Расшибиться в тоску
Почему роман Сильвии Плат о депрессии «Под стеклянным колпаком» остаётся актуальным даже спустя 60 лет после смерти писательницы
Шестьдесят лет назад, 11 февраля 1963 года, ушла из жизни американская поэтесса и писательница Сильвия Плат. Ее единственный роман «Под стеклянным колпаком» вышел меньше чем за месяц до ее смерти. В нем Плат описала первую попытку самоубийства, а также рассказала об опыте лечения в психиатрической больнице. Специально для «Новой-Европа» книжная обозревательница Евгения Власенко взглянула на роман Сильвии Плат через корпус более поздних текстов — и нашла заявленные в романе проблемы самореализации женщин и борьбы с депрессией по-прежнему актуальными.
Все еще современный роман
Даже спустя шестьдесят лет роман Сильвии Плат «Под стеклянным колпаком» (The Bell Jar, 1963) читается как современная проза. Это в равной степени комплимент тексту и упрек времени, в котором мы живем — времени, где молодые женщины по-прежнему испытывают невероятное давление со стороны государства и общества в вопросах материнства. Патриархальное устройство практически любой профессиональной сферы, от промышленности и финансов до литературы, продолжает накладывать множество ограничений для самореализации. Героиня Плат — 19-летняя Эстер Гринвуд — выигрывает в конкурсе эссе и приезжает на стажировку в Нью-Йорк 50-х, где «живет свою лучшую жизнь»: днем в редакции разбирает тексты из самотека, участвует в фотосессиях и посещает выставки и показы, а по вечерам ходит с подругой в бары и на частные вечеринки. Проблема в том, что ничего из этого ее не радует. Даже так: героиня чувствует невыносимую усталость и бессмысленность всего, рыдает и постепенно осознает, что, кажется, сходит с дистанции — и никогда не сможет ничего добиться. Она пробует начать писать роман, но быстро понимает, что ей недостает опыта — о чем писать? Вернувшись домой к матери и узнав, что не прошла отбор на летний семинар к известному писателю, Эстер впадает в самую настоящую депрессию.
Маленький городок, мать, настаивающая, чтобы дочь освоила «более подходящую женщине» профессию стенографистки («практические навыки», дающие «возможность добывать себе хлеб насущный»), многодетная соседка, маячащая под окнами с коляской словно живая реклама лучшей женской доли — кажется, вернись сегодня студентка столичного российского ВУЗа на каникулы в родной город, Саратов или Нижний Тагил, картина будет примерно та же.
Плат писала о том, что ей хорошо знакомо — больше всего на свете она боялась не состояться. В биографии «Красная комета: короткая жизнь и пылающее искусство Сильвии Плат» (Red Comet: The Short Life and Blazing Art of Sylvia Plath, 2020) Хезер Кларк упоминает фрагмент из ее письма к тогдашнему бойфренду Гордону Ламейеру (1955): «Я боюсь ненароком упустить «жизнь» и, проснувшись одним «прекрасным утром», обнаружить, что только ветер грустит обо мне у надгробия».
Плат была полна решимости жить полной жизнью — писать, путешествовать, любить. Она надеялась стать писательницей, но выросла в культуре, которая открыто высмеивала женские амбиции.
Она жила в эпоху, когда женщине было практически невозможно получить ипотеку или оформить кредитную карту, когда вакансии для мужчин и для женщин публиковались в разных разделах газет. Но, несмотря на все это, Плат не собиралась сдаваться и делала все, чтобы не упустить «жизнь», не упустить ни единого стихотворения.
В своем творчестве Плат не раз бросала вызов образу жизни американских женщин 50-х годов. Ее первый и единственный роман «Под стеклянным колпаком» — один из ярких примеров феминистского высказывания. Однако Плат подарила своей героине не только собственную фемоптику, но и свой недуг. Поэтому «Под стеклянным колпаком» — это еще и проза, исследующая тему борьбы женщины за психическое здоровье.
Личность в депрессии
Люди в депрессии часто неприятны для окружающих. Это ставит перед авторкой сложную задачу: описать героя или героиню так, чтобы он или она одновременно раздражали — и заставляли сопереживать. Но мало кто будет сопереживать неприятным людям. У Дэвида Фостера Уоллеса есть рассказ «Личность в депрессии» (сборник «Короткие интервью с подонками», перевод Сергея Карпова, 2020 год), в котором женщина в депрессии постоянно названивает своим знакомым в поисках внимания и поддержки, буквально занимается эмоциональным вымогательством. И ее жалко ровно до тех пор, пока мы внезапно не понимаем, что она звонит умирающей от рака подруге, которую прямо во время разговора тошнит от принимаемых лекарств — но героиня рассказа настолько зациклена на себе и собственных чувствах, что не обращает на это внимания.
Впервые мы осознаем, что героиня Плат неприятная, когда она оставляет пьяную подругу Дорин в луже рвоты на пороге своего номера, потому что не хочет разбираться с этим, а хочет спать. И в дальнейшем на протяжении романа мы в общем-то не видим примеров доброты героини по отношению к окружающим. Ее дружба с Дорин, с которой они вместе проходят стажировку, как и дружба с Джоан в частной психиатрической лечебнице, куда героиня попадает после попытки самоубийства — классический пример токсичных отношений. Но для людей, страдающих депрессией, такие отношения не редкость.
Это хорошо описано у Отессы Мошфег в романе «Мой год отдыха и релакса» (перевод Ирины Гиляровой, 2019 год). Безымянная главная героиня тяжело переживает смерть обоих родителей (отец умер от рака, мать вскоре покончила с собой) и находит утешение только во сне. Она решает проспать целый год, чтобы оклематься, поэтому увольняется с работы, настраивает автоплатеж на коммуналку, находит какую-то левую психотерапевтку, больше похожую на наркодилершу, и запирается в своей квартире с коробкой рецептурных транквилизаторов и снотворного. Долгое время ее навещает только подруга Рива, дружба с которой держится на корысти вперемешку с завистью со стороны одной (Ривы) и снисхождении со стороны другой (героини). Но обе они слишком одиноки, чтобы покончить со всем этим до определенного момента.
Своя комната
За три года до рождения Сильвии Плат в 1929 году Вирджиния Вулф опубликовала эссе «Своя комната», в котором размышляла о необходимости личного капитала и пространства для творчества, которого женщины ее поколения были практически лишены.
Я вспомнила об этом эссе, когда читала о безуспешных попытках героини Плат совершить самоубийство — ей попросту было негде это сделать.
Сначала Эстер решает вскрыть вены: она закрывается дома в ванной, набирает воду, достает лезвие, но в последний момент, прикинув, сколько времени осталось до возвращения матери с работы и сколько может потребоваться, чтобы все кончилось, отказывается от этой затеи. Она думает снять комнату в пансионе, но тут же понимает, что, во-первых, у нее нет на это денег, а во-вторых, в общую ванную комнату на этаже обязательно начнут ломиться другие жильцы. Для самоубийства, как и для писательства, тоже нужна своя комната.
Но наличие личного пространства для жизни и творчества способно и предотвратить трагедию. Здесь я снова вспоминаю безымянную героиню Мошфег, которая закрылась в собственной квартире на Манхеттене, отгородилась от мира, оградила мир от себя, и не имея особых финансовых и прочих забот, смогла прожить свои темные дни.
Нация прозака
Говоря о необходимом жизненном пространстве, я имею в виду не только жилье как таковое, но прежде всего социальное пространство, в котором депрессия не обесценивается, и в котором человек может рассчитывать на психологическую и медикаментозную помощь. Под «пространством» необходимо понимать также и общество, в котором с депрессией можно жить. Сильвия Плат закончила писать «Под стеклянным колпаком» в августе 1961 года. Ей было 29 лет, она уже была беременна вторым ребенком, а дочери было около полутора лет. Их брак с Тедом Хьюзом разваливался, она какое-то время жила отдельно.
В мемуарах Элизабет Вуртцель «Нация прозака» (перевод Ольги Брейнингер, готовится к публикации на русском языке в конце февраля 2023 года) описан опыт жизни с депрессией в 90-е годы. Это все еще очень не бережная и не чуткая к людям с депрессией среда, но это уже эпоха психотерапии и антидепрессантов. В своем автофикшн-романе Вуртцель — травмированная разводом родителей, разлукой с отцом и всю жизнь страдавшая от депрессии — пишет о поколении своих родителей:
«К началу шестидесятых большинство родителей моих ровесников уже окончили колледж и перешли в будничный рабочий мир — за несколько лет до того, как студенческие протесты, антивоенная деятельность и зарождающаяся культура секса, наркотиков и рок-н-ролла стали обычным делом. К тому времени, когда радикальные шестидесятые вышли на пик, мы, дети, уже родились, и наши родители внезапно обнаружили, что не знают, чему можно верить: старомодным представлениям о том, что дети должны расти в традиционной семье, или непонятному новому ощущению, что возможно все, что другая жизнь возможна, стоит лишь протянуть руку. И вот они уже связаны узами брака, потому что это считалось обязательным, в комплекте с детьми, рожденными почти случайно, в мире, который внезапно стал скандировать: «Долой обязанности! Долой случайности!». Разминувшись на пару лет с возможностью по полной насладиться плодами культурной революции, наши родители остались ни с чем».
Сильвия Плат — одна из представительниц поколения, оказавшегося на сломе эпох. Когда я думаю, как бы могла сложиться ее жизнь, на ум приходит роман «Кролиководство» Бинни Киршенбаум (Rabbits for food (2019), перевод на русский Андрея Шаулиса, 2021 год). Его героиня — 43-летняя успешная писательница из Нью-Йорка — давно страдает от клинической депрессии. Они живут вдвоем с мужем недалеко от Бродвея, у них нет детей, они выплатили ипотеку и могут позволить себе жить в свое удовольствие. Только Банни — так зовут героиню — не хочет жить. Она думает, как бы со всем этим покончить и даже воображает себя в горячей ванне. Но стоит ей представить, что их кот, Джеффри, может начать лакать розовую воду, как тут же становится ясно, что она никогда этого не сделает. Не хотеть жить — не то же самое, что хотеть умереть. В итоге Банни попадает в психиатрическую больницу, где, как и героиня Плат, проходит курс электросудорожной терапии (ЭСТ).
Эстер Гринвуд после ЭСТ чувствует облегчение, чувствует, как удушливый стеклянный колпак — символ болезни, искажающий восприятие мира — приподнимается, и героиня ощущает как с дуновением воздуха исчезают ее страхи и тревоги. Роман заканчивается на моменте, когда Эстер в «ярком, как и ее планы» красном костюме, закончив курс лечения, готовится пройти врачебную комиссию, которая решит ее дальнейшую судьбу. Она определилась с планами на жизнь — в них нет замужества, но есть план закончить учебу. И теперь ей есть, о чем писать. И хотя в самом начале романа «Под стеклянным колпаком» есть момент, позволяющих сделать вывод, что все пойдет не совсем по плану (как минимум, у героини появится ребенок), Плат оставляет нам надежду, что та справится.
У «Кролиководства» Киршенбаум не столь оптимистичный финал: мы расстаемся с Банни после первого сеанса ЭСТ, и, кажется, ей не сильно помогло. А учитывая, что с депрессией героиня борется уже очень и очень давно, может и не поможет вообще.
В самом конце романа Банни произносит «Я бессловесная», имея в виду неспособность выразить свои мысли и чувства. Для писательницы это звучит как смерть.
Между выходом «Под стеклянным колпаком» Плат и «Кролиководства» Киршенбаум прошло больше пятидесяти лет. Где-то внутри этого временного отрезка о борьбе с депрессией писали Вуртцель, Уоллес, Мошфег, а еще Мишель Уэльбек и многие другие. Антидепрессанты — буквально персонажи этих романов. Но есть ощущение, что всего того прогресса, которого удалось достичь в фармакологии и терапии, оказалось недостаточно, чтобы победить депрессию. Прозак не стал панацеей, и как пророчески написала в эпилоге к своим мемуарам Элизабет Вуртцель «депрессия всегда сможет перехитрить любую химию». А значит мы всё еще под стеклянным колпаком, говорит литература.