Серая зона

Как инвалид спецоперации искал работу, стал курьером и полгода бился с государством за положенный ему протез. Но ему еще повезло

Владимир Путин пообещал создать «условия для самореализации» бойцов, возвращающихся со СВО: «Мы и в администрации президента, и в правительстве постоянно об этом говорим и думаем. Поэтому и кое-что делаем». Путин не в первый раз говорит о перспективах новых ветеранов. В январе он советовал губернаторам «заранее подумать» о трудоустройстве вернувшихся бойцов, причем с «достойным уровнем заработной платы».

Сколько будет вернувшихся, пока непонятно. В июне 2024-го президент заявлял, что в зоне боевых действий находятся 700 тысяч российских военных. По итогам года министр обороны Андрей Белоусов подсчитал, что в среднем контракт заключают 1200 человек в день. На сегодня большинство бывших участников СВО, как сказал начальник управления Администрации президента по общественным проектам Сергей Новиков, «находятся в «серой зоне» с точки зрения занятости»: «Мы знаем, что они вернулись. Часть трудоустроилась на прежние места работы. Но почти половина остается в неизвестности — они не обратились в фонд «Защитники Отечества», не трудоустроились. Нет данных о том, как они зарабатывают на жизнь». «В новостях по телевизору все красиво — вы, мол, станете новой элитой. Но эти возможности — для офицеров. А я — простой сержант, да и то младший», — говорит житель Энгельса Вадим Мусабеков. На СВО парень — сирота, выросший в приемной семье в отдаленном селе, — оказался в 22 года, без образования и без опыта мирной работы. Вернулся еще и без ноги. Семь месяцев ждал выплат за ранение. Еще на полгода затянулось получение протеза. Искал работу, но, как говорит жена Вадима Любовь, его не взяли даже оператором в колл-центр, «работодатели боятся, потому что он был на СВО, или не хотят брать ответственность за инвалида». Сейчас «подлинный герой», как назвал участников спецоперации президент в новогоднем поздравлении, работает курьером.

«Привыкайте, скоро таких случаев будет много»

Вадим одет в черную футболку с надписью: «Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои». Не то, чтобы он увлекался Тургеневым. Футболку с высказыванием Базарова подарила жена, решив, что популярная в соцсетях цитата отражает характер супруга.

Вадим ходит, опираясь на трость с серебристой головой дракона. Идем небыстро: даже в центре Энгельса асфальт неровный, покрыт трещинами, то и дело встречаются высокие бордюры и водосточные желоба.

Усевшись за стол летнего кафе, молодой человек, поморщившись, вытягивает раненую ногу. За год с лишним, прошедший после выписки из госпиталя, культя усохла, протез стал неудобным. «Сто носков приходится надевать», — поясняет жена Вадима Люба — изящная брюнетка в розовой футболке с цветочками из пряжи.

В декабре 2024-го Мусабеков обратился за новым протезом. В саратовском филиале «Московского протезно-ортопедического предприятия» пообещали, что выполнят заказ за два месяца — как раз к свадьбе. Но, огорчается Любовь, снимать свадебную фотосессию пришлось на старом протезе. Уже полгода Вадим ездит на протезную фабрику из Энгельса в Саратов (это единственное государственное предприятие в области): на автобусе, потом на трамвае, затем — пешком в гору. На дорогу в одну сторону уходит три часа. «Раз пять меня гоняли между фабрикой и МСЭ: то в ИПРА (индивидуальную программу реабилитации и абилитации) что-то не вписали, то бумажку забыли», — отмахивается Вадим.

Новый модульный протез для ежедневного использования обещают выдать «на днях». Вадим радуется, что уже получил купальный вариант. «Он нужен для душа, для бассейна, может, и для пляжа. Прошлым летом была забавная ситуация: я свой нынешний протез в Волге утопил, когда купался. Пришлось вызывать МЧС с водолазами. Ныряли, нашли. Их старший говорит мне: «За 25 лет службы первый раз у меня такой вызов». Я ему отвечаю: привыкайте, скоро таких случаев станет много, и руки, и ноги будете искать!» — рассказывает Вадим.

По оценке Минобороны, за три года число участников СВО, нуждающихся в протезировании в связи с ампутацией, выросло в три раза.

По словам председателя фонда «Защитники Отечества» Анны Цивилевой, «тяжелую инвалидность» имеют 22 тысячи из 105 тысяч ветеранов спецоперации, обратившихся в организацию. Как отмечает главный травматолог-ортопед Петербурга Александр Дулаев, «ранения, которые мы видим сейчас, значительно более тяжелые, чем были в Афганистане и Чечне».

По подсчетам Федерального центра научно-методического и методологического обеспечения развития системы комплексной реабилитации и абилитации инвалидов (ФЦКР), 15 процентов инвалидов СВО имеют первую группу, 27 процентов — третью. Самая многочисленная категория (58 процентов) — инвалиды второй группы, получившие минно-взрывные травмы. По словам заместителя руководителя ФЦКР Елены Морозовой, у них наблюдается «огромная проблема социальной реинтеграции»: «Это люди молодого возраста, то есть им еще жить и жить».

В начале СВО работу в России прекратил один из основных поставщиков современных протезов — исландская компания Ossur. Объем госконтрактов, заключенных с российскими «дочками» второго крупнейшего участника рынка — немецкой Ottobock, в 2023 году уменьшился на 42 процента — до 780 миллионов рублей. Доля отечественных технических средств реабилитации (ТСР) увеличилась с 17 до 50 процентов. В первый год СВО расходы бюджета на закупки протезов конечностей выросливдвое по сравнению с 2021 годом — до 8,6 миллиарда рублей. Но, как показывает анкетирование, проведенное фондом «Защитники Отечества», 40–50 процентов военных инвалидов недовольны выданными протезами ног и 100 процентов — протезами рук.

Как полагают эксперты межведомственной рабочей группы по комплексной реабилитации участников боевых действий, в год стране нужно от 70 до 101 тысячи бионических протезов. Но отечественное производство зависимо от импортных комплектующих и сервисного обслуживания. «Сегодня мы имеем сроки поставки полтора, два, иногда и больше месяцев», — говорит главный специалист по медреабилитации Минобороны Денис Ковлен.

По мнению Ковлена, в России нужно открыть 25–30 центров протезирования в дополнение к имеющимся 240. Всего в стране работают 500 протезистов (нужно еще 900). Больше половины из них не имеют профильного образования. По словам заместителя министра обороны Анны Цивилевой, сейчас военнослужащим с ампутированными конечностями приходится из регионов «лететь в Москву, в Санкт-Петербург, в Московскую область, просто чтобы подкрутить протез».

«Сделаем круг и домой»

«Мне было семь лет, брату, Толяну, — шесть, когда нас забрали», — Вадим говорит, что помнит кровных родителей, но «вспоминать такое неохота». Родная тетя, жившая по соседству, даже не навещала мальчишек в детдоме. Любовь добавляет, что сейчас кровная родня настойчиво стучится к мужу в соцсети, но он не хочет восстанавливать контакт.

Из детского дома в поселке Ивантеевка Вадима с братом взяли в приемную семью. «Маме говорили: зачем берешь их, вырастут — сопьются! Но она никого не слушала. Зато ее в семье слушались все. У мамы — стальной характер!» — вспоминает он с восхищением. Приемные родители воспитали двух кровных дочек и трех мальчишек-сирот.

К окончанию школы юноша имел, как он говорит, «смутное представление о будущем». Поступил в местный сельскохозяйственный лицей — не потому, что мечтал работать на земле, просто в поселке не было других учебных заведений, а в город приемная мать не пускала. «Я ведь раздолбаем был», — разводит он руками и уточняет: «До армии. Не понимаю молодых, которые говорят: зачем идти в армию, терять год! Ты не теряешь, ты учишься ответственности. Ношение формы, дисциплина — мне этого не хватало».

Во время срочной службы парень из глухого заволжского района впервые смог путешествовать. Попал в «учебку» в Ульяновск, потом — в войска на Дальний Восток. С восторгом вспоминает, как ехали мимо Байкала — «хоть и ночью, но что-то рассмотрели». «Часть наша находилась среди сопок, как в тарелке. В 6.00 подъем, выходишь на перекур — и видишь рассвет, эти сопки до половины в облаках. Романтика!» — вспоминает младший сержант. Выезды в поля, стрельба из пулемета — на «срочке» ему нравилось все.

После дембеля, посидев дома пару месяцев, Мусабеков подписал контракт с 15-й отдельной мотострелковой бригадой в Самарской области. Это был октябрь 2021-го.

«Мы ничего такого не ожидали», — говорит Вадим о начале СВО. Уточняет, в каком году «всё это началось», — после контузии и многочисленных операций трудно вспоминать даты. В феврале 2022-го часть вывезли на учения. Высадили где-то в лесу. Однажды ночью вдруг велели перебазироваться: «Темнота, палатку не поставишь. Мы разожгли костры, назначили дежурных. А поняли всё уже утром, когда нас стали снаряжать».

Командиры успокаивали: «Сделаем круг и домой». Матери Вадим звонить не стал. «А потом велели сдать телефоны, и всё, я пропал». Связаться с домашними удалось через полтора месяца. «Брат рассказывал: после моего звонка мать взвыла, батя стоял, молчал, думал, что…» — отведя глаза, Вадим пытается подобрать слово. «Думал о самом плохом?» — переспрашиваю я. Собеседник кивает: «Да, что это — всё».

Отношения с местными жителями, которых Россия, как объясняют по телевизору, пришла освобождать от нацистов, складывались по-разному. Солдаты опасались покупать у сельчан продукты — боялись, что еда отравлена. Подозревали, что кто-то из вынужденных соседей наводит артиллерию ВСУ.

«Запомнилась одна бабуля. У нее были куры, яйца, молоко, а главное —махорка, самосад! Мы это у нее выменивали на спирт. Она при нас пробовала все продукты, чтобы мы не боялись. Говорила мне: «Если что, ты, сынок, прибегай ко мне, я тебя переодену и домой отправлю». Еще была семья с двумя детьми. Они очень хотели уехать, ждали «зеленый коридор». Однажды идем мимо их хаты, они собираются, радостные такие — по какому-то радио услышали, что открыли «коридор». Через два дня мы меняли точку. Едем, на дороге машина расстрелянная. А в ней — эта семья. Не знаю, кто по ним сработал».

Спрашиваю, каково это — обычному пацану из поселка городского типа оказаться там? «Ломается человек, — говорит Вадим тихо. — Сначала у меня даже интерес был. Потом, конечно же, страх. Потом… Не могу это объяснить по-ученому. От старого тебя не остается ничего».

Летом 2022-го Вадим вернулся домой. Свое тогдашнее состояние он называет «ломкой» — мучило чувство вины перед погибшими сослуживцами и перед оставшимися на фронте, невыносимо тянуло обратно. «Начались скандалы с родителями. С работой не получалось. Всё в тартарары! Я стал пить много и сильно».

В сентябре, когда объявили частичную мобилизацию, Вадим, ничего не говоря родителям, собрался в военкомат за повесткой. Младшего брата, увязавшегося за ним, запер в гараже. Но Толя сумел выбраться. На следующий день братья были в Саратове. «Мобиков» из сельских районов свозили на территорию бывшего ракетного училища. «Всех ведут переодевать, а нам товарищ капитан дает пятирублевую монетку, говорит: кидайте — один из вас поедет домой, другой здесь останется. Я говорю: я останусь. У Толяна — истерика! Его чуть не связали, чтобы домой увезти».

«Всё, режьте»

Год спустя в ночь с 31 августа на 1 сентября 2023-го Мусабекова ранило. «По официальным данным, это был миномет. Я помню отрывками: как меня грузят, потом врач прижимает к операционному столу, я вырываюсь, она натягивает на меня маску, говорит: «Всё, режьте».

Нога висела на коже. Кроме того, Вадим получил множественные осколочные ранения и контузию.

Раненого отправили в Симферополь, потом в Москву, в госпиталь Бурденко. «В перевязочную запускали не по одному, а по трое. Кто без рук, кто без ног. Тебе и так хреново, еще и на других насмотришься. Врачи в Москве какие-то отстраненные. Может, потому что народу много. Один хирург бинты не отмачивал, швы снимал без анестезии. Да еще прикрикнет: чего визжишь! Я к нему старался не попадать».

В Москве Вадим перенес несколько операций. «После реампутации думал, умру вообще. Температура поднялась, у меня тряска, пот, бред. В соседней палате была тетя Надя. Мы ее называли «мать полка». Она ухаживала за сыном. Он «тяжелый»: ног нет, кисть ампутирована, пол-лица снесено. Тетя Надя увидела, в каком я состоянии, позвала врачей. На дежурстве была грымза одна, говорит: обезбол положен только на ночь, через два часа. Но тетя Надя устроила разнос, выбила мне морфий».

Своей матери Вадим запретил приезжать в госпиталь, не хотел, чтобы она это видела. За ранеными, с которыми не сидели родственники, ухаживали срочники, закрепленные за каждой палатой.

«Можно, конечно, себя жалеть. А смысл? — вспоминает Вадим первые месяцы после ампутации. — Я пытался отвлечься, разговаривал с ребятами из палаты.

Рассказывали, как у кого проходила эвакуация. Одного, представьте, вывозили на тачке! Много смешных историй!»

Из Москвы раненого отправили в Новосибирск. Выдали первый протез. Заново учили ходить. «Я уже через сутки попёр! Повезло, что ампутация ниже колена. На искусственном суставе было бы труднее».

Мусабеков вышел из госпиталя через 6 месяцев. Как говорит, «хотелось только забыться», а на руках была большая сумма. «Молодым нельзя давать такие деньги. У них, точнее, у нас мозг еще не сформирован, — наставительно говорит товарищ младший сержант. — Там мы столько времени ели и спали под землей, а здесь — глаза разбегаются! Кажется: эх, я сейчас оторвусь! Но это «сейчас» заканчивается быстро».

«Психологическая помощь нужна уже вчера»

9 мая прошлого года Вадим познакомился с Любой. «Я давно замечала, что в кафе приходит хромой парень, но мы не общались, пока не оказались за одним столом. И с того дня не расстаемся», — вспоминает Люба. «Можно и без «хромой», — ворчит муж в шутку. «Я гиперэмпатичный человек. Для меня было важно, чтобы мужчина рядом был искренним. Это меня зацепило в Вадиме, — рассказывает жена. — Мы вступили в отношения не налегке. Не было возможности погрузиться в грезы при луне, сразу пришлось решать проблемы. Я захотела ему помочь. Он, как и большинство ребят, которые оттуда приходят, вообще не знал, куда обращаться».

Знакомые, узнав, что Люба встречается с участником СВО, спрашивали: «Не боишься, что его переклинит?» Первое время Вадим кричал по ночам. Иногда вдруг «уходил в себя». «Вадиму было сложно, но он понимал, что это состояние ему мешает, и сам предложил обратиться к специалистам», — рассказывает жена.

Любовь (она увлекается популярной психологией и до брака не раз была в терапии) нашла в соцсетях психолога, сотрудничающего со штабом поддержки СВО при региональном отделении «Единой России». В штабе сказали, что им нужна семейная психотерапия, но бесплатные консультации положены только ветерану. Люба сама прошла онлайн-курсы по работе с военной травмой для родственников бойцов.

Как говорят в Минздраве, понять, сколько именно психологов потребуется для работы с бывшими участниками СВО, можно будет только после окончания СВО. «Военнослужащие еще даже не начали массово возвращаться с фронта, а психологов уже не хватает», — считает депутат ГД Ярослав Нилов.

Психологические консультации нужны и семьям бойцов, и работодателям. «Мы не понимаем, что такое боевая травма, мы не понимаем особенностей тех людей, которые будут возвращаться [с фронта]», — говоритпрезидент благотворительного фонда X5 Group «Выручаем» Анна Скоробогатова. По ее мнению, компаниям необходима методическая и экспертная помощь для эффективного включения участников спецоперации в рабочие процессы.

Еще в 2022 году Минздрав разработал программы повышения квалификации врачей для оказания психологической помощи пациентам с ПТСР. Такие курсы действуют в РНИМУ имени Пирогова, в МГУ, исследовательском центре Сербского. Но пойдут ли к их выпускникам комбатанты? Как полагаютпсихологи, работающие с военной травмой, фронтовики не захотят консультироваться с женщинами и не служившими мужчинами.

Специалисты сходятся в одном: организация системы поддержки уже опаздывает.

«Психологическую реабилитацию бойцам надо было предоставить вчера», — уверенавоенный психолог Татьяна Шнитко. «Нужно эту работу наращивать многократно, чтобы не провалить все остальные меры поддержки», — говоритзаместитель председателя СПЧ Ирина Киркора.

«Большое количество вернувшихся участников СВО, не получивших значительных физических нарушений, выпадает из поля зрения медиков на три–шесть месяцев, искренне считая, что с ними все хорошо. Очень часто семьи оправдывают: герой вернулся, все нормально, я потерплю. На самом деле, развивается психическая стойкая дезадаптация», — считаетзаведующий кафедрой психологии УрФУ Марк Ицкович.

По подсчетам Минздрава, с июня 2023 года по февраль 2025-го в медицинские организации по профилям «психиатрия» и «психиатрия-наркология» обратились 38 тысяч ветеранов боевых действий и более 22 тысяч их родственников. В филиалах фонда «Защитники Отечества» психолого-психотерапевтическую помощь получили 76 тысяч человек.

По наблюдениям исследовательского центра Сербского, в 2023 году 7-8 процентов ветеранов СВО, обратившихся в это учреждение, указывали на проблемы с алкоголем и наркотиками. В 2024-м доля таких жалоб выросла до 10 процентов.

«Нигде не говорят, что делать дальше»

В соцсетях Любовь нашла саратовского ветерана СВО Дмитрия Лыгина, вернувшегося домой без руки. Лыгин работает социальным координатором фонда «Защитники Отечества». Только от него Мусабековы узнали о существовании этой организации, которой, по словам вице-премьера Татьяны Голиковой, за 2023–2024 годы было выделено 28 миллиардов рублей из федерального бюджета, а в нынешнем году дадут еще 25 миллиардов. По словам Вадима, никакой помощи от фонда он не заметил: «Я сам должен узнать, что мне положено и как это получить. Сам собрать документы. Сам ходить по инстанциям»

«Реклама службы по контракту — везде. А почему нет никакой информации о том, что делать людям, которые уже оттуда вернулись? — спрашивает Любовь. — Ни в военкомате, ни в госпитале им не говорят: теперь вами будут заниматься такие-то инстанции, вы можете получить такую-то помощь. Ничего подобного нет, никакой памятки, никакой инструкции! Мы сами собирали информацию, где могли, в течение года».

Выплат от Минобороны Вадим ждал 7 месяцев. Потом, как говорит, «случайно узнал», что раненым полагаются еще и страховые компенсации от компании «Согаз». В ноябре 2024-го Путин увеличилвыплаты раненым, получившим инвалидность. За перечисление денег отвечает фонд «Защитники Отечества». Эту сумму Мусабековы ждут уже полгода. Ветеранская надбавка к пенсии по инвалидности составляет 6 тысяч рублей. Совсем скоро в семье ожидается пополнение. В назначении универсального пособия, положенного беременным женщинам, Любе отказали — доход семьи оказался аж на 4 тысячи рублей больше прожиточного минимума. «Вот и поднимай демографию», — разводит руками Люба.

Весной 2024 года президент объявил, что инвалидам СВО выдадут автомобили «Лада Гранта» с ручным приводом. Но, как выяснилось, не всем. Замминистра обороны Анна Цивилева уточнила, что это только «для ребят, которых уже невозможно отпротезировать, с двойной ампутацией нижних конечностей и прикованных к инвалидному креслу».

Похожая ситуация с земельными участками. В марте 2025-го депутаты Госдумы предложиливнести поправку в Земельный кодекс, согласно которой наделы положены всем участникам СВО и семьям погибших. Инициатива стала громкой новостью на лентах официальных СМИ — но не более того. В реальности в регионах действуют собственные правила выдачи земли. Например, в Саратовской областиучастки полагаются только тем, кто награжден орденами или званием Героя России. Имеющейся у Вадима медали «За Отвагу» недостаточно. В Саратове, по подсчетам городского комитета по имуществу, выдано 19 таких наделов. В очереди стоят 46 семей. Для сравнения порядка цифр: по сведениям областного военкомата, осенью 2024-го контракт заключали по 800 саратовцев в месяц.

«Деньги закончатся скоро. И тогда будут проблемы»

«Эсвэошников сейчас принимают на работу не везде. Я могу только догадываться, почему. Возможно, боятся за себя, возможно, не хотят брать ответственность, потому что инвалид. Как-то Вадим пытался устроиться в call-центр, и даже там ему отказали!» — пишетЛюбовь на своей странице во «ВК».

Для участия в президентской кадровой программе «Время героев» и ее аналогах, запущенных в каждом регионе, нужно высшее образование и опыт управленческой работы. У Мусабекова, как у многих участников СВО из глубинки, нет ни того, ни другого. В центре занятости ему выдали направления на две вакансии — слесаря и паяльщика. «По слесарю на заводе сказали: «Тут даже здоровые мужики не выдерживают». А паять… Не знаю, смогу ли с моими руками», — Вадим поднимает над столом дрожащие после контузии пальцы.

Как говорит вице-спикер Госдумы Шолбан Кара-оол, на фронте бойцы получают «определенную доходность», но, когда «этого не будет» и «наступит определенное снижение возможностей семьи», ситуация станет «испытанием для нас». Первый заместитель министра социальной политики Свердловской области Евгений Шаповалов винит родственников военных в отсутствии финансовой грамотности. По мнению чиновника, члены семей участников СВО летают на курорты, покупают дорогие машины, делают пластические операции. «Деньги, которые идут в семью, должны решить те проблемы, которые у нее были. Но практика показывает, что те кредиты и долги, которые были в семье, остаются. И когда деньги заканчиваются, уровень жизни падает», — говорит Шаповалов.

Казалось бы, при существующем кадровом голоде — российской экономике не хватает полтора миллиона сотрудников, в основном в строительной, транспортной и коммунальной отраслях, — у возвращающихся с фронта мужчин не должно возникнуть проблем с поиском рабочего места. Но после полученных травм, даже не приведших к инвалидности, многие не смогут пройти медкомиссию, необходимуюдля устройства на сугубо мирные должности — такие как, например, водитель общественного транспорта, монтер электросетей или слесарь по обслуживанию теплотрасс. Кроме того, надо учитывать, что дефицит рабочих рук возник, в том числе, из-за оттока мужчин на СВО, вызванного маленькой зарплатой в этих отраслях. За три года зарплаты в том же ЖКХ не стали выше, наоборот, из-за роста цен суммы кажутся еще менее привлекательными. Согласятся ли на них вчерашние фронтовики, привыкшие к боевым выплатам?

«Многие из участников спецоперации испытывают недоверие к людям, могут переживать посттравматические стрессовые расстройства. Из-за этого работодатели малого и среднего бизнеса будут к ним относиться очень осторожно»,

— полагаетпредставитель ассоциации экспертов кадрового развития «Люди. Бизнес. Будущее» Марина Косякова.

Безработные ветераны дают чиновникам повод для бурной деятельности. В Госсовете созданаспецкомиссия по поддержке ветеранов боевых действий. В нее вошли 15 губернаторов, 9 заместителей министров, представители полпредств, Общественной палаты, «Народного фронта», Агентства стратегических инициатив.

Регионы готовят свои программы трудоустройства для вернувшихся участников СВО. В Забайкальском крае еще в 2023 году региональные власти распорядились, чтобы все работодатели — и госорганы, и предприниматели, и НКО — нанимали бывших фронтовиков в «приоритетном порядке». За прием такого сотрудника полагается единоразовая субсидия 76,1 тысячи рублей.

В Красноярске для тех, кто придет с фронта, зарезервировали600 рабочих мест.

В Самаре с 1 сентября вступит в силурегиональный закон о квотировании рабочих мест. Каждая компания, в которой занято больше 100 человек, должна будет предоставить один процент рабочих мест участникам СВО. Квоты действуют также в Вологодской области и Приморском крае. Законодательные инициативы на этот счет обсуждаются в Дагестане и Карелии.

С весны 2024 года такая мера уже была введена в Подмосковье. Однако за год квотой воспользовались меньше 300 ветеранов. После этого условия для работодателей смягчили: одно квотированное место на компанию со штатом больше 200 человек.

«Люди вернулись, есть большие выплаты, доход, который они получили. Есть на что жить. Но эти деньги закончатся скоро. И тогда будут проблемы», — полагаетгубернатор Белгородской области Вячеслав Гладков. По подсчетам властей, сейчас в регионе находятся чуть больше тысячи бывших участников СВО. Четверть из них вернулась на старую работу. Половина нашла новую. Гладков поручил создать реестр вернувшихся, «приглашать такие семьи и отрабатывать с ними лично». Например, предлагается обучить бойцов работе на маркетплейсах.

«Нужно понимать, что большое количество воинов придет, и их нужно всех абсолютно занять», — заявил губернатор Санкт-Петербурга Александр Беглов. В городе ожидают возвращения более 20 тысяч человек. «Особое внимание должно уделяться тем, кто имеет ранение. Если человек засядет дома, ничего хорошего нет», — отметил Беглов. Для военных инвалидов составлен реестр из 6 тысяч вакансий на предприятиях городского хозяйства.

Фонд «Защитники Отечества» отчитывается, что на сегодня за содействием в трудоустройстве обратились 11 тысяч ветеранов (десятая часть из всех подопечных фонда), в том числе 2,3 тысячи инвалидов. По официальной статистике, работу нашли для 68 процентов обратившихся, в том числе для 56 процентов инвалидов.

Вадим устроился курьером. «Муж все время на работе. Мы почти не видимся. Утром просыпаюсь — его уже нет. Возвращается после полуночи без задних ног», — вздыхает Любовь. «Без задней ноги», — посмеивается Вадим. Так же со смехом рассказывает, как попал в аварию: на ночной дороге машина прижала его скутер к бордюру, молодой человек слетел с сиденья, ударился об асфальт и потерял сознание. Придя в себя, увидел побелевшее лицо прохожего, прибежавшего на помощь: «У меня протез слетел, а он подумал — ногу оторвало!» Спрашиваю, не тяжело ли таскать короб, ведь заказы весят до 30 килограммов? «Нормально. Лишь бы лифт в доме был», — отмахивается Вадим. Он не хочет, чтобы его жалели.

Этот материал вышел в девятом номере «Новая газета. Журнал». Купить его можно в онлайн-магазине наших партнеров.