Станет ли Евросоюз Соединенными Штатами Европы? Примут ли когда-нибудь в ЕС Украину? А Россию? И правда ли, что все решают немцы?

Стыдные вопросы к тридцатилетию единой Европы

Ровно 30 лет назад, 7 февраля 1992 года, в нидерландском Маастрихте 12 европейских стран подписали договор, который объединил несколько действовавших с пятидесятых годов экономических соглашений и положил начало Европейскому Союзу. После Маастрихта пути назад уже не было: если до этого всех объединяла экономическая выгода, то теперь страны договорились о совместной валюте, совместной внешней политике и совместной архитектуре безопасности. Сегодня в Евросоюз входит уже 27 государств, но до сих пор политики, ученые и простые европейцы спорят о том, насколько он эффективен. «Медуза» отвечает на стыдные вопросы о единой Европе

Кто сейчас входит в ЕС

1. Австрия
2. Бельгия
3. Болгария
4. Венгрия
5. Германия
6. Греция
7. Дания
8. Ирландия
9. Испания
10. Италия
11. Кипр
12. Латвия
13. Литва
14. Люксембург
15. Мальта
16. Нидерланды
17. Польша
18. Португалия
19. Румыния
20. Словакия
21. Словения
22. Финляндия
23. Франция
24. Хорватия
25. Чехия
26. Швеция
27. Эстония.

Евросоюз — это вообще что? Государство? Международная организация?

Евросоюз — это союз из 27 суверенных государств, которые объединены друг с другом договорами. Обычно политологи и юристы говорят об уникальном характере этого объединения — тут даже не с чем сравнить. То есть государства-участники отдают органам Евросоюза часть своих функций, но остаются независимыми.

Евросоюз очень похож на государство (тут есть собственный парламент и собственное правительство), но все-таки это не государство. В западной политологии часто используют определение, данное еще в конце XIX века немецким юристом Георгом Еллинеком: полноценному государство необходима территория, проживающий на этой территории народ и существующая на этой территории единая власть над этим народом. В случае Евросоюза проблема, по меньшей мере, в народе — единого европейского народа (может быть, пока) не существует — нет долгой общей истории, нет соответствующей самоидентификации. Даже в Германии, где Евросоюз очень популярен, только каждый десятый опрошенный считает себя в первую очередь европейцем, а не немцем (столько же, кстати, идентифицируют себя как «граждане мира»).

Это половинчатое положение Евросоюза (не государство, но и явно что-то большее, чем объединение стран) вызывает и всегда вызывало раздражение у сторонников евроинтеграции, которые желали бы изменения статуса ЕС и превращения его в полноценную страну. В конце концов, идея о «Соединенных штатах Европы» витает в воздухе уже больше ста лет — Ленин писал об этом в 1915 году, и далеко не он один.

Но каждая попытка форсировать процесс интеграции приводила к провалу или откату назад — и, в конечном счете, усиливала евроскептические настроения. Так, в 1954 году потерпел неудачу план общеевропейского оборонительного союза и создания общей армии (его не поддержал парламент Франции), а в начале нулевых — проект общей конституции ЕС (он провалился на референдуме в Нидерландах, после чего другие страны просто отменили похожие референдумы).

В общем, похоже, что сейчас союз государств — единственная возможная форма существования ЕС. Зато у него есть флаг (вы его точно видели, со звездами на синем фоне) и гимн, который основан на Девятой симфонии Бетховена и очень красив.

То есть общей армии у Евросоюза нет?

Нет, у Евросоюза до сих пор нет собственных вооруженных сил. Когда в начале пятидесятых годов западноевропейские страны впервые задумались об общей армии, они опасались войны с СССР. Смысл был в том, чтобы безопасно (без угрозы националистического реванша) вооружить Западную Германию, которая нужна была Западу на случай военного конфликта с СССР. После того, как французский парламент сорвал эти планы, ФРГ была перевооружена в рамках НАТО.

С тех пор было еще несколько попыток создания армии, но все они ни к чему не привели. Если не считать относительно небольшого Европейского корпуса, располагающегося в Страсбурге и способного в случае необходимости расшириться до 60 тысяч человек. Причем в этом проекте задействованы не все страны ЕС, а только Германия, Франция, Бельгия, Испания и Люксембург.

Впрочем, Лиссабонский договор 2009 года обязывает страны ЕС прийти на помощь той из них, которая подверглась нападению. До этого никаких военных обязательств у государств ЕС не было.

Кто и как управляет ЕС?

О руководящих органах Евросоюза много говорит расхожее немецкое выражение «бюрократический монстр», которым их часто называют. Чуть ли не главная претензия: все запутанно так, что черт ногу сломит, непонятно, кто чем занимается, и ради чего такая армия чиновников. И если осмысленность наличия целого наднационального аппарата власти, это отдельный вопрос, то устроен он не так уж сложно и напоминает правительство любой федеративной демократической страны: есть законодательная власть (Европарламент и Совет Европейского Союза), есть исполнительная (Еврокомиссия), есть собственный суд.

В Европарламенте заседает (максимум) 750 депутатов — и это не так уж много, если сравнить, например, с парламентом ФРГ, где примерно столько же депутатов. Их выбирают раз в пять лет на выборах, которые одновременно проходят во всех странах Евросоюза — участвуют в них, как правило, те же привычные партии, что и на парламентских выборах внутри стран.

Помещается Европарламент в Брюсселе в здании, которое немецко-французский телеканал ARTE метко называет смесью отеля, аэропорта и торгового центра. Однако ежемесячные пленарные заседания проводятся в Страсбурге, а секретариат парламента работает в Люксембурге.

Со стороны это выглядит дико — раз в четыре недели необходимые документы и вещи депутатов упаковывают в пластиковые контейнеры и везут за 430 километров в Страсбург грузовиками. Туда же следуют несколько тысяч сотрудников Европарламента, лоббистов и журналистов. Через несколько дней все они возвращаются в Брюссель. Понятно, что все это неудобно, дорого и вызывает раздражение депутатов, но Франция против изменения этой исторически сложившейся аномалии.

Количество депутатов от разных стран примерно пропорционально численности их населения (с некоторым преимуществом в пользу небольших государств). Самая большая по населению страна ЕС — Германия. Соответственно в Европарламенте заседают 96 немецких депутатов (получается, что 1 миллион немцев представляет примерно 1 депутат). Эстония гораздо меньше, и эстонских депутатов там 7 (получается, что на 1 миллион эстонцев приходится 5 депутатов — так и выглядит это неравноправие в пользу маленьких стран).

Депутаты, впрочем, внутри парламента делятся не по странам, а по фракциям — социалисты разных стран образуют одну фракцию, консерваторы — другую, «зеленые» — третью, есть и ультраправые (куда без них) и даже евроскептики. Но иногда голосование в Европарламенте демонстрирует, насколько национальная идентичность по-прежнему сильнее любой другой надгосударственной. Например, большинство немецких евродепутатов от разных фракций голосовало против резолюции с требованием прекратить строительство «Северного потока — 2» из-за отравления Алексея Навального, хотя представители других стран в основном этот документ поддержали.

«Верхней палатой» иногда называют Совет министров Европейского союза, или просто Совет Евросоюза, куда из Европарламента поступают на утверждения принятые законы. Его резиденция находится в Брюсселе в здании, которое ночью выглядит как кубик, в котором лежит яйцо. И вот он действительно мало чем напоминает привычные верхние палаты. В Совете заседает 27 министров — по одному от каждой из стран, входящих в ЕС. И не на постоянной основе, а в зависимости от обсуждаемого вопроса. То есть, если обсуждается внешняя политика, то это совещание 27 министров иностранных дел, если медицины — 27 министров здравоохранения и так далее. Решение считается принятым, если за него проголосуют, по меньшей мере, представители 55 процентов стран ЕС, охватывающих 65 процентов его населения.

И еще одно отличие от «нормального государства»: ни у депутатов Европарламента, ни у членов Совета Европейского союза нет права законодательной инициативы. Она принадлежит (за очень редкими исключениями) Еврокомиссии — «правительству» ЕС. Работает она в Брюсселе — в здании, которое, как отмечает телеканал ARTE, сверху похоже на мельницу.

Этот орган формируется по сложной схеме: там снова 27 членов (по числу стран блока), но они работают на постоянной основе и отвечают каждый за отдельное направление, как обычные министры. И хотя еврокомиссаров делегируют правительства, но по крайней мере формально они должны работать исходя не из национальных интересов, а из общих интересов ЕС.

Председатель Еврокомиссии сейчас немка Урсула фон дер Ляйен, экс-министр обороны Германии, одна из самых близких подруг бывшего канцлера Ангелы Меркель, которую в какой-то момент считали ее наиболее вероятной преемницей.

Над этой структурой возвышается еще Европейский Совет (пора признать, это действительно сложно уложить в голове, и, пожалуй нет журналиста, который хоть раз не путал бы Европейский Совет с Советом Европейского союза, а то и с Советом Европы). Там заседают главы европейских государств и правительств, избираемый ими председатель, а еще глава Еврокомиссии. Это коллективный президент ЕС, его задача — определять основные стратегические направления развития Европы.

Ох, а можно еще раз, покороче?

Европарламент — законодательное собрание Евросоюза.

Совет министров Евросоюза — «верхняя палата» парламента. В него делегируют своих министров европейские страны. Без их одобрения не принимается ни один закон.

Европейский совет — коллективный президент ЕС; орган, в нем заседают главы государств и правительств Европы. Они принимают ключевые решения, особенно связанные с общей внешней политикой ЕС.

Европейская комиссия — правительство ЕС. Его председатель избирается Европарламентом по предложению Европейского совета.

И у кого больше власти: у Евросоюза или у национальных правительств?

Однозначно — у национальных правительств. Есть лишь небольшое число сфер, которые отнесены к исключительной компетенции Евросоюза:

• Таможенное регулирование, то есть соответствие всей поступающей в ЕС продукции единому стандарту качества
• Защита конкуренции
• Поддержка евро
• Внешняя торговля
• Правила морского рыболовства

Еще несколько областей отнесены к совместному ведению Евросоюза и стран-участниц:

• Правила внутреннего рынка
• Социальная политика
• Сельское хозяйство
• Здравоохранение
• Защита окружающей среды и др

Евросоюз имеет преимущество в их регулировании — государства могут принимать собственные законы в этих областях только, если нет общеевропейских правил. Но, как отмечает The Guardian, на примере миграционного кризиса 2015-2016 годов хорошо видно, что, если между странами нет единства, европарламентарии редко могут изменить ситуацию, даже когда формально имеют такую возможность.

Еще Европарламент принимает бюджет ЕС, но он очень маленький — около 1% от ВВП всех стран блока. Парадокс в том, что многие жители ЕС жалуются на то, что в европейских делах от них мало что зависит, а решают все «брюссельские бюрократы» — но те на самом деле не то, чтобы очень влиятельны. Но граждане голосуют, потом не видят значительных изменений (потому что не в Европарламенте они происходят) и ощущают то, что исследователи называют «демократическим дефицитом»

Правда, что делами Евросоюза заправляют немцы? Вот и Урсула фон дер Ляйен — немка…

Якобы огромное влияние Германии на ЕС — один из любимых аргументов евроскептиков разных стран, но большинство исследователей считают его скорее громким, популистским лозунгом, чем подтвержденным фактом. Та же фон дер Ляйен — первая немка, возглавившая Еврокомиссию, а влияние ФРГ на европейские дела — это производная ее экономической мощи, а не устройства Евросоюза.

Более того, вопрос о том, насколько выгоден Евросоюз самой Германии, до сих пор вызывает много споров. Но ответить на него по понятным причинам не так просто — мы просто не знаем, что было бы без ЕС. Самая популярная точка зрения, которой придерживается большинство экспертов (1, 2, 3) заключается в том, что Германия больше всего вкладывает в Евросоюз и больше всего получает от него.

В 2019 году немецкие ученые разработали «синтетический алгоритм», который позволил им предположить, как развивалась бы экономика стран, вступивших в еврозону, если бы они не приняли этого решения — и сравнить с нынешними значениями. Согласно этому исследованию, Германия из-за введения евро заработала за 20 лет почти 1,9 триллиона евро. В выигрыше (346 миллиардов евро) остались и Нидерланды, а все остальные страны в лучшем случае примерно остались «при своих» (Бельгия и Греция), а чаще понесли катастрофические убытки. Например, Франция и Италия потеряли на евро 3,6 и 4,3 триллиона евро соответственно.

Подробного разбора причин исследователи не сделали, коротко указав, что Франция и Италия «не нашли способа», находясь в еврозоне, повысить свою конкурентоспособность — а удешевлять национальную валюту, как в предыдущие десятилетия, они больше не могли (впрочем, «синтетический алгоритм» исследователей подвергался критике из-за большого числа допущений).

При этом с самого начала — буквально с 1951 года — Германия больше других стран платит за функционирование Евросоюза. В 2021 году на долю Германии приходилось четверть бюджета ЕС: Берлин перевел в Брюссель 38 миллиардов евро. В то же время есть страны, которые (самым прямым способом — в виде переводов) получают от ЕС больше финансовой помощи, чем вкладывают в его общие фонды — ирония заключается в том, что к этим странам относятся Польша и Венгрия, которыми в последние годы правят евроскпетики. Польша в 2021 году перевела в Брюссель 5,7 миллиарда евро, а обратно получила 18,1 миллиарда (в основном на инфраструктурные проекты).

Тем не менее Германия точно больше всех выиграла от введения евро — что выразилось и в росте благосостояния граждан, и в увеличении стратегического влияния страны в Европе. Без единой валюты немецкие производители едва ли смогли бы когда-нибудь получить такой обширный рынок сбыта, как после ее введения, и одновременно такую дешевую рабочую силу, как на юге и востоке Европы.

Хотя в самой Германии до сих пор сохраняется ностальгия по немецкой марке. В частности, среди отцов-основателей «Альтернативы для Германии», которая изначально считалась «профессорской» партией из-за обилия ученых-экономистов и выступала вовсе не против иммигрантов, а против единой европейской валюты.

А почему в некоторых странах ЕС евро нет? Разве Евросоюз создавался не ради единой валюты?

Начнем со второго вопроса — нет, Евросоюз не создавался ради единой валюты. Если совсем упрощать, создавался, его цель была в том, чтоб не допустить повторения двух мировых войн, которые в Европе подогревались нерешенными противоречиями между Францией и Германией.

Прообразом Евросоюза было Европейское объединение угля и стали — детище французского министра иностранных дел Робера Шумана. Через пару лет после окончания Второй мировой войны предложил механизм, с помощью которого можно было исключить саму возможность нового вооруженного конфликта. Он заключался в объединении рынков каменного угля, железа и металлургии, чтобы нельзя было тайно готовиться к войне: грубо говоря, другие страны сразу заметят, что сталь идет не туда. Объединение угля и стали возникло в 1952 году, в него вошли Франция и Западная Германия, а также Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург (последним трем особенно надоело, что французская и немецкая армии решают свои сложные проблемы на их территориях).

Интересно, что поначалу сторонники единой Европы гораздо больше надежд возлагали на другие механизмы объединения — от единой европейской армии до единых политических институтов, благо недостатка в идеях не было. Однако все эти проекты по разным причинам проваливались, а идея сплотиться вокруг угля и стали год за годом эффективно работала.

Причем уже не просто как механизм взаимного военного контроля, а как выгодный всем механизм общего рынка (число участников которого росло год от года). В 1957 году Бельгия, ФРГ, Франция, Италия, Люксембург и Нидерланды подписали Римский договор о ликвидации всех преград на пути свободного передвижения людей, товаров, услуг и капитала (а еще основали сообщество по атомной энергии). Кстати, открывая свой рынок, Западная Германия шла на немалые жертвы: например, было понятно, что в Европу хлынут дешевые бананы из колоний, которых у Франции оставалось еще немало. А ведь бананы в Германию шли из Южной Америки в качестве частичной оплаты за строящиеся заводы Volkswagen. Но выгоды перевешивали.

В итоге объединение угля и стали проработало ровно полвека — до 2002 года, к тому времени его основные элементы были уже включены в другие интеграционные механизмы ЕС.

Евро появилось только в 1999 году и стала неизбежным следствием экономических интеграционных процессов — если рынки объединены, то зачем терять на обмене валют и разнице курсов? Тем более, что с 1979 года в ЕЭС уже использовался предшественник евро — валюта с названием экю, которая, правда, существовала только в безналичной форме (хотя в Бельгии выпускались красивые монетки, которыми можно было даже платить). Другая причина — объединение Германии. Одно из условий, на которых Франция согласилась дать на него добро, было именно во введении единой валюты: так французские власти рассчитывали поправить непростое макроэкономическое положение страны.

По Маастрихтскому договору 1992 года страны ЕС обязаны перейти на евро, если соответствуют нескольким критериям (позитивные показатели бюджета, инфляции, госдолга и еще нескольких значений плюс участие в европейском механизме установления обменных курсов). Но сразу же были сделаны исключения для Дании и Великобритании; кроме того, Еврокомиссия позволяет Швеции, в которой население настроено против евро, специально проваливать «экзамен».

После того, как в нулевых в Евросоюз вошла целая группа стран, некоторые из них довольно быстро перешли на евро (Латвия, Литва, Эстония, Словакия, Словения); некоторые хотели бы, но не способны выполнить эти критерии (например, Румыния), а некоторые (вроде экономически развитой Польши) не спешат в еврозону по причинам, похожим на шведские: против евро выступает 54 процента поляков).

Есть хоть одно железное доказательство, что Евросоюз решил какую-то проблему и стало лучше, чем до его создания?

Сложно сказать, насколько велика заслуга Евросоюза и предшествующих ему объединений в том, что на континенте уже более 70 лет не случалось крупных войн (если не считать серии конфликтов в бывшей Югославии): в военно-политическом смысле в это время на континенте главные роли играли страны, не входящие в ЕС — США и СССР. Но заслуга ЕС тут тоже есть: создание союза уменьшило противоречия между европейскими государствами.

А вот экономические и финансовые достижения Союза очевидны:

• ЕС — крупнейшая экономика в мире, и это результат не просто «арифметического сложения» нескольких экономик, а налаживания общего рынка, ликвидации барьеров и создания единых правил.
• Евро — одна из двух главных резервных валют в мире.
• Страны Евросоюза вполне успешно, по сравнению с другими регионами мира, строят социально-ориентированную экономику и общества с относительно низким неравенством.

Однако столь же очевидны и проблемы:

• Доля ЕС в мировой экономике снижается (и, по всем прогнозам, продолжит снижаться).
• С конца прошлого десятилетия единая Европа никак не может выйти из перманентного экономического кризиса. Еще до пандемии экономика ЕС показала самые низкие за 6 лет темпы роста. После этого Европа больше других регионов мира пострадала от экономического кризиса, вызванного эпидемией.
• Принятая в 2000 году стратегия развития ЕС («Лиссабонская стратегия») обещала к 2010 году сделать из Европы «самую конкурентоспособную территорию в мире». Цель — если понимать ее как создание передовой экономики, основанной на научных знаниях и технологиях — достигнута не была, поэтому ее перенесли в стратегию до 2020 года. По этой стратегии конкурентоспособностью и вложениями в технологии должны были заниматься страны ЕС, а не органы союза. Однако новое десятилетие лишь отдалило Европу от «первенства по конкурентоспособности». Вложения ЕС в НИОКР теперь уступают не только США, но и Китаю.
• Наконец, если неравенство внутри крупнейших стран севера и запада Европы относительно невелико, то неравенство между разными регионами ЕС остается очень большим. Можно сказать, что в Союз по-прежнему входят страны с разным уровнем развития. При этом все стратегии ЕС ставили цель уменьшить это неравенство.

Странам Восточной Европы стало лучше от того, что они вошли в ЕС? Или все стали беднее, хозяйство развалилось, а люди стали разъезжаться в более богатые страны?

Судьба 11 стран Восточной Европы, вступивших в ЕС в 2000-е (Хорватия — в 2013 году), сложилась по-разному.

• Четыре страны — Чехия, Эстония, Словения и Литва сократили отставание от средних по ЕС значений по показателю ВВП на душу населения. Рост экономики в этих странах считается устойчивым, поскольку, в отличие от соседей, он основан не на дешевых — по сравнению с западом Европы — ресурсах (прежде всего — трудовых), а на технологиях и хороших институтах управления. Оставшееся отставание от среднеевропейского уровня, очевидно, скоро будет преодолено, и эти четыре страны можно будет считать странами с высоким уровнем дохода.
• Остальные восточноевропейские страны ЕС, как считается, попали в ловушку среднего дохода — так же, как и многие государства Латинской Америки и Азии.

Что такое ловушка среднего дохода?

В 2006 году экономисты Индермит Гилл и Хоми Харас предложили концепцию «ловушки», в которую попадают страны со средним уровнем дохода, пытающиеся перейти в категорию наиболее развитых стран с высоким доходом. Они, а также другие экономисты эмпирически показали, что большая часть таких стран сталкивается при попытке перехода с внезапной остановкой экономического роста. Всемирный Банк в 2021 году насчитал не более полутора десятков случае успешного преодоления границы между «средними» и «богатыми» страны с 1960 года. Большинство же стран, подобравшихся к границе, испытали замедление длиной как минимум в 7-15 лет. В то время как и страны с низким, и страны с высоким доходом в последние десятилетия успешно росли.

Экономисты предлагают десятки разных объяснений «ловушки». Чаще всего называют воздействие (замедляющее рост общей производительности) разных комбинаций следующих факторов:

• Неблагоприятная демографическая ситуация
• Низкий уровень экономической диверсификации (по сравнению с богатыми странами)
• Неэффективность финансового рынка
• Недостаточно развитая инфраструктура
• Низкий уровень инноваций
• Слабые институты управления
• Неэффективный рынок труда.
• Интересно, что траектория развития стран не зависит от того, ввели ли они у себя евро или остались со своей собственной валютой. Так, в группе «передовиков» лидирует Чехия, сознательно не отказавшаяся от кроны. Еще три страны в этой группе давно вступили в еврозону. В группе «отстающих» также есть как страны, давно принявшие евро, так и страны, оставшиеся со своими валютами.
• Те, кто попал в ловушку, строили свою экономику и общество по похожим принципам: после вступления в ЕС они получили большие инвестиции (в основном, из других стран ЕС) в производство, ориентированное на экспорт. Их основным преимуществом были относительно дешевые трудовые ресурсы, а также принятые при вступлении в ЕС законы, обеспечивающие защиту прав собственности и макроэкономическую стабильность. Вокруг этих производств, которые по производительности (на единицу труда, капитала и т. д.) опережали остальную экономику, образовались правящие коалиции бизнесменов и политиков. Эти коалиции (можно назвать их олигархическими) не заинтересованы в том, чтобы их страны покинули ловушку среднего дохода, поскольку тогда они рискуют лишиться своей электоральной базы. Примеры Венгрии и Польши показывают, что это приводит к деградации демократических институтов управления.
• Четыре «передовика», напротив, сознательно ушли от стратегии создания сборочных производств, основанных на дешевых ресурсах и рассчитанных на экспорт. Тут особенно нагляден пример Эстонии, которая отказалась от большей части советского «наследства», ограничила участие в управлении и экономике советской элиты и с нуля создала высокотехнологичную отрасль IT, ставшую основой экономического роста.
• Именно эти четыре страны лидируют в Восточной Европе по показателям качества управления и верховенства закона.
• Четыре страны (и вместе с ними Польша и Латвия) лидируют по качеству образования, а также (в этом вместе с Хорватией) по внедрению инноваций.
• В итоге даже самые благополучные среди «отстающих» страны — вроде Польши, где в последние перед пандемией годы наблюдался быстрый рост — могут не выбраться из ловушки среднего дохода, считают экономисты.

Еще один фактор, который может привести к остановке роста экономик стран Восточной Европы, — это демография. Кроме низкой рождаемости, характерной для большинства стран Европы, на востоке есть и специфическая проблема — утечка трудовой силы и мозгов, особенно сильная в условиях общего рынка труда ЕС. Здесь у разных стран тоже большие отличия: население Чехии, Словении и Словакии за последние десятилетия выросло, а остальных стран — уменьшилось (в Эстонии — всего на 0,5%). Литве демографические проблемы могут помешать стать страной с высоким уровнем дохода и развития.

Но деление на богатый Запад и бедный Восток — не единственная проблема неравенства. Страны юга Европы в последнее десятилетие почти не развиваются, а Греция, где ВВП на душу населения в нулевые был лишь немного ниже среднеевропейского, теперь упала на уровень «отстающей» Хорватии, пропустив вперед даже Румынию.

Как там в Великобритании после «брекзита»? Стало лучше?

На этот вопрос пока нет однозначного ответа — выяснить это помешала пандемия. Эффект от ограничений для граждан и снижения деловой активности оказался сильнее, чем эффект от выхода из ЕС.

Так, главный (и оцениваемый властями Великобритании как потенциально позитивный) эффект от выхода — снижение притока мигрантов в страну — действительно наблюдается: чистый приток мигрантов в 313 тысяч человек с марта 2019 года по март 2020-го сократился к концу 2020 года на 88%, а баланс со странами ЕС стал отрицательным (на 94 тысячи больше уехавших, чем приехавших). Однако сложно сказать, насколько этот процесс обусловлен выходом из ЕС, а насколько — ограничениями из-за пандемии. Тем более нельзя сказать, будет ли в итоге эффект от отмены общего рынка труда с ЕС позитивным для экономики: одни и те же ученые при разных методиках дают противоположные оценки.

Влияние «брекзита» на торговлю оценить проще: реальный выход страны из зоны свободной торговли случился, не когда страна формально покинула ЕС в январе 2020 года, а через год (до этого действовал переходный период). Торговля рухнула еще в 2020 году (из-за пандемии), но падение продолжилось и в 2021-м, даже несмотря на то, что Лондон подписал со странами ЕС отдельные договоры о свободной торговле. При этом в самом ЕС торговля в 2021 году восстановилась после первого года пандемии.

Всего же экспорт Великобритании в ЕС за первые десять месяцев 2021 года снизился на 12% по сравнению с 2019 годом, а импорт Великобритании из ЕС — на 20%. Импорт был частично замещен поставками из стран, не входящих в единую Европу. В результате больше всего теперь Великобритания покупает у Китая, который обогнал Германию. Всего же, по оценкам экономистов, страна от уменьшения торговли со странами ЕС потеряет до 4% ВВП до 2035 года.

В целом в пандемийном 2020 году Великобритания потеряла почти 10% (ЕС — около 6%), зато в 2021 году восстанавливалась чуть быстрее, чем континентальные страны (и быстрее, чем любое государство «большой семерки»). Но по итогам двух лет пандемии экономика Великобритании сжалась сильнее, чем у ЕС.

Однако правительство Бориса Джонсона обещает, что скоро страна почувствует настоящие выгоды от расставания с ЕС: оно подготовило законопроект «О свободах брекзита», который демонтирует европейскую бюрократическую волокиту, препятствующую развитию бизнеса.

Пока же можно сказать, что изменений немного: размер британской экономики по отношению к оставшимся странам Евросоюза снижался и до «брекзита», продолжил он это делать и после него.

А какой-то еще «экзит» может случиться в ближайшие годы? Насколько вообще сильны евроскептические настроения?

Пока нет ощущения, что выход Великобритании стал спусковым крючком, запустившим механизм бегства других стран. Он больше похож на отдельную, уникальную историю. В конце концов, Великобритания всегда более чем сдержанно относилась к европейскому проекту . Ее, напомним, не было среди стран, подписавших в 1951 году документ о вхождении в объединение угля и стали. Представители Великобритании некоторое время участвовали в выработке Римского договора 1957 года, но покинули переговоры до их завершения. Наконец, первый референдум о «брекзите» прошел всего через два года после вступления Великобритании в Европейское экономическое сообщество, то есть в 1975 году.

Можно сказать, что британцы всегда одной ногой были за порогом ЕС и, благодаря развитой экономике, обладали большой долей самостоятельности внутри него. Стран с похожим сочетанием качеств и значительной долей населения, желающей «экзита», в ЕС сейчас нет.Относительное большинство (45 процентов) жителей ЕС сейчас оптимистично настроены по отношению к будущему союза, 38 процентов — нейтрально, и только 16 процентов — негативно. Это лучшие показатели с 2008-2009 годов.

При этом в четырех странах (Кипр, Греция, Словакия, Франция) больше жителей не доверяют Евросоюзу, нежели доверяют ему — разрыв особенно велик в Греции (36 процентов доверяют, 62 процента не доверяют). Но к этому показателю вряд ли не стоит относиться слишком серьезно: даже в Германии уровень недоверия очень высок (47 процентов доверяют, 44 процента не доверяют).

Если же задать вопрос не об абстрактном доверии к Евросоюзу, а об отношении к вхождению в еврозону, то картина будет совсем ясной: везде, где имеет хождение евро, им довольны и не собираются от него отказываться. Даже в Греции с ее рекордным недоверием к Евросоюзу от евро желали бы отказаться только 20 процентов населения (а 73 процента поддерживают эту валюту). И хотя Евросоюз создавался не ради единой валюты, она успешно играет роль его «скрепы»: выйти из ЕС и сохранить евро не получится.

Осенью 2021 года в прессе писали о возможном выходе из Евросоюза Польши из-за конфликтов между право-консервативными властями страны и Брюсселем. Однако опросы говорят, что к Евросоюзу поляки в среднем относятся лучше немцев, а на вопрос «считаете ли вы себя гражданами ЕС?», 81 процент жителей страны отвечает положительно (в среднем в ЕС — 72 процента). Учитывая, что за годы пребывания в ЕС, экономика этой страны во многом была перестроена как «сборочный цех» для более богатых стран Европеы, ни о каком «Полекзите» в ближайшие десятилетия и речи быть не может.

Украину могут когда-то принять в ЕС? А Россию?

Весной 2016 года в Нидерландах прошел референдум, на котором жителей страны спросили, согласны ли они, чтобы Украина подписала с Евросоюзом соглашение об ассоциации. 61 процент жителей Нидерландов проголосовали против, и маленькая страна на время заблокировала ассоциацию Украины с ЕС.

Год спустя Украина все-таки добилась соглашения о евроассоциации. И можно было бы сказать, что сделала первый шаг к будущему членству, если бы не то, что Нидерланды договорились с ЕС о принятии специального приложения к соглашению. Это отдельный документ, в котором говорится, что соглашение об ассоциации не дает Украине статуса кандидата в ЕС, а также не может считаться обязательством для предоставления такого статуса в будущем. Турция подписала аналогичный договор об ассоциации почти 60 лет назад, и все еще далека от вступления в ЕС.

Этот случай показывает, насколько украинский вопрос раскалывает Евросоюз. Украину примут только в случае единогласного решения всех 27 стран — в нынешней ситуации это выглядит невозможным. Европейцев беспокоит как возможное ухудшение экономической ситуации из-за появления в ЕС Украины, так и нежелание занимать сторону в конфликте Украины и России (73 процента немцев выступают против поставок оружия Киеву). Хотя в самой Украине вопрос возможного вступления в ЕС уже не раскалывает общество: большинство украинцев желали бы этого пути для своей страны.

Что касается России, то серьезно вопрос ее вступления даже не рассматривался хотя бы из-за архитектуры управления ЕС (Россия с ее 144-миллионным населением тут же стала бы доминирующей силой в Брюсселе и Страсбурге). Однако в 2010 году на нескольких саммитах были представлены планы по превращению России и ЕС в единой экономическое и безвизовое пространство. После возвращения Владимира Путина на пост президента и крымских событий эти планы были свернуты.

Демократическая партия России, которая в 2007 году шла на думские выборы под лозунгом интеграции с ЕС, получила на них 0,13% голосов.

Дмитрий Вачедин и Дмитрий Кузнец