«Счастье ушло, сердце прошлым живет». Как русские эмигранты в Гарлеме 1920-х реконструировали Россию, которой никогда не существовало
Русская цыганская песня давала слушателям ощущение временного освобождения от оков изгнания; такой эффект достигался, поскольку эта музыка взывала к еще более таинственному чувству — к тоске
Филипп Малявин. Портрет Надежды Плевицкой (фрагмент), 1924.
Wikipedia.org
В своей книге «Как играли царскую Россию в Нью-Йорке», вышедшей недавно в издательстве «Библиороссика», Натали Зеленски, доцент кафедры музыки в Колледже Колби в Уотервилле, штат Мэн, предлагает необычный взгляд на музыкальную жизнь русских эмигрантов в Нью-Йорке. Посредством музыки русская диаспора поддерживала отношения со все более мифологизируемой родиной, а также выстраивала и развивала образ русского зарубежья — процесс, который идет с 1920-х годов до наших дней.
Комбинируя результаты архивной работы с интервью, взятыми у представителей разных поколений и волн эмиграции, автор анализирует культуру популярной музыки русских эмигрантов, а также их вклад в американскую культуру и политику.
С разрешения издательства мы публикуем отрывок из главы «Исполнительство à la Russe».
Перевод с английского Дмитрия Гальцина
Музыка, эмиграция и белоэмигранты в Гарлеме 1920-х годов
Проработав целый день за швейной машинкой, на которой она шила модные в тогдашнем Нью-Йорке реплики парижских дамских шарфов и туник à la Russe, Ольга Попова (1894–1990) отправлялась в большой приходской дом русской православной церкви Христа Спасителя в Гарлеме. Там вместе с другими эмигрантами, бежавшими от Октябрьской революции (1917) и Гражданской войны в России (1918–1922), она участвовала в проходивших почти каждую среду творческих вечерах, где исполнялась музыка, читались стихи, ставились драматические этюды и устраивались танцы. Попова была дочерью шведского промышленника и его русской жены. Ее детство прошло в Сибири, и она какое-то время училась в консерватории, прежде чем выйти замуж за шведского дипломата и бежать из России в 1918 году. Брак Ольги распался из-за бурного романа с белым офицером Ефимом Поповым (1873–1972), с которым она познакомилась во время путешествия на корабле. Теперь в Русском клубе Гарлема Поповы входили в общество бывших русских дворян, офицеров и ученых, приходивших сюда в конце рабочего дня, закончив красить стены, полировать полы, смешивать химикаты и разрисовывать на конвейере детские игрушки.
Зал приходского дома русского православного собора Христа Спасителя («Русский клуб»).
Christ the Savior Papers, The Archives of the Orthodox Church in America
Эти так называемые «русские вечера» давали Поповым и другим русским беженцам в Нью-Йорке возможность уйти от своей новой повседневности, пообщаться друг с другом на родном языке и повспоминать о жизни на родине. Как и на прочих подобных собраниях в других центрах эмигрантской жизни — в Париже, Белграде и Харбине, — здесь часами могли не смолкать разговоры «о политике, об искусстве, о мечтах». Главной мечтой, как в первые годы эмиграции, так и спустя десятилетие, оставалось вернуться в Россию после краха большевистского режима. Хотя вернуться в Россию, свободную от коммунистического режима, не доведется ни Ефиму, ни Ольге Поповым,
гарлемские русские найдут способы сохранять связь с родиной: они кастрюлями варили борщ и пачками пекли пирожки с капустой, они основали православную церковь и назвали ее в честь монументального московского собора храмом Христа Спасителя
(московский собор, построенный на общественные средства в честь победы над Наполеоном в 1812 году, служил символом народной поддержки царского режима и был разрушен по приказу советского правительства в 1931 году), а при нем построили мемориальную часовню, где ставились свечи за упокой русских, погибших в Первую мировую и Гражданскую войны. Но также они слушали музыку, которую исполняли их товарищи по изгнанию, музыку, позволявшую эмигрантам «забыть настоящее и вспомнить нашу старую Россию»1.
https://www.youtube.com/watch?v=-7pAISbkCQg
Чем же была эта «старая Россия» и как она, пользуясь выражением Ричарда Тарускина, музыкально конструировалась? Для темы данной главы еще важнее другой вопрос — как музыка связывала русских изгнанников с утерянной Россией и определяла, что значит быть эмигрантом?2
1 — «К концерту Н. Поляковой и С. Фуллон», немаркированная вырезка из газеты. Christ the Savior Papers, The Archives of the Orthodox Church in America, Syosset, NY [далее — Christ the Savior Papers].
2 — Сам термин «эмигрант» был сознательно воспринят русскими, бежавшими от победы коммунизма в России, как отсылка к французской эмиграции в годы Великой французской революции.
Подпишитесь, чтобы прочитать целиком
Оформите подписку Redefine.Media, чтобы читать Republic
Подписаться [Можно оплатить российской или иностранной картой. Подписка продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.]