«Я переживала, что весь мир ополчился против моего ребенка»
Истории о родительской любви, которая способна побеждать квирфобные законы

Кадры из фильма «Не одни». Источник: golos.plus
30 ноября 2023 года Верховный Суд РФ признал «ЛГБТ» «экстремистской» организацией. По мнению российский властей, это международное движение, пропагандирующее разрушение традиционных ценностей, институтов семьи и брака. За последние два года суды вынесли не менее сотни обвинительных приговоров за пропаганду или участие в «экстремистской организации», среди них — один посмертный. Обвиняемый в организации путешествий для квир-людей Андрей Котов скончался в СИЗО во время рассмотрения дела.Особенно небезопасно себя чувствуют подростки, которым сложно обратиться за помощью или сделать каминг-аут (сообщить о своей гендерной и/или сексуальной идентичности. — Прим. ред.). В таких условиях почти всё зависит от родителей и их готовности защищать своих детей от российских законов. В День матери «Новая-Европа» рассказывает истории семей, членам которых удается поддерживать друг друга.
Материал подготовлен совместно с проектом «Плюс Голос», авторами фильма «Не одни» о родителях квир-детей и организаторами курса «Психология поддержки».
«Если их не поддерживать, это их убьет»
Когда 17-летний Виталий сделал каминг-аут, его отцу Михаилу стало легче: он перестал постоянно переживать за ребенка.
— Всё встало на свои места, развеялись все опасения насчет [ментального] здоровья сына, — говорит мужчина.
По словам Михаила, Виталий был замкнут в себе, рос неразговорчивым и нелюдимым. Рассказать отцу о своей трансгендерности он решился в кабинете семейного психолога. Это было еще до полномасштабной войны: Виталий успел совершить полный переход, в который вошли операция и смена документов с указанием мужского пола. По воспоминаниям Михаила, никакой бурной реакции со стороны соседей или знакомых не последовало. Мужчина не распространялся об изменениях в жизни своего ребенка, никто и не спрашивал.
Михаил говорит, что до сих пор переживает насчет безопасности сына, но понимает: Виталий сам в курсе, как избегать возможных проблем, и не занимается активизмом. С родителями других детей с трансгендерностью Михаил и его жена впервые встретились в организации «Плюс Голос», которая поддерживает родных и близких квир-людей из разных стран.
Именно благодаря общению с другими родителями и психологическому образованию жены, спокойно отреагировавшей на трансгендерность сына, Михаилу удалось разобраться в том, как бережно общаться с Виталием, в чем его можно и нужно поддерживать.
— Я понял, что не один такой и проблемы у всех, наверное, одинаковые. Да и подход к ним в чем-то схожий. Было радостно, что можно всегда всё спросить, чем-то поделиться. Благодаря общению с другими родителями состояние тревожности за жизнь сына уходило. Стало возможно трезво мыслить, — вспоминает мужчина.
Другим поддерживающим фактором стали родственники семьи и друзья: все приняли Виталия таким, какой он есть. На работе Михаил не обсуждал сына: там любое упоминание квир-людей в положительном ключе провоцирует «пятиминутки ненависти».
— Когда на работе кто-то обсуждал ЛГБТ и я начинал защищать квиров, то там каждый раз начинался телевизор полный. Теперь не влезаю в это уже, — объясняет мужчина.
Главным фактором безопасности квир-детей Михаил считает принятие в семье:
— Трудно давать советы. Можно только просить о том, чтобы они всё-таки принимали своих детей. Если не поддерживать, это их убивает.
«Насилие имеет одну природу»
Вера (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) называет своего семнадцатилетнего сына Ваню «квир-человеком». Для подростка это возможность продолжать исследовать себя, а для Веры — вопрос деликатности. Они договорились о таком обозначении три года назад, когда ребенок сделал каминг-аут. Это не было драматичным событием: сын попросил платье в качестве подарка на день рождения. «Платье так платье», — говорит Вера. По ее словам, не стоит проявлять излишнего любопытства к тому, что является личным делом каждого.
— Кажется, ты просто ждешь, когда ребенок сам расскажет о себе, хотя ты догадывался раньше. В ситуации каминг-аута все наблюдения складываются в целостную картинку: твой ребенок всегда был таким (а у меня двое сыновей, они очень разные). Приходит время осознать то, что проявлялось в нем естественно, само собой, — говорит Вера. — У меня не было предубеждения в отношении ЛГБТК+ сообщества, потому что среди моих друзей есть квир-люди, и они талантливые, глубокие, искренние. Я не чувствовала страха или стыда, разве что была немного растеряна... Я действительно думаю, что дети нам не принадлежат, мы только помогаем им расти и взрослеть. Если ребенок поделился важным знанием о себе в 14 лет, это свидетельство доверия.
Помолчав немного, Вера говорит об обстоятельствах, которые стали для нее настоящим потрясением. Каминг-аут Вани произошел в 2022 году. За несколько лет до этого Вера смогла добиться официального развода, причиной которого было домашнее насилие, подробнее она не рассказывает. После начала полномасштабной войны Вера стала активисткой: начала помогать украинским подросткам и квир-несовершеннолетним. Так она увидела, насколько уязвимы квир-подростки в современной России и как матери разделяют все риски со своими детьми. Бывший муж тем временем поддержал войну, репрессии и гомофобию.
— Насилие имеет одну природу: люди, склонные к насилию в семье из-за патриархальных установок, занимают провластную позицию по поводу войны и репрессий, — рассуждает Вера. — Я снова почувствовала себя в ловушке, из которой выбралась с разводом.
В России нет правового механизма по защите женщин от домашнего насилия, как и самого понятия «домашнее насилие». А после 2022 года Вера рисковала оказаться в полиции или в суде за активизм по доносу от бывшего мужа:
— Я стала бояться за сыновей: мне угрожали «лечить от гомосексуальности» старшего сына и забрать младшего, чтобы он не подвергся «моральному разложению»…
В декабре 2023 года Вера потеряла сознание на улице в Петербурге и попала в отделение скорой помощи. Это случилось с ней впервые, ее направили на обследование, но никаких «медицинских причин» не обнаружили.
— Я не выдержала напряжения: Верховный Суд РФ как раз объявил о своем решении признать несуществующее «Международное движение ЛГБТК+» экстремистской организацией. Я тогда думала об эмиграции, но не могла ни продать свою квартиру, где были прописаны дети, ни оформить для них визу в ЕС или ВНЖ после нашего переезда. «Он же папа! — говорили мне в разных учреждениях. — Где его нотариальное согласие?»
Бывший муж стал угрожать наложить запрет на выезд сыновей из России, который Вера могла бы оспорить только в суде.
У Веры тихий голос и мягкие интонации. Но она говорит громче и решительнее, когда рассказывает об отъезде из России. Несовершеннолетние могут легально пересечь границу с одним из родителей — по словам Веры, это единственное «слабое место» в патриархальном семейном законодательстве. Благодаря этому год назад Вера с детьми бежала из России. Бывший муж продолжает ее преследовать: подал на нее иск в суд РФ, а мальчиков объявил в федеральный розыск, теперь угрожает международным. Вера сменила несколько безвизовых стран, одновременно стараясь помогать другим женщинам-активисткам с детьми (в том числе ЛГБТК+), считает, что ее ситуация узнаваемая и типичная.
— Даже юристы и правозащитники экстра-класса не видели эту проблему до моего обращения. Семейное принято отделять от политического, а сейчас это часто одно и то же, особенно в контексте ЛГБТ, — поясняет женщина.
Недавно Вера узнала о новой практике: суд Петербурга по иску отца признал незаконным проживание ребенка с матерью в «недружественной стране» Испании. В решении суда в пользу мужчины фигурирует президентский указ 2022 года «О защите традиционных духовно-нравственных ценностей России».
— Я обнаружила наличие судебного иска случайно и пока не видела его содержание. Формально бывший муж должен был выслать мне копию, но, вероятно, он рассчитывает осудить меня заочно. Я уже нафантазировала, — грустно шутит Вера, — что меня выставят «матерью-экстремисткой», которая увезла двоих сыновей почти призывного возраста, да еще воспитала их во враждебной фем-квир-культуре.
«Пусть кем угодно будет, всё равно очень люблю»
О трансгендерности своей дочери Василисы Марина узнала в эмиграции (семья уехала из России вскоре после начала войны в Украине), за месяц до ее пятнадцатилетия, и испытала смешанные чувства. С одной стороны, Марина обрадовалась каминг-ауту, а будучи квир-френдли психологом, знала, как поддержать дочь. Но с другой стороны, ее тут же накрыл ужас от осознания всех возможных опасностей и проблем на пути Василисы. От своих клиентов Марина слышала немало разных историй.
— Я переживала, что весь мир ополчился против моего ребенка и немедленно убьет его, — вспоминает женщина. — После моего принятия мы сходили в секонд и накупили шмоточек — детка их до сих пор любит. Я помогла сделать каминг-аут перед другими членами семьи, и мы сразу устроили детке социальный переход: сменили местоимения и радовались новым одежкам. Но я давила, что это можно только дома! И рыдала по ночам от ужаса. Я же знаю, какая она умная, добрая, милая и чудесная, и любуюсь ей, но знаю, что сильнее мизогинии в мире только трансмизогиния.
Женщина со смехом вспоминает, как предупреждала дочь о возможных последствиях своей реакции:
— Каминг-аут такому родителю, как я, может привести к тому, что я начну тебя слишком сильно пугать, — рассказывает Марина.
Эти страхи повлияли на дочь. Через полгода Василиса замкнулась в себе. У нее начались состояния, похожие на депрессивные эпизоды, да и сама Марина чувствовала себя нестабильно. Их обеих пугали новости о дискриминационных законах в адрес ЛГБТ в разных странах. Мама предупреждала дочь:
— Не смей наряжаться на улицу, мало ли кто тебя там клокнет (распознает трансперсону. — Прим. ред.). Низким голосом что-то скажешь — побьют или убьют.
Со временем она стала разрешать дочери надевать женскую одежду в безопасные места, где собираются квир-люди.
Женщина говорит, что каминг-аут Василисы очень сблизил их. Папа девочки, с которым Марина в разводе, тоже смог поддержать дочь и общается бережно. Бабушка сначала не поняла, почему ее внучка стала иначе одеваться, но потом отреагировала спокойно.
— Дочь нарядилась во всю девичью красоту на мою свадьбу, — вспоминает Марина. — Там была бабушка. Она сделала комплимент, хоть и была ошарашена. В какой-то момент бабушка подошла ко мне и сказала: «Ну, любит наряжаться в юбки — всё равно она для меня мальчик». Я ей объяснила, что сейчас ребенок не считает себя мальчиком или девочкой, тогда бабушка немного подумала и сказала: «Вообще, важно, что о себе человек думает. Пусть кем угодно будет, всё равно очень люблю».
Как и многие родители, Марина столкнулась с подростковым бунтом — он распространялся и на восприятие мер безопасности. Василисы стала пренебрегать советами мамы про одежду и резко отвечала, что способна постоять за себя в случае опасности, даже мастерила средства самообороны из подручных материалов.
— Запугала ребенка, не этого эффекта я, конечно, хотела. Дочь была в ярости на законы, стигму. Она мне объяснила, что для нее важно было не столько применять [самодельные средства обороны], сколько их сделать, потому что для нее невыносимо быть бессильной. Ну и я после этого успокоилась, — говорит Марина.
Чтобы помочь дочери пережить бунт, мама отправила девочку на уроки вождения, помогала находить подработки и разрешила на заработанные деньги пожить месяц одной в съемном жилье. По словам Марины, это стало отличной профилактикой саморазрушающего поведения.
Сейчас уже семнадцатилетняя Василиса вместе с мамой планирует новую эмиграцию и ждет совершеннолетия. После этого семья сможет понемногу заняться медицинской стороной перехода.