Социальный характер: демократия и диктатура

Могут ли быть сильны в свободном обществе авторитарные, конформистские и разрушительные устремления

«Человеческий мозг живет в двадцатом веке; сердце большинства людей — все еще в каменном».

«Мы не можем рассчитывать, что преодолеем все заблуждения нашего сердца с их пагубным влиянием на наше воображение и мышление за время жизни одного поколения; быть может, пройдет тысяча лет, прежде чем человек перерастет свою дочеловеческую историю, длившуюся сотни тысяч лет».

Эрих Фромм

Эрих Фромм — один из широко известных авторов ХХ века, объединивший в своем лице психоаналитика, социального психолога и социолога. Он называл свою теорию гуманистическим психоанализом. Широкому читателю он известен, прежде всего, работами «Искусство любви» и «Иметь или быть», хотя ими список его книг далеко не исчерпывается.

Фромм родился в 1900 году в Пруссии, получил социологическое, а затем психоаналитическое образование, работал в Институте социальных исследований во Франкфурте-на-Майне, сотрудники которого после эмиграции стали обобщенно именоваться представителями «Франкфуртской школы». Кроме Фромма к ней относят Теодора Адорно, Макса Хоркхаймера, Герберта Маркузе и др.

Когда Гитлер пришел к власти, Эрих Фромм, как и многие германские интеллектуалы, переехал в Америку, где занимался психоаналитической практикой и преподаванием. Будучи евреем и человеком левых взглядов, Фромм не мог не быть затронут тем, что происходило в Германии в 30-е гг. Его первая книга «Бегство от свободы» была посвящена исследованию психологических причин становления нацистского режима и стала одной из первых работ, посвященных теории тоталитаризма. Первая ее редакция вышла еще в 1941 г., и потом эта работа пережила множество переизданий.

«Бегство от свободы»

Впервые я прочитал «Бегство от свободы» в 90-е гг., когда после информационного вакуума советских лет одна за другой стали издаваться книги классиков зарубежной психологии. Затем около 2012 года. И последнее прочтение случилось уже в этом году.

Сначала у меня было любопытство по поводу того, о чем же таком писали западные психологи, чьи книги так не хотели издавать в Советском союзе. Затем — желание понять, почему к власти приходят авторитарные и тоталитарные режимы, и что самое удивительное, почему, как правило, они встречают поддержку или как минимум вполне спокойное, индифферентное отношение у большинства населения.

Однако в книге Фромма говорилось и о том, что и общества с длительной демократической традицией — он писал о современном ему обществе Соединенных Штатов середины прошлого века — не застрахованы от тоталитаризма. Но лично для меня до первого избрания Трампа в 2016 г. это казалось каким-то слишком преувеличенным опасением. И эта часть книги привлекла мое внимание лишь в последние годы.

Мне кажется, можно найти какие-то правдоподобные объяснения кровавым войнам и взаимному истреблению в древности и Средневековье: расширение ареалов обитания, необходимых для чисто физического выживания, предотвращение реальной или мнимой угрозы, исходящей от агрессивных соседей. Плюс к этому амбиции правителей, слабые сдерживающие культурные и этические механизмы, а уж тем более отсутствие какого-либо международного права, неумение и нежелание договариваться мирным путем. Намного труднее понять,

как в государствах ХХ века с огромным культурным бэкграундом возникли режимы, не только развязавшие самую кровопролитную в истории человечества войну, но и без всякого доступному рациональному пониманию смысла уничтожившие миллионы собственных граждан.

И зачастую во всем этом соучаствовали вполне культурные и образованные люди, возможно, и испытывавшие экономические трудности, но отнюдь не находящиеся на грани голодной смерти.

И в 1941 г. тогда еще относительно молодой исследователь, социолог и психоаналитик Эрих Фромм дал весьма убедительные ответы на эти вопросы. С его точки зрения, подавляемые, но в то же время постоянно присутствующие в фоне переживания человека начиная с начала периода Нового времени, т.е. времени, когда люди начали осознавать свою личную индивидуальность, в противовес полного отождествления себя с сословием, цехом, общиной, национальностью и т.п. — это чувства одиночества и бессилия. Они являются оборотной стороной осознавания своей автономии по отношению к непредсказуемому и неконтролируемому внешнему миру. Но они трудны, и поэтому человек старается справиться с ними теми или иными способами.

Он считал, что есть конструктивные стратегии совладания с этими чувствами — это любовь к другим без потери ощущения собственной идентичности, реализация в труде и творчестве. Но есть и деструктивные, которые становятся особенно опасными, когда к ним одновременно прибегает большое количество людей.

К последним он относил авторитаризм, разрушительность и автоматизирующий конформизм. Фромм полагал, что на уровне общества эти алгоритмы вступают в действие благодаря такому феномену, как социальный характер, т.е. совокупность способов чувствования, мышления и поведения, общих для большинства членов конкретного социума. Социальный характер, с его точки зрения, формируется в результате общих переживаний и служит для адаптации к совместному образу жизни, свойственной конкретному сообществу.

Каковы же не очень конструктивные стратегии преодоления чувств одиночества и бессилия, с которыми мы сталкиваемся как отдельные индивиды, проживающие свою личную индивидуальную жизнь? Очевидно, что они свойственны всем людям, но в разных культурных и социальных группах представлены неравномерно.

Авторитаризм

Первую стратегию Эрих Фромм определяет как авторитаризм. Она заключается в попытке раствориться в чем-то, что кажется человеку чем-то большим и более сильным, чем его личность, — например, в государстве, вожде, идоле. В стремлении занять господствующую или подчиненную роль в этом растворяющем индивидуальность симбиозе.

Людей, склонных к этой стратегии, Фромм определял как личностей, обладающих садо-мазохистическим или авторитарным характером. Авторитарная личность стремится избавиться от ощущения собственной ничтожности посредством слияния с внешним объектом, которое достигается с помощью отношений господства и/или подчинения. Садистские и мазохистические черты в разных пропорциях обычно сочетаются у одного и того же человека. Человек с авторитарным характером может испытывать радостное возбуждение, если ему доверяется власть над другими людьми, например, в роли надсмотрщика, и раболепие и почтение, если он вдруг оказался в роли подчиненного или угнетаемого.

Так в романе Василия Гроссмана один из персонажей, арестованный по каким-то неясным причинам следователь НКВД, говорит своим сокамерникам, что массовые репрессии целесообразны для государства, и советует им: «Признайся, помоги своему следователю».

К портрету авторитарного характера Эрих Фромм добавляет одну любопытную деталь. Он говорит, что в заблуждение относительно этого типа личности может ввести то, что она может проявлять склонность к бунту. Однако ее бунт всегда направлен против власти, которую она воспринимает как слабую, и сочетается с желанием подчиниться власти «сильной». Мы можем провести здесь параллель и с российскими реалиями, вспоминая про деятелей, которые были ярыми сторонниками государства, но из-за своей критики власти оказались за решеткой.

Фромм считал, что авторитарный тип личности был очень распространен в европейских странах в первой половине ХХ века, что он связывал с преобладавшим тогда стилем семейного воспитания. В целом, он полагал, что наиболее ярко выраженные личностные черты у ребенка формируются в результате специфики семейных отношений, а последние зависят от специфики социально-политических отношений в существующем на текущий момент обществе.

Тяга к разрушению

В отличие от авторитаризма, целью другой стратегии — разрушительности — является не активный или пассивный симбиоз, а уничтожение, устранение объекта, который воспринимается как враждебный. Но ее причины те же — чувство бессилия и изоляции. Разрушить окружающий мир — это превентивная попытка не дать этому чужому, враждебному миру разрушить себя. Если целью садизма является подчинение/поглощение другого, то целью разрушительности — его полное уничтожение.

Фромм писал, что садизм, мазохизм и разрушительность в общественно-политическом дискурсе обычно подвергаются благообразным интерпретациям:

«Пожалуй, нет ничего на свете, что не использовалось бы как рационализация разрушительности. Любовь, долг, совесть, патриотизм — их использовали и используют для маскировки разрушения себя самого и других людей».

Однако кроме садо-мазохизма и разрушительности есть и другие социально-психологические механизмы, которые косвенно, но в то же время чрезвычайно эффективно способствуют установлению диктатур.

Конформизм

Накануне выборов 1933 года Институт социальных исследований во Франкфурте-на-Майне провел опрос, который выявил, что

фанатичных приверженцев национал-социализма, как и его явных противников, было относительно немного. Большинство граждан Германии занимали нейтральную позицию. Или, по-другому, ее можно назвать конформистской.

«Их воля к сопротивлению сломалась очень скоро, и с тех пор, они не доставляли особых трудностей новому режиму. По-видимому, эта готовность подчиниться нацистскому режиму была психологически обусловлена состоянием внутренней усталости и пассивности, которые характерны для индивида нашей эпохи даже в демократических странах», — пишет Фромм. И именно склонность к автоматизированному конформизму Фромм считал преобладающей чертой социального характера современных ему американцев.

Конечно же, мы можем экстраполировать идеи Эриха Фромма о социальном характере и на другие сообщества. Что касается постсоветского общества, то у значительного количества людей, как минимум в социально-политической сфере, мы можем заметить черты, которые Фромм расценивал как авторитарные или садо-мазохистические: преклонение и пиетет перед жестокими и кровавыми диктаторами и насмешка над теми, кто воспринимается как диктатор слабый (например, Хрущев), недоверие и презрение к тем, кто объявляет себя оппозицией к сильной власти, поддержка милитаризма и желание говорить с другими народами с позиции силы.

А вместе с тем предвосхищающий страх перед государством, который проявляется в самоцензуре, когда реальная цензура даже еще не введена, страхе перед любыми политически окрашенными действиями, если они не санкционированы действующей властью, и, напротив, готовностью броситься бездумно и не помышляя о морали и последствиях в любые действия, если на это есть ее прямое или косвенное указание.

…Но вернемся к западному обществу. Я не могу быть экспертом по поводу того, что именно и как происходит в умонастроениях американцев, но то, что чуть больше половины — и это огромное количество людей в стране, которая считается оплотом современной демократии, — проголосовало за человека с откровенными авторитарными замашками и весьма сомнительной репутацией, вызывает как минимум сильную тревогу. По мнению Александра Гениса*,

77 миллионов человек, проголосовавших за Трампа, голосовали не столько за самого Трампа, сколько за снижение цен, порядок на мексиканской границе и против вокизма.

Если это так, то о чем же это говорит? О том, что половина населения Америки не хочет видеть дальше своего носа? Того, как аукнется для них самих пренебрежение тем, что происходит в окружающем их собственную страну мире? Почему их не напугала риторика Трампа о том, чтобы сделать Канаду 51-м штатом США, и о присоединении Гренландии даже военными методами? И атака на демократические институты в самой Америке? Перефразируя весьма известное высказывание, тот, кто готов променять свободу на удовлетворение базовых потребностей, рискует не получить ни того, ни другого.

Фромм полагал, что в социальном характере коренятся не только привычные мотивации — то, что люди привыкли воспринимать как свои собственные желания, а не навязанные им извне, побуждающие их действовать тем или иным образом, — но также идеологии и культура. Это значит, что не любая декларируемая на словах и многими разделяемая идеология является реально действующей.

К примеру, как мы видим и многократно видели в истории человечества, хотя многие люди на словах могут декларировать приверженность к какой-то определенной религии, их действия могут совершенно противоречить ее заповедям. Таким образом, реальные ценности, на которые люди опираются в своих повседневных жизненных выборах, могут быть достаточно скрыты, даже от самого человека.

«Часто случается, что некоторая социальная группа на уровне сознания принимает какие-то идеи, но эти идеи на самом деле не затрагивают всей натуры членов этой группы в силу особенностей их социального характера; такие идеи остаются лишь набором осознанных принципов, но в критический момент люди оказываются неспособны действовать в соответствии со своими принципами».

Ну и, наконец, вывод: правый дрейф, который мы сейчас наблюдаем в странах западной демократии, заставляет задуматься, насколько в действительности в этих социумах большинством людей присвоены и усвоены ценности свободы и демократии, или в реальности они больше подвержены влиянию куда более архаичных и примитивных установок.

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов»