Понять и осудить

Можно ли оправдывать комбатантов несправедливой войны: отвечает философ

Арсений Куманьков

философ, сотрудник университета Майнца (Германия), автор книг «Война в XXI веке» и «Война, или в плену насилия»

Вопрос о том, как относиться к российским военнослужащим, участвующим в войне против Украины, еще в 2022 году стал для русскоязычного сообщества одной из самых напряженных триггерных точек. Дебаты Кирилла Мартынова и Юлии Галяминой, которые были заявлены как обсуждение ответственности независимых медиа и политиков за аресты антивоенных россиян, в частности певицы Наоко, быстро переключились именно на полемику вокруг отношения к военнослужащим российской армии, воюющим в Украине. Типичные позиции в этом споре можно описать примерно следующим образом. Одни настаивают на осуждении и в будущем наказании военных. Другие требуют к ним сочувствия — как к людям, оказавшимся под властью авторитарного лидера, сперва втянувшего страну в войну, а затем отправляющего своих граждан на убой. Здесь уместно будет сослаться на недавнее интервью Дарьи Хейкинен, которая отстаивает именно такую точку зрения.

Разделение это привычно и типично не только для российского контекста. Но сама эта оппозиция, «сочувствующие» против «осуждающих», заслуживает куда более внимательного анализа. За этим довольно серьезным гражданским конфликтом скрывается сложная философская дилемма, над которой вот уже несколько десятилетий бьются ведущие специалисты по этике войны, не приходя к согласию.

Легалисты, «моралисты» и традиция национального государства

Легалисты одергивают тех, кто критикует российских военных, ведь в международном праве есть статус комбатантов (верно). А война как таковая не запрещена международным правом (частично верно: агрессивная война запрещена и международным правом, и законами отдельных государств; в частности, в РФ планирование, подготовка и развязывание агрессивной войны — уголовное преступление). Вооруженные силы — абсолютно легальная организация, заключение контракта с которой не дает оснований для вменения вины контрактнику.

Если военнослужащий не совершал преступлений, то он не может быть осужден на основании того, что нам не нравится война, в которой он участвует.

В качестве исторической иллюстрации, усиливающей это рассуждение, обычно приводится вермахт — вооруженные силы нацистской Германии. Факт службы в вермахте не давал основания для уголовного преследования после окончания войны. Ветераны не считались преступниками и даже получали пенсии и разнообразные льготы.

Сторонники осуждения замечают, что дело тут ясное: у сочувствующих нет никакой этики. «Какая разница, что говорит право? Люди идут убивать других людей. Уважать или тем более понимать их нельзя». В будущем примирение с аморальными людьми или попытка понять их мотивы абсолютно неприемлема.

За этим разделением скрывается множество философских проблем. Одна из них — вопрос о моральном статусе участника боевых действий. И то, что русскоязычное сообщество бьется с этой проблемой и всякий раз ходит по кругу, неудивительно, поскольку участники академических философских споров на ту же тему также подозревают друг друга в отсутствии эмпатии, жестокости, моральной слепоте и считают своих оппонентов ужасными, сумасшедшими, безнравственными, кровожадными людьми, без стыда и совести. Всё, как в онлайн-баталиях.

Есть важный нюанс, который почти никто не проговаривает. Сторонники позиции «нужно проявлять сочувствие» исходят не только или не всегда из своей особой чувствительности или гуманистичности. За ними — огромная социальная традиция, встроенная в прошивку любого национального государства. Государства воспитывают граждан на коммунитаристской этике патриотизма: «Родину нельзя менять», зато «ей надо служить» и «отдавать долг», «своих не бросаем», «смерть за Родину — это подвиг». Повсеместно одним из важнейших элементов политической культуры оказывается прославление армии и военных заслуг. Служба в армии почетна, даже если не связана напрямую с материальными благами.

От голливудских фильмов до топонимики и мемориальных объектов, от школьных уроков истории до национальных праздников — мы повсюду встречаем элементы нормализации и героизации военной службы. Общество реагирует в этой логике даже в тех случаях, когда война была откровенно провальной или необоснованной. Достаточно вспомнить США во время Вьетнамской войны или те же США и Великобританию в годы проведения кампании в Ираке. Уже после того, как общественное мнение разочаровывается в войне, оно продолжает считать военных «нашими парнями», которые героически выполняют свой долг. Их невозможно ни в чём обвинить, ведь они жертвуют собой и страдают ради (или вместо) нас с вами.

«Магия государства»: традиционные представления о комбатантах и их ревизия

В этике войны близкую позицию занимают сторонники традиционалистской теории справедливой войны (самый известный из них — американский философов Майкл Уолцер, автор книги «Справедливые и несправедливые войны»). Они полагают, что война не является нейтральной с этической точки зрения: войны разделяются на справедливые (оправданные в моральном отношении) и несправедливые. Однако непосредственные участники как справедливых, так и несправедливых войн, — то есть солдаты — не совершают морального преступления самим фактом участия в войне. Решение о начале войны принимается не ими, а, как правило, политиками. На них, соответственно, и лежит ответственность в случае, если война является несправедливой. Военные по обе стороны линии фронта обязаны следовать принципам ведения боевых действий. Они должны различать военные и гражданские цели, применяя ровно столько силы, сколько нужно, чтобы достичь поставленной боевой задачи. Но пока они следуют этим принципам и не совершают военных преступлений, они не несут личной моральной вины, независимо от того, за кого они сражаются. Это положение называется моральным равенством комбатантов.

Равенство проявляется также и в праве на убийство противника, действующее одинаково для всех военнослужащих, участвующих в конфликте. Кроме того, равным оказываются и риски быть убитыми. Эти специфические свойства отличают военных от представителей всех иных профессий. В этом смысле противники на поле боя оказываются ближе друг к другу, чем к тем, кого защищают. Главная моральная граница проходит между теми, кто участвует в боевых действиях (комбатантами), и теми, кто остается вне их (гражданскими лицами). В этом смысле традиционная теория перекликается с международным правом. И именно ее воспроизводит политическая культура, утверждающая особый статус военного.

Это также крайне коммунитаристский подход: солдат рассматривается не как отдельная личность, а как часть военной организации. Профессиональная идентичность становится определяющей для него.

В полемику с традиционалистской версией теории справедливой войны вступили ревизионисты (философы Джефф Макмаан, Сесиль Фабр, Дэвид Родин). Они утверждают, что невозможно полностью отделить причину войны от того, как она ведется и, соответственно, утверждать, что военные не несут ответственности за то, участвуют они в справедливой или несправедливой войне. Если сама цель войны несправедлива, то и участие в ней не может быть полностью оправдано. Нет никакого равенства комбатантов.

Если военный участвует в преступной войне, то его невозможно поставить в один ряд с теми, кто по сути является его жертвой. Захватчик и солдат, отражающий вторжение, обладают разным моральным статусом. Кроме того, солдат, участвующий в несправедливой войне, не освобождается от моральной ответственности на основании того факта, что он выполняет свои профессиональные обязательства. Ревизионисты делают акцент на личной совести и индивидуальной ответственности. Невозможно говорить о моральной непогрешимости солдат, если сам акт вступления их в войну уже был несправедливым. Любое действие армии, вступившей в несправедливую войну, будет преступным нападением на невиновных людей.

Если традиция, закон или приказ требует поступить вопреки очевидному моральному долгу, человек, по убеждению ревизионистов, должен следовать своему внутреннему суждению. Соответственно, солдат, считающий войну несправедливой, должен отказаться сражаться, даже если того требует государство и контрактные обязательства с министерством обороны.

Традиционалисты предполагают, что коллективная, профессиональная идентичность солдат оказывается достаточным условием, легитимирующим их убийство и дающая им право убивать. Ревизионисты отвечают, что в таком случае государство обладает поразительной, едва ли не магической силой. В обычных условиях признается право людей на жизнь и безопасность, а убийство считается преступлением. Но вот одно государство безосновательно вторгается на территорию другого. Если следовать традиционалистской логике, то получается, что агрессор чудесным образом лишает граждан государства противника права на жизнь и безопасность, заявляя, что теперь это наши враги, и приказывая своим военным убивать военнослужащих противника.

В действительности же любое действие армии, вступившей в несправедливую войну, будет преступным нападением на невиновных людей.

Ревизионисты также утверждают, что участие граждан в несправедливой войне, которую ведет их государство, будь то в качестве военнослужащих или в роли работников органов пропаганды, нельзя признать ни оправданными, ни приемлемыми. Они не были бы частью этой несправедливой войны без согласия на это, без добровольного выбора, сделанного когда-то. И даже если чаще всего изначально сложно оценить, является ли война справедливой или нет, то со временем становится понятным, в какой мере способ ее ведения соответствует морали. Из несправедливой войны необходимо выйти, а не прятаться за объяснением своего участия в ней исполнением приказов и долгом перед родиной.

Пойти против традиции

Возвращаясь к дебатам о понимании и осуждении, мы можем еще раз согласиться, что солдат вермахта не осуждали. Но эта историческая аналогия задает ложную перспективу. Куда точнее работает ревизионистская логика, которая показывает, что традиция оправдания военных как служащих государству глубоко укоренилась. Она обладает почти магической силой. Военный буквально получает моральную индульгенцию. А с учетом всех сложностей жизни в России, о которых обычно говорят при выяснении мотивов контрактников, — нищета, закредитованность, безработица, 20 лет пропаганды — он еще как будто заслуживает понимания и даже сочувствия. Но традиция, равно как и юридическая безупречность не имеет ничего общего с моральной оценкой.

Проблема с участниками войны не только в том, что они зачастую идут убивать добровольно и делают это за деньги. Но в том, что они делают в принципе. Да, их нельзя осудить в юридическом отношении, если только они не совершили военных преступлений. Но смысл моральной оценки как раз в том, что она не исходит из легальности того или иного действия. Оценивается именно то, насколько моральным было это действие. Члена Ку-клукс-клана можно назвать расистом и аморальным человеком даже в тот момент, когда его организация еще не была запрещена по закону. То же касается террористов или фашистов: в правовом смысле они могут быть кем угодно, но в моральном плане они совершают зло и должны считаться моральными преступниками и злодеями.

При этом требовать от отдельного россиянина провести самостоятельный моральный анализ, отказаться от традиции и обвинить военного в совершении морального преступления только на том основании, что военный участвует в несправедливой войне, — значит требовать от человека отказаться от всего, что он усвоил в ходе политической социализации. С детства нас учат быть хорошими гражданами, верными своей родине, на место которой немедленно встает государство. Оспорить такой взгляд сложно и откровенно страшно. Сила традиции чрезвычайно велика.

Государство создает особую среду, в которой война не просто возможна, но и оправдана и нормализована. Даже самые демократические государства подчиняются этой логике и представлениям о легитимности армии.

Бороться с этой традицией — не задача отдельного человека. Для этого требуется систематическое усилие одновременно и интеллектуалов, и политиков. Нам нужна новая парадигма, которая позволит обсуждать войну не в терминах патриотизма, долга и абстрактной легальности, а в терминах моральной ответственности, агентностииценности человеческой жизни, вне зависимости от того, кто и под каким флагом воюет. Это сложнейшая задача, к которой не приблизилось ни одно современное государство. Но без нее любые споры о сочувствии или осуждении обречены на бесконечное движение в пустоте — там, где блеск золота на погонах ослепляет субъекта морального суждения.

Что касается российских ветеранов войны в Украине, то их осудит не либеральная эмиграция и не украинское общество, а само государство после войны. От них отвернутся. Будут говорить «мы вас туда не посылали». Они будут биться за льготы, право на бесплатное лечение, пенсии. Никакого почета и благ для большей части российских военных не будет предусмотрено. И это еще одна составляющая страшной традиционной культуры войны.