Свои, чужие и все
Поперек разговоров об отмене русской культуры прошел первый фестиваль русскоязычной словесности
Коллаж: соцсети
Потрясения, горе, разлука не могут быть восполнены ничем. Но могут быть слегка смягчены: новыми возможностями, поворотами судьбы, серьезным опытом. Это относится не только к людям, но и к книгам. Да, в последние три года русская литература упорно платит по чужим счетам. Ее выкинули из всех раскладов, выжигают скандалами; здесь спорят, хорошо ли придумана премия Шишкина* «Дар», там гнобят за отказ от отказа. Но кое-какой дополнительный опыт она получила.
Ну смотрите: после заката выдающегося проекта «Книги в парках» (организаторам стали шить поддержку Навального) «среднестатистический» литератор мог либо поехать вглубь России, и это было здорово, особенно когда фестивали устраивал книжный гений Михаил Фаустов; шумно, бестолково, увлеченно. Либо в качестве «чужого» слетать за границу, когда Россию объявляли главным гостем и превращали в колоритную деталь чужой, по сути, недоступной жизни. Статусно, почетно, но формально. С позиций политической задачи все понятно; с точки зрения литературной — нет. Публика на встречи с официальными делегациями ходила неохотно, писатели пытались привлечь ее внимание, это приобретало пародийные формы.
Михаил Мейлах раздавал во Франкфурте пощечины литературным врагам; русская тусовка возмущалась, европейской было наплевать на этот провинциальный междусобойчик. Некий известный писатель, автор выдающихся мультфильмов, долго ждал в пустом и душном зале Дели появления каких-нибудь читателей; так и не дождавшись, начал бить по стулу, как по натянутому бубну, и петь заунывные песни в микрофон. Евтушенко взял машину у российского посла на Кубе и отправился на встречу с диссидентами. А Эдуард Успенский появился в крепости Монкадо в майке с надписью Че Бурашка. Ширак и Путин в Елисейском дворце принимали депутацию российских литераторов; за писателями в очередь построились руководители российского ТВ. На вопрос, что они тут делают, ответили: «А мы детские писатели. Сказочники»…
Начиная с весны 2022-го ситуация стала меняться. Еще пускали всех писателей на ярмарки в России, для избранных еще открыты были двери в книжный мир Европы; еще не случился Петербургский книжный салон, где Майя Кучерская проявляла чудеса терпимости, выдерживая натиск провокаторов.
Но уже стало понятно, что скоро всех поделят на чистых и нечистых; нечистых будут отшелушивать, а чистых — дезинфицировать. Что и произошло, начиная с фестиваля на Красной площади, где отменили целый ряд литературных встреч и началась писательская сегрегация.
И невозможно было себе представить, что в Европе учредятся независимые площадки для представления русской словесности.
И вот в 2024-м в Праге, поперек разговоров об отмене русской культуры, феерически прошел первый фестиваль русскоязычной словесности. В 2025-м он повторился, тоже с блеском. Вслед с ним, через несколько дней, запустился новый фестиваль, в Амстердаме, организованный издательством Vidim books и удивительно точно названный «на своем языке». На каком языке? На своем. В таком фестивале не зазорно участвовать русскоязычному белорусскому прозаику Саше Филиппенко*, выступать Чулпан Хаматовой и Ольге Дробот… Если что ему и угрожало, помимо высоких финансовых рисков, это опасность раскола и превращения в секту. Когда тебя сдавливают с разных сторон, уехавшие за одно, оставшиеся за другое, местные сообщества за третье, беженцы за четвертое, возникает неизбежное желание занять оборонительную позицию, переходящую в наступательную. Ах, вы там легли под Минцифры. Ах, вы тут жируете. Ах, нас никто не понимает. «В борьбе обретешь ты право свое».
Ни обороны, ни нападения не было. Было радостное общение, откровенное, прямое, при этом не разделяющее. О чем бы ни говорили литераторы, артисты и подкастеры, они всякий раз выходили на тему как жить, а кто виноват — в общем и целом понятно. В зале на сто с лишним мест две мамы, внезапно оказавшиеся в эмиграции (Вера Полозкова*, признанная террористкой, и актриса Чулпан Хаматова), обсуждали, как справляться с воспитанием детей. Священник Алексей Уминский и писатель-«иноагент» Александр Архангельский* ласково спорили о Пушкине, митрополите Филарете и о том, можно ли писателям не соблазняться идеологией. Автор сверхпопулярных подкастов Андрей Аксенов, которого после интервью «иноагенту» Дудю* знает всякий, проводил игру «кем бы ты был в первой русской эмиграции». А фольклорист, она же антрополог, она же филологический писатель, она же «иноагент» Александра Архипова* рассказывала, как выстроены методички АП и почему воюющая власть уделяет такое внимание отдельным словам…
Пока часть народа с пользой и душевной радостью проводила время в главном зале, другая напряженно слушала журналистов нежелательного и запрещенного в России «иноагента» «Дождя»** и вместе с «иноагентами» Михаилом Фишманом* и Тихоном Дзядко* разбиралась в том, а был ли неизбежен 93-й и что из опыта ГКЧП унаследовали «новые элиты». Третья выторговывала «лишний билетик» на ужин с Антоном Долиным* и завтрак с Сергеем Николаевичем*. А четвертая, главная, листала книги и покупала их — без остановки. Издатели валились с ног, но открывали новые картонные коробки со свежеотпечатанными тиражами и сияли настоящим счастьем: книги со свистом уносились с прилавков.
Ясно же, что у эмигрантского издателя аудитория в десятки раз меньше, чем у «материкового». И продать сопоставимое количество экземпляров — во столько же раз сложнее.
Продали. Переиграли в собственную пользу. Кстати, помогла и детская литературная площадка, и писатели, в которых дети влюблены, — как та же Анна Старобинец. Дети не давали отлынивать взрослым — как только те ныряли в ресторанный зальчик, за ними приходили возмущенные потомки и утягивали в зал.
Еще раз: никакого иноземного канселинга, эмигрантщины и новых поисков лояльности. Ни одного дурного слова о тех, кто остался в России, никаких самооправданий для живущих в Европе; некого обвинять, незачем, даже если и есть в чем, оправдываться; нужно создавать. Автор проекта, соучредитель издательства Александр Гаврилов всю жизнь посвятил созиданию контактов и обеспечению словесной волей. Он и его команда сделали ставку на то, что и посетителям фестиваля нужно то же самое; не ошиблись. Оба фестивальных дня прошли в счастливой толчее и бурлении; организаторы по секрету говорили, что на встречи, дискуссии, показы, презентации было продано в сумме 3000 билетов.
Но фестиваль — это не только переживания, покупки и разговоры, но и внятный сюжет, когда от эпизода к эпизоду повышается градус, приближается кода. Но какой же должна быть кода, если зачин — Полозкова и Хаматова? Какую ноту нужно взять, на какую высоту взлететь? Фестиваль нашел решение. Закрылся он показом фильма театрального режиссера Крымова «Всё нормально». И беседой, которую провел Николаевич.
Фильм только притворяется, что он похож на отыгрыш спектакля по «Анне Карениной» «Сережа». На самом деле — это отдельное высказывание, умное, тонкое, трагическое, на разрыв. Стилизованный под немое кино, в котором все герои говорят не умолкая, фильм был снят за 11 дней и закончен 22 февраля 2022 года.
Это не прогноз, не предсказание, это пророчество. Которое от прогноза отличается тем же, чем гений от таланта: талант прокладывает траекторию, а гений не знает, куда поплывет, но окажется в единственно возможной точке.
Мы понимаем, куда уйдет герой Анатолия Белого*, настоящий полковник. Что будет с его театральной женой. Чем кончат искренние глупые актеры. Что на вопрос — как режиссер относится к позиции иных его любимцев, он ответит «я плачу». Но мы не знаем, как будем жить дальше — потом. А может, это и не нужно — знать? Просто делать жизнь потенциально возможной. Хотя бы в пространстве книги. С заходом в театр и кино. Где все на разрыв — и ничто на раскол.
Ангелина Архипова