Страх и трепет древних хеттов - Троицкий вариант — Наука

Не нужно быть специалистом по психологии, чтобы понимать, что в человеческой психике страх может вызывать очень сильные, порой неконтролируемые порывы, сравнимые с сильным желанием. Вызывающие разнообразные психофизические реакции, вроде дрожания колен и сердцебиения. Физиология человека за последние три с половиной тысячи лет не изменилась примерно никак, и у древних жителей Ближнего Востока, цивилизационного центра тех времен, страх вызывал те же телесные реакции, что и сейчас.

Одни из самых важных отношений в древнем мире — отношения людей и богов, этим пронизаны буквально все тексты, все беды от того, что кто-то богов обидел, а виноват в этом, как всегда, человек. Такая трактовка хорошо отражает положение дел: боги обычно гневаются на человека, а человек должен испытывать страх божий, раз уж он такой слабый и неразумный и оказался в этой иерархии на нижнем ярусе. Строго говоря, не на пустом месте это придумано: что в каменном, что в бронзовом веках люди были практически не защищены от внешних невзгод и не могли контролировать ни землетрясения, ни извержения вулканов, ни наводнения и засухи, уничтожающие дома и посевы, ни набеги других племен. Да и в позднем железном веке мы не очень-то это все можем контролировать. Все, что остается, — молиться богам или, как это делали во 2 тыс. до н. э. в Хеттской империи, пытаться договориться с ними о милости.

Поэтому лексика, связанная со страхом, в хеттском языке, древнейшем из индоевропейских, зафиксированных в письменности, была разнообразной. Большая ее часть может быть уверенно реконструирована для праиндоевропейского состояния, — то есть до 5–6 тыс. до н. э. как минимум, что позволяет нам судить о том, как давно и основательно наши с вами предки, общие с хеттами, умели бояться. Другая часть терминов страха реконструируется как минимум на праанатолийском уровне — это те времена, когда предки хеттов, общие с еще несколькими другими народами анатолийской языковой семьи, пришли в обход Черного моря из прикаспийских степей в Малую Азию.

В работе, посвященной анализу слов, передающих состояние страха, нам удалось найти примерно десяток терминов, которые сохранились в анатолийских языках до появления письменности. Среди них есть слово с семантикой, практически не изменившейся за несколько тысячелетий — ужас, он и есть ужас, о чем тут говорить. Речь идет о хеттском слове hatuk- «ужас», для которого в праанатолийском мы можем реконструировать *h2tug-, в праиндоевропейском — *h2teu̯g-. Его исходный смысл — быть обезумевшим от страха, быть в ужасе, ненавидеть. В хеттском языке мы видим варианты этого значения «быть в ужасе», «ужас», «ужасающий, грозный», но конечно, это базовое слово для животного ужаса, охватывающего слабого человечишку перед лицом страшного мира. Форму этого слова, *Hodug-yo, великий хеттолог и лексикограф Ян Пухвел [1, H:276] соотносит с греч. *ὀδυξο- (глагол ὀδύ(σ)ασθαι в гомеровском эпосе), и эта этимологическая траектория приводит нас к хорошо известным антропонимам Одиссей и Улисс. Конечно, Пухвел указывает, что в такой этимологии нужно учитывать вариацию [d]:[l], характерную для западно-греческих диалектов, но с ее учетом мы получаем значение имени Одиссей, а именно «ужасный». Семантика имени, эквивалентная тому, что мы видим в имени русского царя Ивана Грозного, передающая концептуализацию ужаса или характера, внушающего ужас.

Из хеттской версии эпической песни о каменном монстре Улликумми (цикл о Кумарби):
(KUB36.12 Vs. ii 25, CTH 345.I.2.A, Song of Ullikummi)
kwitman=war=aš nāwi ḫaštališzi
kwitman=wa=šši ŠA SAG.DU GULGULLATU nāwi ḫatukišzi
“As long as he has not yet become brave/heroic,
as long as the skull of his head has not yet become terrifying.”

Неожиданное соответствие получается с хеттским словом pittuliya-, — мы видим в этом глаголе слово, которое восходит к тому же слову праиндоевропейского языка, что и русская «петля» (*peth2-ul- → общеслав. petъlja). Семантическое развитие, которое можно построить на имеющемся материале (сравнивая реконструируемые значения в предках разных индоевропейских языков) здесь должно выглядеть как простираться → простирать руки → обнимать → сплетаться → петля, затягивать (физически) → метафорический перенос на чувства → тяжелое состояние, депрессия, ощущение затянутости обстоятельствами → (физическое, в теле) беспокойство → страх. Начинали, заметим, с объятий.

От представления о необходимости сохранять и фокусировать внимание, с которым мы знакомы по английскому слову awareness и beware «быть настороже», равно как и по русскоязычному соответствию «настороже», хетты пришли к еще одному очень распространенному слову для страха — werit(e)-. Оно реконструируется как *u̯er-eh1— «внимание» + *deh1— «класть», то есть «фокусировать внимание (на чем-л.)». Отсюда семантика развивалась в направлении «фокусировать внимание → остерегаться чего-л. → бояться чего-л. → пугать». То есть пугающее заставляет нас держаться настороже.

Совершенно неожиданно еще один хеттский глагол, очень привычный именно как термин для «бояться», оказался этимологически связан с числительным «два». Предварительно, где-то в допотопные времена, видимо, до праиндоевропейского состояния, произошло довольно ожидаемое развитие семантики «два → сомневаться, быть двух мнений». От этого сомневающегося состояния духа до состояния испуганности перед непредсказуемостью будущего, до состояния беспокойства из-за отсутствия контроля — всего два шага. Поэтому семантическое развитие «сомневаться → быть испуганным → бояться» выглядит вполне резонным. Но в праиндоевропейском мы уже восстанавливаем корень *du̯ei̯- «испугаться, страх», родство которого с корнем *du-, родоначальником числительного «два» во всех индоевропейских языках, сомнению как раз не подлежит. В праанатолийском уровне уверенно реконструируется *du̯ói̯-/du̯i-, от которого в лувических языках (это родственники хеттского по анатолийской семье, которые тоже зафиксированы в письменности II тысячелетия до н. э.) осталось *du̯ai̯a- «бояться». Оно претерпело фонетическое изменение /d/ > /k/ (для этого надо просто немного отодвинуть язык к горлу), и в лувийском языке наряду с dwaya- мы встречаем слово kwa/i-i(a)-, kuwayanta- и kuwayamma/i- «страшный». Из лувийского слово k(u)waya- «страх, бояться» было заимствовано в хеттский язык, где мы его и встречаем в документах из архивов Хеттской империи. Греч. δείδω «я боюсь» и воплощение страха Деймос — индоевропейские когнаты этого корня по семантическому развитию от двойки.

Базовый хеттский глагол для страха, nāḫ-/naḫḫ-(i), а также лувийское naḫḫuwa- «беспокойство», если верить Дэниэлу Кёллигану, возглавляющему кафедру индоевропеистики в университете Йены, происходит от слов с семантикой «спины», часть тела, которой мы поворачиваемся к врагу, когда в ужасе от него бежим (ПИЕ *neh2-, ПА *nóh2-/nh2(–u)-). Его когнаты — древнеирл. nar «благородный, скромный», греч. νῷτον «спина» и лат. natis «ягодицы» [2:152], и предполагается, что праиндоевропейский глагол означал «повернуться (спиной)».

Из письма на лувийском языке
(ASSUR letter f+g, Hawkins 2000: 533–555)
¦a-wa/i ¦(«COR»)na-hi-zi («COR»)la+ra/i-hi-ri+i-ia-zi-ha ¦PRAE-i ¦(PONERE)sà-ti-nu-i
a=wa nahhinzi larhiriyanzi=ha pari stinu
«Take away fear and anxiety.»

Из неожиданных открытий — семантическое развитие хеттского глагола kurkuriye- «бояться». Значение страха развивается, скорее всего, уже в хеттском языке, либо от *ku̯er-/kur «обрезать», либо как звукоподражание, с удвоением корня. Если принимать первое за основу, то речь идет о мяче, сделанном, очевидно, из отреза ткани, который стал головой пугала (хеттского Страшилы). И уже от семантики пугала возникло значение «бояться». Другой глагол, katkattiya-, похожий на kurkuriye- по частотности, значению и типу словообразования — редупликация, — передавал информацию о действительно страшном, а именно о землетрясении. Мы возводим его к праанатолийскому наречию *katta- «вниз», у которого вместе с удвоением корня возникло значение «тряска (земли)». В этих двух глаголах страх означает буквально трясение колен, физическую реализацию страха.

Наконец, значение «бояться» в смысле «уважать» (бьет — значит, любит). Строго говоря, в хеттском языке этого варианта страха, понимаемого как респект, уважение, довольно много. Однако же, как правило, такая семантика выражается базовым глаголом страха, naḫḫ-, о котором мы говорили выше и который, видимо, предполагает поворот спины к противнику. Но в лувийском языке мы находим глагол izziyassa-(i)/ (i-zi-ia-sa-), образованный от глагола i-zi-ia- «делать», ровно с этим значением. Его соответствие в хеттском — iya- «делать». Его когнат в ведийском (языке индийских Вед) — yájate «молиться, обожать, уважать», и благодаря этому глаголу мы можем понять, что семантическое развитие шло примерно таким путем: делать → делать подношение, жертву → стоять в благоговении и трепете → уважать, бояться.

Мария Молина, канд. филол. наук, постдокторант, Университет Тель-Авива

Литература

HED — J. Puhvel, Hittite Etymological Dictionary. 1984ff.

Kölligan, D. 2020. Hittite naḫ(ḫ)- «to fear», OIr. nár «noble, modest» and Greek νῶτον «back», Latin natis «rump, buttock(s)». In: Historical Linguistics 133:1. Pp.144–154.