлял сговоры продажных нацистов, хотя подавляющее большинство юристов относились к ним попустительски.
Еще одна этическая дилемма касается личной системы моральных координат Конрада Моргена. Заслуживает ли он уважения за то, что шел против вышестоящих офицеров в стране, где это могло привести (и чуть не привело) к позору и даже смерти? Или его, наоборот, следует порицать, потому что в государстве, основанном на расовой ненависти и геноциде, его больше всего волновало не хладнокровное уничтожение невинных людей, а продажность и нарушение устава?
Морген признавался, что не смог уснуть в первую ночь после посещения газовых камер в Освенциме, однако это не мешало ему до последних недель существования рейха хранить верность фюреру и Гиммлеру, а также лелеять идеализированное представление об СС как об элитном ордене, основанном на идеалах «верности, порядочности и честности». Как же все-таки оценить нациста, расследовавшего должностные преступления других нацистов: как покорного сторонника бесчеловечной идеологии или как оказавшегося в эпицентре кошмара юриста, который по мере сил подтачивал фундамент преступного государства?
Подпишитесь, чтобы прочитать целиком
Оформите подписку Redefine.Media, чтобы читать Republic
Подписаться [Можно оплатить российской или иностранной картой. Подписка продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.]