Победить в себе Брайтон-Бич

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

В 1998 году я первый раз оказалась в Нью-Йорке и поехала в Бруклин посмотреть Брайтон Бич. Думаю, если бы я отправилась туда прямиком из самолета, мне трудно было бы сохранить связь с реальностью. Брайтон Бич было похож на зависший во времени, но преодолевший пространство и устроившийся рядом с океаном Торжок 1970-х. Почти все вывески были на русском языке. В туалете ресторана «Приморский» были сломаны замки и держатели для туалетной бумаги, что добавляло привычного колорита.

Хотя официанты были заботливыми. Мы пришли втроем и заказали три капустных салата. «Хватит с вас и двух», — сказала официантка — красивая крупная шатенка неопределенного возраста с пучком — и, глядя на наши растерянные лица, добавила доверительно: «Порции большие». В местных магазинах продавали черный хлеб, гречку, творог и сгущенку, а еще конфеты «Мишка на севере» и «Белочка». И я оценила такт моих давно уехавших друзей, неизменно радовавшихся моим ностальгическим посылочкам, в которые трепетно добавляла конфетные кулечки.

Еще одной приметой этого места были люди, которые при всей своей неоднородности — от очаровательных старичков в шейных платках и благообразных старушек с фиолетовой головой в широких белых брюках до пронырливого вида 40-летних весельчаков в кепках — почти никак не встраивались в американскую жизнь.

Брайтонцы смотрели программу «Время» (которую и в России, кажется, уже никто не смотрел) и рассуждали о судьбах Родины. Они ругали Америку и любили Америку, но почти не вступали с ней в отношения. А если вступали, то чаще всего через особых русскоязычных «поверенных», делавших свой невеликий гешефт на чуть лучшем знании местных правил и языка. Эти люди уезжали из советской или постсоветской страны, прилагая для этого огромные усилия. Но оставались связанными с покинутой ими жизнью значительно больше, чем с той, в которой они оказались.

***

Сейчас я живу в Лондоне. Моей эмиграции почти четыре года. И сейчас я гораздо лучше понимаю россиян с Брайтон-Бич, которые так удивили меня в 1998-м.

Эмиграция — это очень сложно. Конечно, мне стало значительно легче, когда у меня меня появился круг общения, когда стало понятно, что я могу работать в Лондоне. Но главное — я приняла мысль, что никогда не ассимилируюсь. Никогда не буду говорить на английском без акцента, никогда не буду «своей» — не то что «в полной мере», а даже и «в большой степени».

Воспоминание о бруклинских бывших россиянах навевало на меня тоску и страх застыть во времени и превратиться в такой же ресторан «Приморский» со сломанным замком и большими порциями капустных салатов. Это ведь частая история для эмигрантов во всем мире. Многие «бруклинцы», перебравшись куда-либо, ментально не переезжают, испытывают депрессию, разочарование в переезде, чувствуют одиночество, неспособность поддерживать близкие отношения. Они боятся будущего и желают вернуться в страну исхода вне зависимости от ситуации там.

Обошлась я со своим страхом привычным образом: стала расспрашивать людей в жизни и социальных сетях и читать статьи на тему в поисках путей адаптации. Под адаптацией, которая в общем смысле определяется как приспособление к новым условиям среды, я понимаю обустройство жизни на новом месте так, чтобы жизнь эта субъективно была не хуже, чем на предыдущем. Может, и лучше в чем-то, может, и нет — но чтобы человек мог сказать: «Я доволен тем, что переехал».

После расспросов людей и чтения литературы я обнаружила, что факторы, помогающие адаптации можно разделить на следующие группы:

Отношение к языку. Понятно, что возможность свободно и красиво говорить на языке страны, в которую ты переехал, помогает адаптироваться. Но это не главное. У большинства людей это получается совсем не сразу и почти всегда не так хорошо, как им хотелось бы.

Но важно научиться пользоваться языком как инструментом. Самое главное, чтобы вас понимали, а вы понимали других. Еще важнее — взаимная интенция друг друга понять. Один из коллег, заметив мои страдания из-за моего ужасного английского, спокойно сказал: «Это не только твоя проблема, мы тоже должны приложить усилия, чтобы тебя понять, и мне важно быть тобою понятым». Я была растрогана, и это добавило мне вдохновения и свободы в коммуникации.

Собственная активность или, если хотите, активная социализация. Не пассивная (где вас приглашают в гости или на концерт — это почему-то не особенно помогает), а активная: вы интегрируетесь в новую реальность или предлагаете, что можете, другим — учитесь, работаете, волонтерите, создаете сообщества, организуете лекции, вечера и так далее.
Создание смешанного социального круга, в который в идеале входят люди из трех условных групп. 1) Те, с кем можно говорить на родном языке и с кем у вас есть общий культурный код. 2) Те, с кем можно говорить на языке страны, в которую вы переехали, но которые, как и вы, — иммигранты. 3) Люди, которые родились и выросли в этой стране.
Любопытство к местной культуре (ее традициям, еде, искусству, истории, природе и так далее).
Построение отношений с городом, деревней, районом, в котором вы поселились. Изучение архитектуры, выбор «своих» мест: любимых кафе, булочных, уголков, улочек, которые вы наполняете личными ассоциациями. Я помню, когда только переехала, моя коллега и подруга спросила: «Ты уже нашла место, где уютно пить кофе?» Подруга знала толк в переездах.
Смыслы. Ясное понимание, почему ты переехал. Например: «Хочу, чтобы дети учились в школе, где нет “разговоров о важном”», «Не хочу идти на «допустимые компромиссы». Или «Боюсь, что моего сына мобилизуют», «Хочу заниматься наукой там, где это возможно». Список можно продолжать.
Ощущение развития и обогащающего опыта. Понимание, что в результате переезда ты наконец выучил язык, научился выживать в разных условиях, познакомился с потрясающими людьми, освоил новую профессию, увидел мир.
Создание дома. Это может быть собственный дом или арендованное жилье, но важно сделать его «своим». Это довольно интимный процесс. Для одних людей, «где стул поставил, там и дом», а для других этого совершенно недостаточно. Для одних пространство становится своим, если человек, например, начинает приглашать других людей в гости, готовить для них. Кто-то выращивает свой садик. А кому-то важно завести собаку или рыбок.
Ощущение, что другого дома нет. То есть того, что было домом больше нет. Многим из уехавших возвращаться некуда. Они погорельцы. Все, что возможно, — попытаться подальше от пожара спасти «ценные вещи». Страшно смотреть на закрытые театры, запрещенные пьесы, книжки, засунутые в мусорные мешки или изъятые из библиотеки. Хорошо, что мы знаем, что «рукописи не горят». И отчасти как раз потому, что вне пожара их можно сберечь.
Признание потери. Любая эмиграция, даже самая желанная и запланированная, сопряжена с потерей (прошлой привычной жизни, родных запахов, любимых мест, возможности запросто встретиться и обняться с родными людьми) и переживанием горя от этой потери. Если потеря не признана и не пережита, нормальная адаптация невозможна.

Поэтому чрезвычайно важно обходиться с этим как с горем, в том числе сохранить, по точному выражению прекрасного итальянского психотерапевта Джанни Франчессети, «двойную верность». Верность тому, что мы любили в прошлой, допереездной жизни и верность и открытость новой жизни, новым условиям, контактам, новым любимым местам. Важно найти прошлому такое место в настоящем, чтобы оно, оставаясь важным, не заслоняло новое.

***

Все сказанное выше не означает, что для адаптации на новом месте надо «забыть» о России раз и навсегда. Конечно, я, как и многие мои уехавшие соотечественники, слежу за новостями из России. И конечно, мне не все равно, что происходит в государстве, в котором я родилась и провела большую часть жизни, и вокруг него.

Комментарии некоторых еще живущих (и уже не живущих) в России людей — «Вы уехали и не можете рассуждать о стране» — меня искренне удивляют. Конечно, можем. И волноваться, и думать, и рассуждать. Понятно, что угол зрения у людей уехавших и оставшихся — разный. Но это как раз создает более полную картину.

Кстати, я не думаю, что была бы так погружена в новости, если бы не война. Горе и от происходящего, и от того, что многим невозможно вернуться или не хочется возвращаться, с одной стороны, мешает адаптироваться, отнимает силы и время, которые уходят на погружение в «российские новости», а с другой — поддерживает ощущение принадлежности. Парадоксальным образом в этом есть свой плюс: многие, разделяющие те же ценности, что и я, оказались в похожей ситуации. А это — легкость нахождения единомышленников — как раз то, что адаптацию облегчает.

В многочисленных статьях, посвященных адаптации при эмиграции, присутствуют еще два фактора, ни разу не упомянутых моими собеседниками. Один ожидаемый — возраст: людям помладше адаптироваться, как правило, легче; второй неожиданный — внешность: людям, внешне похожим на местных жителей, адаптироваться оказывается значительно проще.

Я очень благодарна всем, кто поделился со мной своим опытом адаптации. Благодаря им я еще раз соприкоснулась с тем, что помогает адаптироваться в другой стране. Может быть, не всегда легко следовать этим рекомендациям, но, если что-то из этого вам подходит, станет легче. Знаю по себе.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Победить в себе Брайтон-Бич

Гештальт-терапевт советует, как адаптироваться в новой стране, на основе личного опыта

***

***