Пустые — это все
Как проходит «Эхо «Любимовки» в Ереване — читки пьес главного неподцензурного фестиваля на русском языке
«Диксон и Дикси» Ульяны Петровой. Читают Виктория Шутова и Игорь Сапожников. Фото: Андрей Новашов*
(18+) НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ НОВАШОВЫМ АНДРЕЕМ ВАЛЕРЬЕВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА НОВАШОВА АНДРЕЯ ВАЛЕРЬЕВИЧА.
В ереванском театре Arten, основанном релокантами, читали тексты из шорт-листа «Любимовки» — пожалуй, единственного неподцензурного русскоязычного драматургического фестиваля. Пьесы о ***, одиночестве, репрессированном языке и о том, что можно пожимать плечами, но не сдаваться. После читок состоялось обсуждение с драматургами по видеосвязи.
«Стать вечной мерзлотой»
«Эхо «Любимовки» проходит в Ереване уже второй раз. Первое состоялось в 2023 году. В каждом городе, где проходит «Эхо», режиссеры и актеры сами выбирают, какие пьесы из шорт-листа прочитать.
«Диксон и Дикси» Ульяны Петровой — история расставшейся семейной пары. Он уехал на Северный полюс, устроился метеорологом на острове Дикси. Она как будто тоже на собственном безжизненном полюсе — работает в ночные смены в супермаркете «Дикси». И в ночном супермаркете, и на станции в Заполярье, кроме них, ни души. Реальности обоих — бесконечные ночь и одиночество. Один отравляется полярной синью, другая глушит боль алкоголем — убивает себя российской синькой. «В Америке Бони и Клайд, в России Синь и Синька убивают сообща», — говорит он.
Оба почти потеряли себя. Действующие лица как будто забыли свои имена и в пьесе обозначены как Дикси и Диксон. Супруги не общаются. Она ведет дневник. Он записывает аудиосообщения и видеоролики: про погодные условия — для начальства, про свою прошлую жизнь — неизвестно для кого. Пьеса и состоит из этих записей, монологов — предельно откровенных, саркастичных и безжалостных по отношению к себе и к миру. Звучит то его, то ее голос. Ее и его мысли, воспоминания и редкие в этом замороженном мире события перекликаются. Она рисует в альбоме мультяшных мамонтов, а он видит мамонта настоящего — точнее, оттаявший и разлагающийся труп древнего зверя. Их общая травма — даже не «слон в комнате», а целый мамонт. Она не могла зачать ребенка, решили взять из детдома. Но девочка, которую привезли на выходные познакомиться, оказалась гиперактивной. Жена не решилась ее удочерить и вообще закрыла тему приемного ребенка.
«Зачем сказали эту фразу, что дети — наше будущее? Получается, у меня его нет… Природа сделала меня такой окончательной. Я — конец всего. Лучше бы природа сделала меня конченой. Я не могу продолжиться, я — без пользы. Меня не будет больше на этой земле».
Оба хотят раствориться в безлюдной пустыне — каждый в своей. Он без всякой необходимости выходит из метеорологической станции в метель и бредет в черноту, пока не падает, обессиленный. Хочет «вмерзнуть в снег, стать вечной мерзлотой». Она напивается до отключки прямо на работе, когда в мышеловке гибнет мышь, которую она тайком подкармливала, единственное живое существо, с которым она коммуницировала.
Финал открытый. Муж, хоть и с обмороженными руками, добирается до станции, где записывает видео о своем безумном поступке. В супермаркете, где жена лежит на полу, слышится звон дверного колокольчика. Они еще могут разморозиться.
В пьесе герой записывает видеоролики. В спектакле, если он будет когда-нибудь поставлен, возможно использование экрана, мультимедиа. В Ереване читку поставила и участвовала в ней вместе с Игорем Сапожниковым Виктория Шутова. Голоса из пустоты.
Актеры сидят почти спиной друг к другу, эта выразительная мизансцена не меняется. Сапожников и Шутова не просто читают, а именно играют, пусть и не вставая со стульев. Такая режиссерская сдержанность, минимализм очень идут пьесе, действующие лица которой застыли, закоченели в своем горе.
Пустая сцена — это в данном случае и отсылка к опустошенности персонажей, и к той пустыне, которая вокруг. Тот случай, когда декорации и другие привычные театральные атрибуты, кажется, не нужны.
— Существование современного российского общества — это жизнь душ в замкнутом пространстве. Катастрофически не хватает свежих ветров, свежих энергий. В пьесе звучит трагедия нашей атомарности. Действующие лица — обычные люди, милые, симпатичные. Такие люди вокруг нас. И сами мы такие — маемся в своих клетушках, и нам не хватает сил и ума протянуть друг другу руки, — сказал один из зрителей на обсуждении, состоявшемся после читки.
— Выбрала эту пьесу, потому что она схожа с моим ощущением: все замерзло, остановилось, — рассказала «Новой» режиссер и участница читки Виктория Шутова. — Остается ждать глобального потепления, чтобы все это растаяло и сдвинулось в какую-то сторону.
Православие, самодержавие, удмуртофобия
В 2022 году в московском издательстве IMPERIA вышло учебное пособие для иностранцев, изучающих русский язык. Авторы пособия — Х.В. Православие, А.Т. Самодержавие, И.Т. Народность… Конечно, это мистификация. Драматург Лена Беляева замаскировала под учебник первую часть своей пьесы «Русский как иностранный. Удмуртский как родной» — самой экспериментальной на ереванском «Эхе «Любимовки». Первые страницы пьесы действительно выглядят как обложка и титульный лист учебника с выходными данными. Беляева — лингвист, в России она преподавала русский как иностранный.
Расхожая фраза: «Сыграть можно и телефонный справочник». Актер Сергей (фамилию он попросил не называть), читавший первую часть пьесы, сыграл алфавит. К 33 буквам в нем добавили нововведения 2022 года — буквы V и Z. А потом сыграл и слоги, которые в таких учебниках идут на первых уроках: «Ма-мо-му-мэ-мы, ам-ом-ум-эм-им. На-но-ну-нэ-ны, ан-он-ун-эн-ин…» Несколько страниц такого текста в исполнении Сергея обретали если не смысл, то эмоциональную окраску. Одни слоги звучали торжественно, другие — агрессивно, третьи — скептически…
За прописными буквами — прописные истины. Короткие фразы, похожие на те, которые составляют для делающих первые шаги в изучении языка: «Запомните! Сумка, паспорт, сигареты, влажные салфетки».
Нейтральные слова для расширения словарного запаса в сегодняшнем контексте звучат как памятка от ОВД-Инфо* для собравшихся на митинг в России.
«Женщин забивают насмерть руками и ногами: 58, 100 ударов.
Не все мужчины.
Мне семь лет. Я хожу в школу и возвращаюсь из школы одна.
В моей руке крепко зажаты ключи на случай, если на меня нападет мужчина.
Не все мужчины.
Тетя Света иногда прибегает к тете Нине, так как ее бьет муж.
Я, маленькая, не понимаю, что это страшно.
Не все мужчины.
Тетя Лида иногда ходит с синяками, так как ее бьет муж.
Я, маленькая, не понимаю, что это системное явление.
Не все мужчины.
Мама говорит мне, что если мужчина хоть раз! тебя ударит, нужно немедленно уходить и не давать вторых шансов.
Я, маленькая, не понимаю, как меня кто-то может бить.
Не все мужчины.
Мне тридцать лет.
Я везде хожу одна.
В моей руке крепко зажаты ключи на случай, если на меня нападет мужчина.
Не все мужчины.
Будет ли моя дочь ходить одна и крепко сжимать в руке ключи на случай, если на нее нападет мужчина?
Не все мужчины.
Будет ли моя внучка ходить одна и крепко сжимать в руке ключи на случай, если на нее нападет мужчина?
Не все мужчины.
2020 — 2021 гг.
Семьдесят один процент убитых женщин погибли от домашнего насилия.
Шестьдесят шесть процентов — убиты партнером.
Пять процентов — убиты близким родственником.
Не все мужчины.
Куда вы смотрите? Что видите вы? Что слышите? Слышите? Слушаете ли? Кто защитит нас дома?»
От государственного и домашнего насилия — к насилию над языком и культурой малого народа: вторая часть пьесы посвящена удмуртскому языку. Ее Лена Беляева написала на документальной лаборатории в прошлом году. Спикеры (так названы действующие лица) рассказывают о проявлениях шовинизма в отношении удмуртов, обидном слове «вотяк» и признаются, что иногда стыдились своей национальности и стеснялись говорить на родном языке, изучать его. В этой части Беляева делится воспоминаниями и о своей семье.
Завершает пьесу предсмертное обращение удмуртского философа и активиста Альберта Разина, совершившего самоубийство перед парламентом Удмуртии. В этом обращении государственную политику в отношении его народа Альберт Разин называет удмуртофобией.
Две части пьесы — «учебное пособие» по широкому спектру российских репрессий, которые тесно переплетены между собой.
Драматург по видеосвязи участвовала в обсуждении читки. По ее словам, при изучении языка происходит движение от формального языка к языку свободному. Такая же эволюция происходит в ее «учебнике».
— Язык освобождается в том числе потому, что становится более личным, — уточнила она.
Беляева планирует написать третью часть пьесы — про метаморфозы языка в релокации.
Режиссер читки Игорь Сапожников (во второй части, когда появляется многоголосие, он вместе с Викторией Шутовой принял в читке участие и в качестве актера) рассказал «Новой», что эмигрировал из России сначала в Казахстан, а потом в Армению.
В релокации впервые задумался о том, что значит быть национальным меньшинством, жить в окружении людей, говорящих на другом языке. Во многом это определило выбор пьесы.
— Когда ты в меньшинстве, начинаешь задумываться, как живут другие народы в России. В Армении к нам относятся по-доброму. Я какие-то фразы знаю на армянском. Пытаюсь говорить. Получается криво, косо, но армяне все равно рады, что я погружаюсь в их язык. В России я видел радикально другое отношение к тем, кто плохо говорит по-русски, — рассказывает Игорь.
Игорь и Виктория получили режиссерское образование в Петербурге, но в России успели поставить только дипломные спектакли. На читках «Любимовки», проходивших в России в московском Театре.док, тоже никогда не были. И только в эмиграции присоединились к этому театральному комьюнити.
— Для меня Армения началась с «Любимовки». Я приехал в Ереван летом 2023 года и уже через неделю как актер участвовал в читках «Эха «Любимовки», — вспоминает Игорь.
«После конца света»
Еще две читки на ереванском «Эхе «Любимовки» поставил актер и режиссер театра Arten Александр Тетерев-Косач.
«Ансар пожимает плечами» драматурга Алены Будариной. Главный герой делает маникюр, надевает платье. При этом он явно не трансперсона, а обычный гетеросексуальный мужчина, состоящий в браке. Просто захотел понять, каково это — быть женщиной. «Женщины всегда в опасности» — приходит он к выводу, который перекликается с материалами «учебного пособия» Лены Беляевой.
Этот эксперимент происходит, когда Ансар должен решить, что делать с маленьким магазинчиком, оставшемся ему в Алматы после смерти матери. Рядом — огромный торговый центр, и бизнес, перешедший Ансару, кажется, обречен.
У других действующих лиц — жены Ансара и сотрудников торгового центра — разный бэкграунд, но у каждого и каждой какой-то физический или ментальный недуг. Каждому непросто жить свою жизнь, оставаться на плаву, но они не сдаются. Пьеса о том, что быть таким, как все, не обязательно, а может быть, даже невозможно. У несовершенства есть свое обаяние, поэтому даже сотрудники «правильного» торгового центра ходят за покупками в маленький магазинчик «ненормального» Ансара. И конечно, на обсуждении пьесы «Ансар пожимает плечами» вспоминали название романа «Атлант расправил плечи». Драматург призналась, что этого романа не читала, но такая антитеза физических действий ей самой кажется любопытной. Ансар не знает, что будет дальше, не знает, что он должен делать. Но этого сегодня не знает почти никто.
На обсуждении «Дневника конца света» Натальи Ключаревой зрители говорили о том, что пьеса как будто вернула их в 2022 год. Драматург с этим согласилась.
— Это ощущение верное. Пьеса основана на моих дневниках 2022 года. Я вела их, и это помогало мне держаться.
Просто делала то, что умею: фиксировала реальность. Я чувствовала себя летописцем и хотела остаться в России, но в 2023 году на меня начались доносы. Пришлось брать детей и уезжать. Сейчас я в Германии, учу немецкий, —
рассказала Ключарева.
Сам дневник вышел в одном российском издательстве, и в России можно даже купить бумажную книгу, но, как уточнила Ключарева, только тайком — на полки российских книжных магазинов ее «Дневник» не выставляют.
— Большое спасибо за текст. Было больно и невыносимо. Потому что ты как будто бы живешь дальше, но на самом деле в какой-то своей части не живешь. Наверное, потому, что я сама женщина, для меня важно, что это женский текст. В нем много раненой витальности. У меня расколотая идентичность. Я выросла в Москве, но у меня есть и украинские корни, и в детстве на лето я ездила в Украину. И есть этот стыд. И налоги в рублях. И мысли про детей. И все это сразу. Вчера я узнала, что моя киевская школьная любовь ушла на ***… Меня поразило, как такой небольшой текст может нажать на столько болевых точек, пробудить так много чувственного опыта, в том числе и телесного. Это невыносимо и поэтому очень круто, — сказала зрительница на обсуждении.
— В этом тексте есть выражение коллективного опыта, который мы все переживали в 2022 году, — считает режиссер читки Александр Тетерев-Косач. — Это меня заинтересовало. И либералы, и леваки испытывали тогда похожие эмоции. Очень многое изменилось с того момента. Конец света как будто бы уже случился. Произошел правый поворот, в США к власти пришел Трамп. Мы все живем после конца света.
В читках, поставленных Александром, участвовали и те, у кого есть профессиональное театральное образование, и актеры, которых учат непосредственно в театре Arten. До эмиграции Александр играл в московских профессиональных театрах и как режиссер ставил пьесы в театрах андеграундных, низовых. Эмигрировав в Армению, стал вместе с другими театральными релокантами сооснователем театра, где проходили читки. Театр уже дважды менял адрес, сейчас работает на улице Лусинянц, 2. Александр уточняет, что в переводе с армянского Arten означает «уже». Сначала было название, в дословном переводе означавшее «Уже театр», но потом решили, что просто Arten звучит лучше. Из-за переездов театра и отъезда некоторых актеров Arten давно не выпускал новых спектаклей. Александр обещает, что все будет.
Ереванское «Эхо «Любимовки» курировала драматург Наталия Лизоркина — один из арт-директоров фестиваля и автор одной из самых резонансных антивоенных пьес, написанных после 24 февраля, — «Ваня жив» (эту, как и другие упомянутые пьесы, можно найти на сайте «Любимовки» в разделе «Библиотека»).
Лизоркина с «Любимовкой» уже семь лет — с тех пор как дебютировала на этом фестивале с пьесой «Мама, я улетаю в космос».
— «Любимовка» проводилась в Москве ежегодно до 2022 года. Предыдущая арт-дирекция фестиваля решила, что проводить фестиваль в России стало небезопасно. Мы не цензурируем тексты. Нам присылают пьесы на ЛГБТ**-тематику, мы запустили пацифистский Open call. Поэтому сейчас «Любимовка» не проводится в России, — объясняет Наталия.
Вместо этого
в разных городах и странах проходит «Эхо «Любимовки» — этот формат появился после начала боевых действий. Много зрителей собирают читки в Германии. Готовится «Эхо в Лос-Анжелесе» и даже в совершенно неожиданном для русскоязычном пьес Гонконге.
Читки проходили и в Тбилиси, куда в 2023 году релоцировалась Наталья.
Как рассказала «Новой» Лизоркина, боевые действия по-прежнему остается важной темой для неподцензурной русскоязычной драматургии, но за три года изменился ракурс.
— Конечно, есть Ася Волошина, которая продолжает присылать пьесы про травму украинцев, есть украинский драматург Ирина Серебрякова. Но в целом фокус сместился, если сравнивать с первым годом. Появилось очень много пьес про эмиграцию. Это тоже в каком-то смысле про ***, но через призму человека, который вынужден был покинуть страну. Например, «Берлинский синдром» Полины Бородиной или «Мартингал» Элины Мнацян, описавшей свой опыт жизни в немецком лагере для беженцев, — рассказывает Наталия.
На последней из четырех ереванских читок, состоявшейся уже поздно вечером, в зале было ненамного больше людей, чем на сцене. Это не связано с художественным уровнем пьесы или профессионализмом режиссера и говорит только об обстоятельствах, в которых оказались режиссеры, актеры и потенциальные зрители. Не до всех удалось донести информацию.
— Из России, как и из Грузии, российское комьюнити стало уезжать. В Москве «Любимовка» выросла в большой фестиваль. Мы привозили авторов из других городов. Приходили театроведы, журналисты, режиссеры. У «Любимовки» была большая для драматургического фестиваля аудитория. Но изначально фестиваль был лабораторией для своих, и сейчас мы вернулись к истокам. Уголек тлеет. Мы пытаемся его сохранить. Нам важно даже не то, сколько людей приходит на читки, а что это за люди. Сегодня зрители нас благодарили, и это очень ценно, — поделилась с «Новой» Наталия Лизоркина.
В России «Любимовка» была не только лабораторией, но и связующим звеном между драматургами и театрами. Как рассказала на обсуждении Наталья Ключарева, ее «Дневник конца света» поставили в Германии на немецком языке.
Эмигрировавшие драматурги по-прежнему отрезаны от российских театров, но есть исключения. «Рыба» Ксении Осиповой — пьеса из нынешнего шорт-листа «Любимовки» — будет поставлена в московском Театре.док.