«В этой ситуации страшнее молчать. Стыдно молчать»

Больше тысячи российских учителей открыто выступили против войны с Украиной. Вот что они говорят о вторжении — и как объясняют происходящее ученикам

25 февраля — на следующий день после начала войны с Украиной — российские учителя опубликовали петицию, в которой открыто поддержали антивоенные протесты и потребовали прекратить огонь. На момент публикации ее подписали более 1200 учителей из 65 регионов России, а также из других стран: Италии, США, Франции, Эстонии, Израиля, Швеции и Германии. «Медуза» связалась с пятью подписавшими документ преподавателями и публикует их монологи.

Иван Меньшиков

учитель математики из Москвы, один из авторов петиции

Утром 24 февраля у меня и моих коллег возникло ощущение, что нужно что-то делать. Нельзя просто сидеть и смотреть, как происходит такая катастрофа. Страна катится в пропасть, пытаясь захватить соседнюю страну варварскими методами. Хотелось заявить о том, что мы считаем это ужасным. Петиция — это первое, что пришло мне в голову.

Исходный текст написал я, потом его правили мои коллеги. С одной стороны, хотелось, чтобы он был максимально честным и искренним. С другой — мы не хотели отталкивать сомневающихся людей слишком эмоциональными словами. Это была сложная процедура, которая заняла большую часть дня.

Это был интересный для меня опыт. Когда я писал петицию, у меня было ощущение, что она нужна мне самому и минимальному количеству людей вокруг меня, которые тоже хотят высказаться. Но как только она появилась [в сети], люди сразу начали пересылать ее друг другу в чатах. Она стала распространяться с какой-то безумной скоростью. Ссылку на нее мне скидывали люди, с которыми у меня даже нет общих знакомых, — причем буквально через 15 минут [после публикации], несмотря на то, что было около 11 вечера. Я быстро понял, что у людей есть острая потребность высказаться и сделать так, чтобы хоть в каком-то виде их голос был услышан.

Конечно, ученики задают нам вопросы [о войне], и каждый учитель подбирает слова на свой страх и риск. Но мы не можем обсуждать с ними политические вопросы. Мы можем лишь говорить, что война — это плохо, а мир — хорошо. С этим тезисом дети, конечно, согласны.

Многих детей родители стараются оградить от этой информации [о вторжении России в Украину]. Не все ученики понимают, что происходит, и не все интересуются. Те, кто понимает, в основном транслируют позицию родителей.

Некоторые учителя смотрят телевизор и поддерживают действующую власть — и, к сожалению, даже эту войну, которую развязало наше государство. Но в моем кругу подавляющее большинство считает войну недопустимой. Мне хочется верить, что и в целом по стране у нас так.

Конечно, я боюсь выражать свой протест. Но учитывая, какой ад сейчас происходит в Киеве — на расстоянии буквально дневной поездки на машине, — просто стыдно идти на поводу у собственного страха.

Константин

учитель математики из Москвы, просил не указывать его фамилию

Нет ничего хуже войны. Как учитель я переживаю это еще острее. Важно объяснять ученикам, что война — это плохо, и доносить это как можно более четко и смело.

Коллеги полностью солидарны со мной. Могут быть разногласия по поводу причин [вторжения] и того, насколько все однозначно, но с тем, что войны быть не должно и в силах России ее остановить, согласны почти все.

Я обсуждал войну с учениками. Я практически ничего не говорил сам, но почувствовал, насколько детям важно было ее обсудить. Мой урок был первым в четверг [24 февраля], то есть я был первым взрослым человеком, с которым они могли это обсудить. Мы не говорили чисто про политику, но я пытался их убедить, что происходит кошмар, что важно об этом говорить и друг друга поддерживать.

Сами ученики говорили много. Всем страшно. Кому-то — потому что хотят учиться за границей. Кому-то — потому что у них семьи в других регионах, а у кого-то и в Украине. Кому-то — просто потому что они понимают: впереди мрачное и непредсказуемое будущее. Кто-то тревожится за других людей. Смятение у всех проявляется по-разному: кто-то пытается отшучиваться.

Это я говорю про старшеклассников. Дети помладше скорее не понимают, что происходит, но они все равно чувствуют, что творится что-то не то. Я слышал о случаях, когда дети над этим [войной с Украиной] глумились. Даже у нас в школе дети говорили: «Растопчем, раздавим». Но лично я с ними не знаком.

Я не боюсь заявлять о своем протесте. Еще до этой истории [с петицией] я написал в VK пост с просьбой не поздравлять меня с 23 Февраля, потому что это оскорбительно. Некоторые родители из прошлой школы, где я работал, сказали, что это порочит образ учителя хуже фоток в купальниках. Но я совершенно точно не боюсь.

Дмитрий Казаков

учитель истории из Нижегородской области

По своим политическим убеждениям и мировоззрению я интернационалист и марксист. Я считаю, что данная война — это война двух капиталистических держав [России и Украины]. Результат этого противостояния — гибель людей, что для меня категорически неприемлемо.

Кроме того, я учитель истории и знаю, к чему приводят войны. Особенно империалистические, направленные на удовлетворение корысти капиталов. Поэтому я подписал [петицию].

Профессия учителя подразумевает пропаганду мира, добра, взаимопонимания и поиска компромиссов. Война противоречит такому явлению, как педагогический труд.

Все объяснения этой войны, которые дало наше государство, — это не объяснения. Если бы были приведены более конкретные доводы, а не история 100-летней давности, то, может быть, я бы занял более нейтральную позицию. Я категорически не встаю ни на чью сторону — я многого не знаю об этом противостоянии. Почему началась война? Кто прав, а кто виноват в большей степени? Но я уверен, что любой конфликт можно решить миром. Худой мир лучше хорошей войны.

Ученики проявили горячий интерес и задавали мне вопросы о войне. Я старался не отвечать. Не потому что мне страшно, а потому что пока ничего не понятно. Я не хотел подвергать опасности тех, кто мог бы неправильно меня понять, сформировать свое мнение, вынести его в открытый доступ и пострадать от этого. Я сказал, что сейчас нужно иметь не горячую, а холодную голову и надеяться, что война закончится как можно быстрее.

Если бы я боялся, что меня уволят, я бы не был профсоюзным активистом. Да и чего бояться увольнения, если последствия этой войны докатятся до нас? Тогда никакая работа не позволит чувствовать себя спокойно.

Анна Штернберг

учитель русского языка и литературы из Ижевска

Я против войны. Это позиция преподавателя, который учит литературе, общечеловеческим ценностям, ценности жизни. Мне кажется, все логично.

Настроения моих коллег разные, но, безусловно, есть те, кто со мной солидарен. У всех я не выясняла. Я говорю с теми людьми, которые меня понимают, с которыми я на одной волне.

С учениками у нас не принято разговаривать на эти темы. Дети меня спрашивали, как я отношусь к войне. Я сказала, что резко отрицательно, но продолжать не стала.

Я не в первый раз заявляю о своем протесте, поэтому уже не боюсь. В этой ситуации страшнее молчать. Стыдно молчать.

Кирилл

учитель географии из Санкт-Петербурга, имя изменено

Эти события разделили на до и после и мир, и людей. Я не сторонник полярных мнений, «черного» и «белого», но здесь все уже должны определиться.

Проблема взаимоотношений с братской страной для меня стоит особенно остро: у меня родственники живут в Украине. С 2014 года мне казалось, что происходит абсолютное мракобесие.

Сейчас уже нельзя стоять в стороне и молчать. Мы учим детей патриотизму, которым пропитана вся наша школьная система образования. Мы всегда с гордостью говорим о победах прошлого и отмечаем вклад и жертвы, которые нашей стране пришлось понести в борьбе с агрессором [в Великую Отечественную войну]. Сегодня мы выступаем — не хочется говорить «мы», но формально Россия выступает от лица народа — агрессором в этой «спецоперации».

[Подписав петицию,] я высказался так, как мог. Выйти на улицу я не могу: если дело дойдет до суда, мне будет запрещено работать [учителем]. Учитель не может иметь судимость. Пока у меня есть возможность хотя бы в интернете выражать свою позицию, не нарушая законы (пусть даже коряво сделанные), я буду до последнего это делать.

Если учитель неплохой — а я считаю себя достаточно хорошим учителем, — у него обязательно есть контакт с детьми. На данный момент у меня пять девятых классов. И именно в эти дни я должен проходить с ребятами тему европейского юга [России]. Мало того что мне приходится отвечать [на вопросы] о спорных с точки зрения международного законодательства границах с Абхазией и Южной Осетией — мне еще и приходится комментировать присутствие Крыма в составе России.

Дети в девятом классе уже взрослые люди, им 15–16 лет, и они задают вопросы. Конечно, когда мы обсуждаем этот регион и говорим, что в состав Ростовской области входит Донецкий угольный бассейн, они [цепляются за слово] «Донбасс». Конечно, на уроке очень опасно об этом говорить. Я не могу врать, но и не могу сказать многое из того, что я в действительности думаю. Приходится либо молчать, либо комментировать исключительно в рамках экономической географии. А дети прекрасно чувствуют ложь и фальшь.

Ученики по-разному относятся к войне. Во многом их отношение формирует информационный фон в семье. Что бы мы ни говорили о роли школы и общества в формировании ребенка, роль семьи — ведущая. Я знаком со многими родителями и нередко вижу, что дети транслируют их мысли. Конечно, я не позволяю им [разговорам учеников на тему политики] перерасти в диалог на повышенных тонах: все-таки ключевая задача урока — дать предметные знания и базовые компетенции. Но дети все же слышат разные мнения.

Я, безусловно, боюсь. Именно поэтому я не поехал вчера [24 февраля] на Невский [проспект, куда вышли протестующие в Петербурге]. Могут ли меня уволить? По современному законодательству крайне тяжело уволить учителя, который работает по правилам и хорошо выполняет свои функции. В то же время любая система (в первую очередь администрация школы) может создать невыносимые для работы условия. Но поскольку за время моей работы в школе — да и в истории нашей страны — уже не в первый раз приходится делать выбор, ставящий под удар, я надеюсь на определенную разумность вышестоящих лиц, которые принимают решения по поводу условий моего труда.

Пока что я не нарушаю никакого закона: подписывать публичные петиции нам никто не запрещал. Текст петиции не содержит ни оскорблений, ни призывов — кроме призыва остановить войну, который, вне зависимости от позиции человека, не может подвергаться сомнению. По крайней мере, у меня еще есть такая надежда.

Учителя не готовы исполнять все, что им скажет государство. Учителя не только учат критическому мышлению, но и сами им владеют.