Защита от дурака

Что важней самолетов и танков в выступлении Зеленского в Европарламенте

За подсчетом оружия, которое президент Украины Владимир Зеленский в очередной раз попросил у западных стран, выступая перед парламентским органом Европейского союза в Брюсселе 9 февраля, грозит остаться незаметным тот пункт в его речи, который, на самом деле, является главным — о верховенстве права как том образе правления, который Украина надеется в будущем разделить с Европой: «Это наша дорога домой».

Какое же отношение Rule of Law в английском варианте или Rechtsstaat (правовое государство) в немецком имеет отношение к тому, что в России до сих пор называется «специальной военной операцией»? Самое прямое: если это не casus belli, то вопрос, на который военные действия в конечном итоге и должны будут дать ответ.

Абстрагируясь от моральных оценок, война (как это называется в Украине) — есть последнее испытание ведущих ее государств на эффективность.

Какой режим на этом пределе более эффективен: неправовой (авторитарный, тоталитарный) или демократический (правовой)? Если все же правовой, то когда и кем он может быть приостановлен введением чрезвычайного (военного) положения?

Эти вопросы сформулировал, как известно, немецкий юрист и философ Карл Шмитт в 30-е годы прошлого века. То, что он поддерживал нацистов и заслуженно считался «коронованным юристом Третьего рейха», ничего не меняет в том, что эти вопросы Шмитт поставил очень глубоко и точно.

Он камня на камне не оставил от доктрины Rechtsstaat, также сформулированной его соотечественниками, согласно которой государство само себя ограничивает правом, а в режим чрезвычайного положения может переходить только по установленной парламентской процедуре, по законным основаниям и только временно. Шмитт доказывал, что это вздор, право слишком медлительно, громоздко и, следовательно, неэффективно, правовой режим иногда возникает в истории как исключение, а чрезвычайное положение — как раз норма. Rechtsstaat как способу организации государства-нации он противопоставлял «деционизм» (от латинского decido — «я решаю»), имея в виду, что решения «суверена» законны не в силу их рациональности, а исключительно потому, что он обладает властью.

В июне 2022 года председатель КС РФ Валерий Зорькин на Петербургском «международном» (хотя уже не очень) юридическом форуме в выступлении, большей частью посвященном обоснованию конституционности «СВО», указал на актуальность идей Шмитта, правда, забыв про детали его биографии. Но и Зорькин тоже прав: сегодня, когда глобальные и часто непредвиденные вызовы следуют один за другим, а история ускорилась, поставленная Шмиттом дилемма тем более актуальна, а соблазн для национальных государств, защищая собственные интересы, сделать ставку на деционизм, очень велик.

Правовые процедуры своей тягомотиной, в самом деле, любого сведут с ума — например, когда на фоне ведущихся в центре Европы боевых действий тот же Евросоюз и национальные парламенты месяц за месяцем принимают и все никак не могут принять решения о поставках оружия.

Не знаю, кто готовил текст выступления Зеленского в Европарламенте, но его-то точно эта волынка с ума свести не смогла.

Напоминаю: мы рассуждаем только в категориях эффективности, оставляя в стороне как отсылки к «правам человека», так и смутные апелляции к «историческим традициям». Но именно с точки зрения государственной эффективности у формулы деционизма есть один, зато существенный изъян: решение «суверена» может быть ошибочным (что, кстати, и произошло в Германии еще при жизни Шмитта).

В этом плане Rechtsstaat при всей его громоздкости и медлительности играет роль «защиты от дурака» — она же составляет сегодня обязательный компонент всякого сложного, современного и несущего массовую гибель вооружения.

Зеленский заявил в Европарламенте: мы (то есть Украина, которую он представляет) имели возможность убедиться в том, что это работает. Нет гарантий, что после многих месяцев чрезвычайного (военного) положения и после окончания военных действий Украина сама не скатится к авторитаризму. Чем бы ни кончилось, соблазн будет велик. Но пока ее лидер верит в Rechtsstaat — я думаю, искренне.