Экипаж, скорее, мертв
Как живет водитель сельской «Скорой помощи» на зарплату в 12 тысяч рублей
Водители подмосковной «Скорой» в июне обратились к президенту Владимиру Путину с просьбой о повышении зарплат. По словам авторов обращения, их оклады не индексировались десять лет. Молодой водитель при работе на одну ставку получает 28 тысяч рублей, опытный зарабатывает максимум 45 тысяч.

На низкие зарплаты жалуются и московские «скоряки». Почасовая тарифная ставка водителей скорой помощи ГУП «Мосавтосантранс» составляет 104 рубля 73 копейки. «Это в полтора раза меньше, чем стоит шаурма в уличном ларьке!» — говорится в коллективном обращении водителей в профсоюз медработников «Действие». Зарплата водителя столичной «Скорой» сравнима с заработком курьера, развозящего продукты на велосипеде.
В глубинке «Скорая» обслуживает гораздо меньше вызовов, чем в столице. Но сельская неотложка сталкивается с последствиями многих проблем немедицинского характера. В Ивантеевском районе Саратовской области живут 13 тысяч человек. Молодежь разъехалась на заработки. Оставшиеся пенсионеры не могут вовремя попасть к врачу, потому что автобусы между селами и райцентром не ходят второй десяток лет.
В районной больнице не хватает специалистов. Чуть ли не каждого второго пациента на «Скорой» отправляют в город. От Ивантеевки до Саратова — 270 километров. Почти половину из них сложно назвать дорогой.
Позовите санитаров
Перед районной больницей растут огромные нестриженые вязы. В 1970-х медучреждение строилось с размахом. За металлическим забором, когда-то выкрашенным в синий цвет, стоят несколько двухэтажных корпусов. Здесь работали роддом, специализированные отделения и даже грязелечебница. Из 150 круглосуточных коек сейчас действуют 60. Самый новый корпус, построенный в 90-е, заброшен.
Посреди пандуса, ведущего ко входу в приемное отделение, торчит металлический столб, подпирающий крышу над крыльцом. Дверь отделения, открываясь, перегораживает пандус почти во всю ширину. «Чтобы вкатить внутрь носилки, надо протиснуться мимо столба, закрыть дверь, развернуться. В здании нет лифта. Таскаем носилки по лестнице, — рассказывает водитель «Скорой» Александр. — Выгрузим пациента в приемном отделении. Там говорят: несите в терапию. Оттуда отправляют на рентген. Дальше надо в хирургию. Это разные корпуса, все отделения — на вторых этажах. В итоге говорят: спускайте его — и в Саратов. У водителя уже колени трясутся, а до города ехать четыре часа».
Санитаров в больнице нет. Раньше за переноску пациентов водителям «Скорой» доплачивали по 500 рублей в месяц. Несколько лет назад надбавку отменили без объяснения причин.
Водители предполагают, что это было связано с очередным повышением МРОТ. «С нами как будто в наперстки играют. МРОТ поднимают, доплаты срезают, а конечная сумма не растет», — разводит руками Александр.
«Каждого второго везем в город»
В больнице девять водителей. Каждый работает по графику — 10 часов в день, 14 часов в ночь, отсыпной и выходной. Одновременно дежурят две машины «Скорой».
От райцентра до дальних степных сел — 60-70 километров. Общественного транспорта в районе нет: автобусный парк закрылся в 2011 году. Многие деревенские пенсионеры приезжают в Ивантеевку раз в год, сбросившись на такси. Понятно, почему пациенты попадают к медикам с сильно запущенными болячками.
Врачей в ЦРБ не хватает. Несколько лет назад медики рассказывали приехавшему в Ивантеевку спикеру Госдумы Вячеславу Володину, что 70 процентов коллектива — пенсионеры.
Больница ищет дерматовенеролога и врача лабораторной диагностики на зарплату 15-25 тысяч рублей. Лабораторному технику предлагают 15-22 тысячи рублей. Анестезиологу-реаниматологу, оториноларингологу, неврологу и терапевту обещают 23-35 тысяч рублей в месяц
плюс 1 миллион рублей единовременно по программе «Земский доктор». Получив выплату, участник программы должен отработать в селе пять лет.
Еще в 2019 году чиновники саратовского минздрава признавали, что программа провалилась, «даже миллион никому не нужен». Сейчас в области не хватает 2100 врачей и 1700 медицинских работников среднего звена.
«Каждого второго-третьего больного везем в Пугачев, Балаково или Саратов. Детей обязательно вывозим, пациентов с переломами, всех рожениц, — рассказывает водитель Владимир. — Беременных что-то мало стало. Из роддома их «Скорая» не забирает, только такси. От Саратова до Ивантеевки — 5 тысяч рублей».
Поездка в Саратов и обратно вместе с процедурой госпитализации занимает 10-14 часов. Командировочных водителям «Скорой» не платят.
Собеседники уверяют, что порой им приходится выезжать на адрес без фельдшера. «Сколько раз такое было! — машет рукой Александр. — Фельдшер говорит: поедешь туда-то, заберешь бабушку, быстренько привезешь сюда. А бабушка ходит кое-как! Едет в салоне без сопровождения, наблюёт ведро. Я потом должен отмывать машину, потому что санитарка в больнице одна, работает на четверть ставки».
Вячеслав вспоминает, как однажды в одиночку повез в Саратов диализного пациента, заболевшего ковидом. «Фельдшер спросила его: «Сереж, ты же доедешь один?» — и отправила меня. Я уж потом сообразил: а что я буду делать, если в дороге ему станет хуже? Только «112» на себя вызывать. Повезло, что в ковидном госпитале его приняли без очереди».
Всего в Ивантеевском районе живут четверо больных с почечной недостаточностью, которым нужен гемодиализ. «Скорая» возит их на процедуры три раза в неделю. Раньше ездили в областной центр за 270 километров, теперь — в Балаково за 125 км.

Если возникает необходимость провести операцию на месте, «Скорую» отправляют за специалистами в Пугачев. «За кровью и плазмой ездим в Балаково. После 15.00 Балаково не дает кровь, мчимся на Саратов», — устало объясняет Александр. На интервью он пришел после ночной смены.
Через Ивантеевский район проходит трасса Р226 Самара-Волгоград. Летом по ней едут на юг отдыхающие. «Бывали адские ночи: столько аварий, что по два раза за смену возили пострадавших в Балаково, — вспоминает Александр. — Так выматываешься, что лесопосадки дорогу перебегают».
«Масло меняем зимой на снегу»
«Форды» нам и не снятся», — смеются мужчины. Полноприводные «Газели» позволяют ивантеевским медикам добраться в любое село даже зимой. Но пациентов в такой машине немилосердно трясет. Мощности отечественного двигателя не хватает для работы кондиционера. Автомобили «Скорой» в Ивантеевке обновили в 2016-2019 годах. Самая молодая машина пробежала уже 118 тысяч километров. «Соболь» 2018 года выпуска намотал 240 тысяч (это в шесть раз больше длины земного экватора).
По договору водители обязаны выполнять мелкий ремонт автомобиля. «Мелкий» — это лампочку заменить или колесо. А мы даже движки перебираем, бесплатно и в свободное от работы время, — рассказывает Александр. — Современные «Скорые» с высокими потолками не заходят в наш гараж. Масло меняем зимой на снегу».
Больница выдала водителям зимнюю форму. «Куртка сидит нормально. Штаны сверху не сходятся, снизу — такой клеш, что можно двух водителей в штанину запихнуть», — смеется Владимир. Летнюю форму работники должны купить сами: «Я посмотрел:самая простенькая майка с красным крестом стоит 1500 рублей!»
Между выездами на вызовы водители поливают клумбы в больничном дворе, зимой — чистят снег.
«Выжимание всех соков»
За последние 20 лет в России были закрыты около 30 процентов станций «Скорой помощи» — из 3200 учреждений осталось 2200. В экстренной медицинской службе работают 107 тысяч медиков и больше 30 тысяч водителей.
Во время пандемии каждое ответственное лицо старалось сказать с телеэкрана побольше красивых слов о героях в белых халатах. Сейчас, чтобы получить положенные по закону ковидные выплаты, многие сотрудники «Скорой» вынуждены судиться. В Башкирии Туймазинская ЦРБ не оформляла спецвыплаты диспетчерам «Скорой» потому, что они непосредственно не контактируют с больными. Суд удовлетворил коллективный иск фельдшеров, отметив, что доплаты положены «с учетом увеличения нагрузки и интенсивности поступления вызовов». В Липецкой области сотрудники Центра скорой медицинской помощи требуют пересчитать ковидные доплаты, так как региональная администрация решила платить не за каждый отработанный в условиях пандемии день, а за часы и минуты, проведенные в контакте с инфицированным пациентом.
В некоторых регионах медики решаются на забастовку, добиваясь улучшения условий труда и повышения зарплат. В феврале объявили итальянскую забастовку (акция протеста, подразумевающая работу в строгом соответствии с инструкциями) сотрудники «Скорой помощи» Ишимбайской ЦРБ в Башкирии, состоящие в независимом профсоюзе «Действие». Ситуацию в больнице они назвали «выжиманием всех соков»: из-за нехватки сотрудников выездные медики были вынуждены работать на двух-трех ставках. Руководство уволило инициаторов протеста, но они восстановились на работе через суд. После забастовки на местной «Скорой» повысили доплаты за работу по ночам и ввели надбавку для водителей за переноску лежачих больных.
Сейчас «итальянскую забастовку» проводят сотрудники Дорогобужской ЦРБ в Смоленской области. Здесь на одну ставку фельдшеры получают 19-22 тысячи рублей, водители — 15-16 тысяч. «Чтобы хоть как-то свести концы с концами, многие из нас вынуждены работать свыше нормы рабочего времени, жертвуя своим здоровьем, временем на отдых и семейные обязанности», — пишут медики в обращении к смоленскому губернатору.

Труднее всего приходится тем, кто работает на аутсорсинге. Например, в Тюмени водители «Скорой» жаловались на то, что им не платили зарплату в течение двух месяцев. Шоферы были вынуждены за свой счет ремонтировать и заправлять машины неотложки. Департамент здравоохранения Тюменской области заявил, что водители являются сотрудниками не медучреждения, а частной организации, с которой заключен договор аутсорсинга. Оплата по договору производится раз в несколько месяцев, а как частник будет рассчитываться с водителями, чиновников не касается. С похожими проблемами столкнулись водители «Скорой» в Новосибирске и Бирске (Башкортостан), которые тоже формально приписаны к сторонним подрядным организациям.
Водители попросили не называть их фамилии и отказались фотографироваться.