На входах Грузии лежит сплошная мгла
Россияне и украинцы поехали через вновь открывшуюся границу между Владикавказом и Тбилиси
С началом войны Грузия стала одной из главных точек притяжения для российских эмигрантов. И это несмотря на то, что прямого авиасообщения между Грузией и Россией нет с 2019 года, а с 27 марта 2020 года была закрыта и сухопутная российско-грузинская граница (помните, был такой коронавирус?). Для въезда в Грузию по суше нужны были веские основания (например, уход за больными родственниками, учёба, лечение, работа в иностранной компании), подтвержденные документами. 17 мая Михаил Мишустин снял эти ограничения. Теперь, чтобы попасть в Грузию через КПП «Верхний Ларс», единственный на российско-грузинской границе, россиянам нужен только сертификат о вакцинации любой двухфазной вакциной или ПЦР-тест не старше 72 часов.
Корреспондент «Новой газеты. Европа» отправился во Владикавказ, чтобы узнать, что происходит сейчас на российско-грузинской границе — и что происходило на ней в первое время после начала войны, ждет ли Грузию новый наплыв россиян, и как столица Северной Осетии переживает войну.
— Тбилиси, такси в Тбилиси, Владикавказ — Тбилиси, ТБИ — ЛИ — СИ, — первое, что слышишь, когда выходишь из аэропорта Владикавказа.
Это таксисты — почему-то все как на подбор коренастые пожилые мужчины в чёрных солнцезащитных очках и кепках-«аэродромах» — зазывают прилетевших пассажиров. Вроде обогнешь эту баррикаду из таксистов, выстроившихся в ряд прямо перед выходом из аэропорта, тут же поодаль образуется вторая линия обороны — из тех, кому не хватило места в первой. И даже миновав её, всё равно проиграешь битву — какой-нибудь пожилой осетин появится откуда-то сбоку, понимающе кивнёт, склонив голову: мол, он и сам не знает, как спастись от этой суеты. И тихо скажет: «Ну, поехали». И вот ты уже отъезжаешь с ним от аэропорта на его стареньком серебристом Ford Focus.
Пожилого осетина в серой кепке, солнцезащитных (хоть и накрапывает дождь) очках и в остроносых туфлях, зовут Георгий. Он везет меня к границе. На зеркало заднего вида в его «Фокусе» привязана выцветшая георгиевская лента. Огромный баннер с такой же лентой, сложенной в букву Z, проносится слева, едва мы успеваем отъехать от аэропорта. Наклейки с георгиевскими лентами в виде буквы Z и стикеры с буквой V, выкрашенной в бело-красно-желтые цвета осетинского флага, мелькают на задних стеклах машин. На многочисленных баннерах с ветеранами Великой Отечественной войны, размещенных по всему Владикавказу, — снова георгиевские ленты.
Георгию «почти уже семьдесят лет». Сказал и самодовольно покосился на меня: «Знаю, что столько не дашь — я в молодости занимался дзюдо, а еще не курю». Он, «как и Сталин», родом из грузинского города Гори. Там он и жил до 91-го, работал «начальником паспортной службы», а потом «Гамсахурдия (первый президент Грузии — прим. А.А.) пришел к власти» и «дал указание освободить его от занимаемой должности»: «Гамсахурдия очень осетин не любил, хоть для меня родной язык — грузинский». Когда его уволили, Георгий продал дом в Гори и переехал вместе с семьей в Осетию, отстроился в Беслане, купил «специальный станок ручной» для розлива лимонада, но потом бизнес стал убыточным — и последние 15 лет он возит людей «по всему Кавказу», в основном — из Владикавказа в Грузию. «Пенсия — 18 тысяч, очень мало», — объясняет Георгий.
После закрытия сухопутной российско-грузинской границы два года назад клиентов у Георгия «совсем мало стало» — всё это время в Тбилиси из Владикавказа ездили в основном местные,
у которых в Грузии есть близкие родственники или недвижимость (и то, и другое считалось веским основанием для выезда) — но 24-го февраля ситуация изменилась.
— Из Беларуси, из Украины много людей поехало, — говорит Георгий, крепко выругавшись по-осетински на водителя внедорожника, подрезавшего его на светофоре. — Их в Грузию без оснований пускали — это только для россиян нужны были основания. Еще сюда стали прилетать из Москвы компьютерщики, чтобы отсюда поехать в Тбилиси. У них у всех контракты с грузинскими фирмами, основания, обоснования. Я их спрашивал, почему уезжают — они не говорят. У меня место до Тбилиси стоит 5 тысяч (3,5 — 5 тысяч рублей за место — такой диапазон цен называли мне таксисты у аэропорта — прим. А.А.), один 20 выложил за всю машину целиком — говорит, поехали быстрее. После 24-го февраля один-два рейса в неделю у меня стало выходить — до этого мог ни одного не сделать. Но это недолго продолжалось, потом опять клиентов мало стало. Надеюсь, дня через три-четыре начнется ажиотаж, когда люди узнают, что граница открыта, — резюмирует мужчина. И тут же разговор сворачивает в другую сторону.
— Я вот думаю, Россия правильно сделала эту спецоперацию, — заводит Георгий. — Я во Львове в школе милиции учился, а потом 10 лет еще там жил. Они там нас, русских, москалями называли, на Бандеру втихаря молились. Это еще в советское время. А вот Грузия что? — продолжает перечислять свои обиды мужчина. — Я в Гори к сестре езжу, включил недавно грузинские каналы — а там говорят, что Россия развязала войну с Грузией (речь идет о российско-грузинской войне 2008 года — прим. А.А.). Почему там не говорят, что Саакашвили тогда направил войска против Южной Осетии? Их рот почему никто не закрывает? Потому что на ихней стороне Европа и Америка. У меня в [Южной] Осетии родственники живут, я ездил тогда [в 2008 году] помогать им, я всё видел. И сейчас я очень рад, что [Южная] Осетия к России присоединится (13 мая президент самопровозглашенной республики Южная Осетия Анатолий Бибилов подписал указ о проведении референдума о вхождении республики в состав России, референдум должен пройти 17 июля — прим. А.А.).
Георгий высаживает меня неподалеку от «Верхнего Ларса». Вдоль гор с заснеженными вершинами извивается змеей многокилометровая очередь из фур с российскими, грузинскими, армянскими, киргизскими, турецкими номерами. Эти фуры слева объезжают легковушки — их совсем мало, одна машина (чаще всего с североосетинскими номерами) раз в пять минут подъедет к КПП, и снова никого. В общем, никаких очередей из томящихся под высоким небом айтишников, дизайнеров и оппозиционных журналистов из Москвы.
— Дня через три-четыре будет ажиотаж, — говорит широкоскулый полицейский, расхаживающий вдоль очереди из фур. (Ему не понравилось, что я хожу в приграничной зоне («Обстановка в мире сейчас напряженная, сами понимаете») и он решил проверить мои документы. Так мы и разговорились). — Пока просто не все поняли, что граница открыта. Но сейчас туристы поедут.
Пока туда едут в основном украинцы и айтишники. Вот айтишники зачем уезжают, вы не знаете? Нечего туда ехать, там русских не любят, в машины с нашими номерами мусор кидают.
В этот вечер я вернулся во Владикавказ. А на следующий день попробовал пройти этот чертов КПП. Я поехал на автовокзал Владикавказа — оттуда два раза в день отправляются микроавтобусы в Тбилиси. Билет стоит 3000 рублей — дешевле, чем место в такси.
И вот я сижу в полупустом белом 18-ти местном микроавтобусе Mercedes вместе с еще пятью пассажирами. (Среди них, кстати, ни одного туриста или релоканта, все — местные, которые едут в Грузию к родственникам, или грузины). Все мы ждем, когда водитель, высокий осетин в кожаной куртке, решит трогаться — микроавтобусы вроде как ходят по расписанию, но если водитель вдруг решит подождать еще пассажиров, то вы будете стоять на автовокзале и ждать их вместе с ним. «Раньше автобусы полные ходили, а потом случился ковид, — говорит водитель, надкусывая пирожок с фасолью. — Сначала мы вообще не ездили в Грузию, только в прошлом году возобновили рейсы. Но все равно, бывало, работали в убыток — было такое, что во всем автобусе одного пассажира везли. Но даже в то время на границе случались очереди. В основном из-за погоды. На майские праздники, на День Победы тоже скапливались машины — люди ехали туда на могилки. После 24-го февраля пассажиров больше не стало. Думаю, вот сейчас пойдет получше — уже очень много людей звонят, интересуются, правда ли открыта граница».
Микроавтобус в итоге отправляется на два часа позже, чем указано в расписании — сразу после того, как в машину садится еще одна пассажирка, пожилая женщина в сером кардигане, лакированных туфлях и с небольшим желтым чемоданом. У нее аккуратно уложенные кудрявые тёмно-бордовые волосы, на ногтях — остатки серого лака, она часто складывает пальцы в кулак, словно стыдясь за свой маникюр. Женщина садится передо мной, на место за водителем, ставит на колени красную сумочку и обращается к водителю с южноукраинским акцентом: «Вы знаете, у меня украинский паспорт. Меня пустят через границу без ПЦР?». «Пустят, у вас сейчас много привилегий», — отвечает водитель, не оборачиваясь.
Я спрашиваю даму, откуда она.
— Я из Херсона. Вы знаете такой город? — обернувшись, говорит женщина.
Я ни разу не разговаривал с украинцами с того момента, как началась война. О том, что происходит в Украине, я узнаю из новостей. Теперь я словно вижу войну воочию — она пришла ко мне в лице этой пожилой женщины с серыми глазами.
— Да, я знаю, — отвечаю я. — Я искренне вам сочувствую. Мы не все тут идиоты, — тихо добавляю зачем-то после недолгого молчания.
— Конечно, я знаю, — говорит женщина. Ее серые глаза становятся влажными и она отворачивается.
Позже я узнаю, что ее зовут Татьяна, в Херсоне она работала терапевтом. Она едет в Тбилиси, чтобы улететь оттуда к дочери в Мюнхен.
Ей пришлось бежать из Херсона через Россию, потому что с «западной стороны сейчас стреляют сильно, сильнее, чем с восточной». Больше она ничего о себе не расскажет,
на очередном моём вопросе она коснется моей руки и скажет: «Извините, не надо больше».
По дороге к Верхнему Ларсу стоит огромный баннер с буквой Z и хештегом #своихнебросаем. Татьяна смотрит на него, а потом отворачивается к другому окну — и долго глядит на горы вдали.
Границу мы проходим долго. На российской стороне очереди нет, пограничники быстро проверяют наши паспорта и отпускают. На грузинской стороне из-за проверки у россиян ПЦР и сертификатов о вакцинации скапливается большая очередь. Татьяна проходит границу быстрее всех — просто показывает пограничнику паспорт, и ее пропускают.
— А вы видели там войну? — обращается к Татьяне Алла, пенсионерка из Владикавказа, когда мы наконец проходим границу и садимся в микроавтобус. Алла (розовая помада, солнечные очки) едет в Грузию к матери.
— Давайте не будем об этом, — оборачиваясь, отвечает ей Татьяна.
— Нет, я же не играюсь. Я просто не видела войну, — продолжает Алла.
— Слава богу, что вы ее не видели.
— Да, слава богу. Ну ничего, не беспокойтесь, теперь Россия не оставит вас в беде, — улыбается осетинка.
Татьяна молчит. Через три часа мы въезжаем в Тбилиси. От украинских флагов рябит в глазах — они развешены на мостах, на верандах ресторанов и домах.
Артур Антонов, специально для «Новой газеты. Европа»