ФСБ рассекретила очередную порцию документов, «обвиняющих» немцев в расстреле в Катыни. Это очевидные фейки НКВД

«Свежерассекреченный» протокол допроса Романа Ковальского (по его собственному утверждению, настоящая фамилия — Куявский) опубликован в сети не позже 1 октября 2022 года, причем в качестве источника указан Государственный архив РФ, а не архив ФСБ.
По версии, изложенной в этом документе, а также в протоколе допроса Эдуарда Потканского, летом 1943 года рядом с эксгумированными телами польских офицеров Ковальский видел много совершенно новых польских купюр номиналом от 5 до 500 злотых; было непохоже, что они могли пролежать в земле с 1939 или 1940 года, когда, по общепринятой версии, советские власти расстреляли польских военнопленных.
Версия из «рассекреченных» ФСБ документов выглядит крайне странно. Во время немецкой оккупации в Польше (Польском генерал-губернаторстве) ходили так называемые оккупационные злотые, а довоенные деньги были изъяты из обращения. Крупнейший номинал довоенных купюр был 100 злотых; банкноты в 500 злотых появились только при оккупации.
Получается, что нацисты решили продемонстрировать полякам свидетельства преступления советского режима, расстрелявшего польских офицеров, взятых в плен при захвате восточной части Польши в 1939 году, но при этом зачем-то показали им якобы принадлежавшие погибшим банкноты образца 1940 года. Это не говоря уже о том, что у содержавшихся в лагере пленных почему-то не изъяли деньги и похоронили их вместе с расстрелянными, — сюжет совершенно невероятный.
Показания Ковальского и Потканского упоминались в дополнительных материалах к «Справке о результатах предварительного расследования так называемого „катынского дела”», составленной комиссией под руководством наркома госбезопасности Всеволода Меркулова в начале января 1944 года. После завершения работы комиссии Меркулова была создана «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров» под руководством Николая Бурденко; в материалах этой комиссии, которыми пользовалось советское обвинение на Нюрнбергском процессе, свидетельства Ковальского и Потканского не упоминаются.
В 1992–1993 годах Главная военная прокуратура России расследовала дело о расстреле польских военнопленных. Комиссия экспертов прокуратуры пришла к выводу, что комиссия Меркулова организовала массовые лжесвидетельства и фабриковала поддельные документы.
Помимо всего прочего, в версии о виновности нацистов в расстреле польских пленных есть серьезная логическая неувязка: эта версия предполагает, что в 1941 году после оккупации Смоленской области польские военнопленные по каким-то причинам оставались в лагере и попали в руки немцев. Как такое возможно, если сотрудники НКВД, охранявшие лагерь, должны были уйти вместе с отступавшими советскими войсками, версия не объясняет.
ТАСС опубликовал удивительный документ, якобы снимающий это противоречие, — свидетельство советских военных врачей Василия Николаева, Николая Лепилкина и Всеволода Заволдаева, бежавших из немецкого плена. Они якобы утверждали, что за тела польских офицеров выдали трупы немецких солдат, первоначально захороненных на кладбище в Смоленске. А в показаниях Ковальского сказано, что многие поляки, служившие вместе с ним в немецком рабочем батальоне, обнаружили в опубликованных немцами списках погибших своих знакомых, арестованных гестапо. Но оба этих сюжета никак не объясняют, куда же делись поляки, попавшие в советский плен, и это не говоря уже о том, что следственной группе Главной военной прокуратуры в 1992–1993 годах удалось установить личности многих из погибших в Катынском лесу.
Ровно год назад ФСБ рассекретила предыдущую партию документов, «доказывающих» вину немецких оккупантов в расстреле. The Insider тогда уже писал о показаниях обвинявшегося советской прокуратурой в военных преступлениях немецкого солдата Арно Дюре, от которых он впоследствии отказался. Они оказались настолько неправдоподобны, что советское обвинение решило не использовать их на Нюрнбергском процессе, как, впрочем, и показания Ковальского и Потканского.