«Отчаяние как будто подавило во мне страх»
Людмила Разумова и Александр Мартынов — семейная пара, получившая на пару 13,5 лет за «фейки», — ответили на вопросы «Новой»
17 марта Конаковский районный суд Тверской области приговорил супругов Людмилу Разумову 1967 года рождения и Александра Мартынова 1958-го по статьям о «военных фейках» и «вандализму» к семи годам и шести с половиной годам в колонии общего режима. По статье о фейках Мартынову и Разумовой вменяют их посты в «Одноклассниках». Дело о вандализме было возбуждено из-за надписей, которые они нанесли с помощью трафаретов на стенах магазина «Конфетка» в селе Новозавидовском.
Информации о Людмиле и Александре крайне мало. Известно, что почти весь год с момента ареста Разумову содержат в одиночной камере Тверского СИЗО.
Пользователи социальных сетей, пораженные суровостью наказания, которое назначил семейной паре Конаковский районный суд, пересылали друг другу фотографию двух счастливых людей и маленькой собачки.
Было трудно представить, что они разлучены на долгие годы, их приговорили за слова и перепосты к таким срокам, которые дают за убийство. Теперь они ждут апелляции.
Я написала Людмиле Разумовой и Александру Мартынову в Тверское СИЗО и попросила рассказать о себе и о том, как проходит их жизнь за решеткой.
Они ответили.
ПИСЬМО ЛЮДМИЛЫ РАЗУМОВОЙ:
«Удивительно, но я сегодня утром думала о вас, о вашей газете. Может, оттого, что вчера перед сном мне попалась на глаза открытка с Анной Политковской. Мне ее прислал кто-то на 8 Марта, ее и А. Экзюпери. Вот у них черпаю силы, прошу и получаю.А накануне ареста смотрела интервью с Д. Муратовым (Кате Гордеевой* вроде). И помню его слова многие, и его настроение, и опасение за своих, и растерянность, и про шкафчик с напитками (если что) тоже помню. В общем, я о вас знаю и благодарна вам за ваше письмо. Чувствуется, правда, некоторое смущение всякий раз, когда наши действия, поступки называют героизмом, и это не кокетство никакое, это чистая правда.
Я не сумасшедшая, я предполагала, чем это для меня может кончиться в наше время, но отчаяние было сильнее, оно как будто подавило во мне мой ген страха, верно, передающийся нам по наследству.
Отчаяние, боль, стыд, а главное — страх за детей (у меня их трое). Вот этот страх победил другой страх — за себя. А может, это материнский инстинкт обыкновенный.
Знаете… Я очень люблю лес. И еще в детстве, гуляя по нему, я видела, как мама-птица, рябчик, выбегала на дорогу, расправляя крылья веером, как будто танец какой-то исполняла, бросаясь мне под ноги. Мне потом уже моя мама объясняла, что это у нее гнездо рядом, дети ее, и она вот так, ценой своей жизни, отвлекает нас от него. Но ведь это серая птичка, что она по сравнению с человеками, прямоходящими и разумными, с нами, над которыми природа миллиарды лет трудилась с такой любовью. Обидно ведь, правда? (…)
Зоя, я не художница. Да, я рисую, сколько себя помню, но я не училась этому, и у меня не было выставок и картин на стенах. Рисую для себя, и тут тоже. Помню, как бумага закончилась, так на туалетной рисовала. В основном это портреты из прошлого, будущего, портреты сотрудников тоже. Кстати, я ждала от них худшего, но всё очень спокойно и по-человечески по отношению ко мне, как будто с пониманием меня, да и всей ситуации в целом. Даже здесь все понятно.
Мне все пишут про нас с мужем, с Сашей, а я не знаю, как мне быть. Скажу как есть. … Мы уже расстались как полгода. Да, мы общались на суде и поддерживали друг друга и морально, и физически (и такое было тоже). Но мы не пара уже и никогда не будем вместе. Я думаю, будет справедливо об этом сказать, потому что… эх, как бы это назвать? Саша, да и я, можем еще найти своих людей, своих близких, кто знает…
Ну, если не на всю оставшуюся жизнь, то на этот очень непростой период…
Все уже пережито, все в прошлом, и я даже рада, что так.
Как проходит день?
Подъем, кофе, марафет, преображающий с помощью черного карандаша для рисования. Косметику в СИЗО отменили, лишили последней радости женщину. Потом проверка. Потом чтение книг, писем, ответы на них, обед, уборка, прогулка под Рахманинова, Равеля приободряющего и опять книги, письма до ужина, до вечерней проверки.
Вот я сейчас после вечерней проверки и решила вам написать. Это два свободных часа перед сном, и в это время я знаю, что меня уже никто не потревожит. (…)
Про книги.
Первые полгода была беда с книгами. Выдавали, не спрашивая о предпочтениях, и все какое-то с разноцветными, яркими, глянцевыми обложками. Я взбунтовалась, и теперь все в СИЗО могут писать заявление о том, что хотят читать.
Прочла много Толстого, всего Пушкина, Стейнбека, Улицкую и даже Пелевина, который нашелся в библиотеке. Очень понравился и помог Ирвин Стоун, «Муки и радости», о великом Микеланджело — это как гимн силе человеческого гения и еще любви. Сейчас дочитываю «Анну Каренину». Толстой — гений! Наш человек! Я не про гения, а про сопротивление темным силам. Прочтите «Песни на деревне». В самом конце рассказа — главное и как про сегодня.
А «Лестницу Якова» Улицкой прочла и начала заново. В первый раз со мной такое.
Что еще написать? Зоя, у меня много всего накопилось и за сейчас, и за всю жизнь. Всю жизнь я была вне политики. Не то чтобы не интересовалась совсем, а просто понимала, что все это очень темное и бесполезное. Теперь по-другому думаю. Думаю, что все наши беды именно из-за того, что так думал каждый, не считая тех, кто был честнее нас, безропотно молчавших, честнее и сильнее. Вот кто любил свое Отечество по-настоящему. Без истеричных лозунгов, парадов, всей этой мишуры, навязанной всегда для чего-то там и с какой-то целью. На патриотизм надавили — значит, проворовались (Салтыков-Щедрин).
И ничего не меняется. Но ведь должно.
Я уверена, что мы все это увидим с вами, я это чувствую (всеми местами). И просто это объясняю.
Наши дети лучше нас, смелее, свободнее, эти не позволят себе рабство, и в них уже меньше того генетического страха, что нам достался. Это и есть развитие страны и мира всего.
А за меня не переживайте, я тут стала сильнее и свободнее, как бы странно это ни звучало.
Обнимаю вас всех.
Ваша Люся Разумова».
ПИСЬМО АЛЕКСАНДРА МАРТЫНОВА:
«Мне очень приятно получить от вас письмо поддержки, получить именно от вас — человека, известного своей правозащитной деятельностью.В каком формате сейчас выходит «Новая газета»? Где вы сейчас? Где Дмитрий Муратов? Когда нас год назад арестовали, мне кажется, «Новая газета» выходила еще в обычном формате.
Как здоровье у Муратова? У вас? У нас очень мало информации о вас, да и вообще очень мало того, что до нас доходит правдивого. До «нас» — это в том числе и до моего сокамерника Андрея Николаевича Трофимова, которого вы наверняка знаете (у вас было интервью с мамой Антона Носика, а Андрей учился с Антоном в школе и связался с мамой Антона через вас).
У Андрея тоже статья 207.3, он передает вам большой привет.
О нас с Люсей: мы познакомились очень банально для нашего времени — через «Одноклассники». В 2018 году. Жили вплоть до ареста гражданским браком вместе с ее дочерью Марусей в Новозавидовском. Фото, на котором мы с Люсей, сделала Маруся в 2019 году, когда мы ездили в Грузию на машине.
Собачка на фото — это Зося, гладкошерстный фокстерьер. Сейчас Зося вместе с Марусей в деревне. С ней (Марусей) ее родной отец. Вообще мне не очень хочется подробно говорить о нас. Сложно все… Мне не хочется, чтобы идеализировали наши отношения с Люсей, всякое у нас бывало. И тем более сейчас. Я не знаю, как все сложится у нас в дальнейшем.
В год ареста мы вообще планировали уехать из России в Грузию навсегда, продав свой дом. Но не успели… Очень жалею. Да и вообще все произошло очень неожиданно, как в фильме «Зеркало для героя»: жили-жили — и вдруг споткнулись о какую-то проволоку, и теперь вот… тюрьма.
Правда, я понимаю, что это произошло потому, что нам было небезразлично то, что происходит вокруг. Не могли иначе, не могли, и все! Все неслучайно. Обидно, конечно, что «нас» так мало оказалось.
До кого мы хотели докричаться? Люди ведь ничего не слышат или не хотят слышать. В головах и ушах один телик, страх и мерзость кругом!
За все время никто из «друзей» и знакомых так и не написал, не поддержал…
Пустота кругом. Правда, хочется верить, что «рассвет уже за поворотом», как сказал Владимир Кара-Мурза*.
За время, пока шло следствие, у моей мамы обнаружили рак, и сколько бы я ни просил суд отпустить меня под подписку, все мои мольбы остались отвергнуты нашим в высшей степени «справедливым судом».
Мама ушла 2 декабря, а сообщили мне об этом только 13 декабря, когда мы зашли в зал суда. Никто даже не извинился. Вот она, «высшая» справедливость! Скоты!!!
Люся очень сдала за это время, похудела очень (думаю, что сбросила не менее 10 кг), а все ее просьбы на нормальное обследование упираются в стену отговорок. Да и вообще я очень сомневаюсь в квалификации местного медперсонала.
Сохраняется очень слабенькая надежда на условный срок — правда, ну очень слабая. Мы подали на апелляцию и теперь будем ждать областного суда. Правда, то, что нас будут судить «показательным судом», в назидание другим, кажется очевидным, хотя кто знает…
Вот такая каша у меня в голове — манная. В общем, ждем-с!
Оказалось, что тюрьма — очень хорошая возможность для приобщения к чтению. Ведь на воле в последнее время совершенно не складывалось с чтением. Все дела, дела, дела. «Текучка» — одним словом, «выживание» — другим.
Сколько я книг прочел, не знаю, но думаю, что не один десяток.
Открыл для себя Улицкую («Лестница Якова», «Сонечка»). Когда было совсем плохо, ее книги были для меня спасением, спасибо ей за то, что в трудные часы была со мной.
По-новому открыл для себя классиков: Толстой, Чехов, Куприн, Диккенс, Вальтер Скотт и т.д. Стал все гораздо лучше воспринимать, чем раньше.
Старею… «Анна Каренина», например, — столько в ней всего, что и сейчас волнует, спустя 150 лет. Человек не изменился, изменились обстоятельства, а человек так и остался очень сложно устроенным существом.
Условия в СИЗО вообще-то довольно терпимые, не «кошмарят», как раньше. Сменилось руководство; говорят, что стало гораздо лучше. Сидим отдельно от людей, проходящих по откровенно уголовным статьям.
Кормят, в баню водят, прогулки каждый день. С письмами, конечно, плоховато. Только два раза в неделю приносят почту. Рукописная почта очень долго идет. Чтобы получить ответ, ждем больше месяца. Выручает ФСИН-письмо, да и то в выходные и праздники и эта служба не работает.
Радио еще еле работает, телевизор у нас отняли за выдуманное нарушение; правда, и смотреть особо нечего — одна пропаганда, но мы еще с советского времени научились читать между строк.
О нашей судебной системе ничего нового я не узнал, как была она зависимой от власти, так и осталась. Просто почувствовал это на себе!
Простите, пожалуйста, за сбивчивость моего письма, мало очень опыта в переписке.
С уважением, Александр.
Добро победит!!!
29.03.2023».