«Я смотрела на небо и думала, что нам дали 48 часов. Так по радио сказали — потом всех убьют». Вторая чеченская война в детских дневниках Полины Жеребцовой
Жители Грозного идут среди разрушенных баррикад возле бывшего Президентского дворца, 13 февраля 1996 года
Alexander Nemenov / TASS
Писательница-документалистка Полина Жеребцова родилась в Грозном в 1985 году. Когда ей было девять лет, началась первая чеченская война. Уехать из Чечни Полине вместе с мамой удалось только в 2004 году. Всё это время она фиксировала происходящее вокруг в дневниках. Сегодня эти рукописи принято сравнивать с дневниками Тани Савичевой из блокадного Ленинграда и Анны Франк, прятавшейся от гестапо в Амстердаме. Архив Полины — пожалуй, самое полное документальное свидетельство войны в Чечне. Читая его сегодня, невозможно избежать параллелей с войной, которую Россия развязала в Украине. В рамках проекта «Всемирная история ресентимента» фрагменты «Чеченского дневника» публикуются в «Отделе культуры» с авторскими комментариями.
— На страницах «Чеченского дневника» иногда встречаются обертки от конфет. Правильно понимаю, что вы их вклеивали на память, потому что конфеты были большой редкостью?
— Все сладости были для детей большой редкостью. Поэтому мы с друзьями бережно хранили обертки от конфет и вкладыши от жвачек. Я приклеивала вкладыши от жвачек в дневник как напоминание о том, что даже в трудные времена, когда взрослые и дети с утра до ночи торгуют на рынке или просят милостыню, бывает и счастье!
— А фотографии того времени в вашем архиве сохранились?
— 1996–1999-й — люди торгуют на рынке, чтобы выжить, просят милостыню, голодают, чеченцы и русские. Фото никто не делал. Это была роскошь. У нас в то время не было вдоволь хлеба, в обмороки иногда падали. Несколько фотографий сделал мой одноклассник в школе и пару — соседи. В нашем архиве сохранились в основном довоенные фото.
1995
02.04.
Мы ходили на консервный завод. Это далеко. Нужно идти пешком часа четыре. Я, мама, Аленка и тетя Валя.
Там можно взять кабачковую икру. Срок годности истек. Но есть можно, если пережарить. Все носят и едят. Там тысячи банок!
Мы шли через дома и сады туда. Там были сотни людей и корреспонденты. Иностранцы. Они говорили на непонятном языке. Мама сказала, они из Англии и Франции. Эти дяди дали мне и Аленке конфеты! Настоящие! Шоколадные! И ушли. Они что-то фотографировали. А мы сразу все конфеты засунули в рот и съели. О, как вкусно!
Мама и тетя Валя взяли много банок икры. Мы будем обжаривать ее на сковороде!
Но было и страшно. Когда мы шли туда, есть дорога, где едут машины. Эта дорога недалеко от консервного завода. Там лежал человек. Не человек, а такой черный скелет. Немного одежды. Лицо и руки скушали собаки. И середину поели, но не совсем. А рядом сгоревший танк. И больше не было трупов.
Мама и тетя Валя отвернулись и прошли мимо. А я и Аленка остановились. Мы смотрели. Я видела его ребра. Они такие были странные, и куски одежды приклеились вроде. Мама и тетя Валя давай на нас орать.
Мы побрели дальше. Потом я Аленке говорю:
— Вдруг он зашевелится?
Аленка завизжала.
Обратно не хотели идти той же дорогой, но пошли. И опять я не испугалась. Посмотрела — лежит. Все ходят мимо, а он — лежит. Собака подошла, понюхала. Мы отогнали ее палкой.
Решила звать его Танкистом. Он погиб, сгорел в танке. Он русский. Где его друзья? Почему он лежит на дороге?
06.04.
Ох и страшный сон! Танкист приснился. И вроде он мертвый — весь черный, горелый, — а живой! И шевелится. Ползет куда-то. Я кричала. Маму разбудила. Мама опять дала подзатыльников.
11.04.
Пыль. Воняет непонятно чем. Стреляют. Всё война. Опять ходили на консервный завод.
Икру едим. Противная, гнилая. Но тетя Валя жарит ее на сковороде с маслом, и ничего. Можно макать лепешку и есть. Я ждала, когда мимо Танкиста пойдем.
Мама и тетя Валя прошли быстро. И Аленка с ними. Я картонку тащила, чтобы его накрыть. Нашла коробку, разломала, чтобы длинная картонка была. А его нет нигде. Смотрю, а в канаве! Кто-то с дороги в канаву спихнул. Мимо машины едут, люди идут с тачками за икрой кабачковой, а он в канаве лежит. Бедненький! Собаки ножки доели. Вкусно, наверное. Остались только ребра да кости. Страшно смотреть. Но я решила накрыть картонкой.
Мама увидела, как закричит:
— Дура! Дура! Иди оттуда!
Я не знала, что делать, но картонку вниз бросила. Чуть промахнулась. Мама подбежала, за руку схватила. Кричит:
— Собака картонку не снимет, думаешь?! Не трогай и не смотри!
И обратно мы этой дорогой не пошли. Прости, Танкист.
Поля
Страница из дневника Полины Жеребцовой
Архив Полины Жеребцовой
— Вы подробно описываете бомбардировки и обстрелы Грозного в августе 1996 года. Как раз 31 августа были подписаны Хасавюртовские соглашения, которыми завершилась первая чеченская война. В результате российские войска капитулировали и ушли из Чечни. Почему же они перед этим бомбили города? Априори считали всех, кто там остался, боевиками и сторонникам Ичкерии?
Подпишитесь, чтобы прочитать целиком
Оформите подписку Redefine.Media, чтобы читать Republic
Подписаться [Можно оплатить российской или иностранной картой. Подписка продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.]