[Без Заголовка]

31 МАРТА В «ОЛИМПИЙСКОМ» СОСТОИТСЯ НЕОБЫКНОВЕННЫЙ КОНЦЕРТ: «ДДТ», «ЧАЙФ», «НЕПРИКАСАЕМЫЕ», «ВА-БАНКЪ». В ТАКОМ СОСТАВЕ ВЕТЕРАНЫ РУССКОГО РОКА НЕ СОБИРАлись со времен концертов памяти Виктора Цоя. Для полной необыкновенности – вместе с ветеранами будут играть «СПЛИН» И ЗДОВ SI ZDUB. ПЕСЕН СОБСТВЕННОГО СОЧИНЕНИЯ ПЕТЬ ПОЧТИ НЕ БУДУТ, БУДУТ ПЕТЬ ПЕСНИ УМЕРШЕГО ТРИ ГОДА НАЗАД АНАТОЛИЯ КРУПНОВА.

ТАКИЕ ФЕСТИВАЛИ УСТРАИВАЮТСЯ КРАЙНЕ РЕДКО И ЗАКАНЧИВАЮТСЯ ВСЕГДА ОДИНАКОВО: МУЗЫКАНТЫ ВЫХОДЯТ НА СЦЕНУ И ПОЮТ ВМЕСТЕ СО СТАДИОНОМ ГЛАВНУЮ ПЕСНЮ. ТАК БУДЕТ И НА ЭТОТ РАЗ. В ФИНАЛЕ ЮРИЙ ШЕВЧУК, Владимир Шахрин, ГАРИК СУКАЧЕВ, Александр Скляр выйдут на сцену и запоют: «Я ОСТАюсь». Но зРИТЕЛИ ВРЯД ЛИ СМОГУТ ПОДДЕРЖАТЬ МУЗЫКАНТОВ: ПЕСНИ КРУПНОВА ПОМНЯТ НЕМНОГИЕ. АЛЕКСЕЙ КАЗАКОВ ПОМНИТ КРУПНОВА.

Из тридцати опрошенных знакомых на Крупнова и его группу «Черный обелиск» отреагировали двое. Начитанный мальчик из хорошей семьи вспомнил, что героиня последнего фильма Кустурицы, выдирающая гвозди задом, выступала в сопровождении группы с таким же названием. Дизайнер из Узбекистана сложил пальцы в козу и заорал: «Символ минувшего ужаса, темный гранит, / Напоминанием грозным о прошлом стоит. / Память о прошлом – черный обелиск!» Остальные двадцать семьи опрошенных слышали о Крупнове в первый раз.

Я познакомился с ним осенью 96-го. Время восстанавливается с точностью до часа. 24 сентября 1996 года, в 11 вечера, началась трансляция матча «Силькеборг» – «Спартак». Мы с двумя приятелями смотрели его в «Спорт-баре» на Новом Арбате. Один из приятелей играл тогда в группе с постоянно меняющимся названием, другой играл в пинг-понг и шахматы в парке «Битца». «Спартак» выиграл 2:1 и вышел в 1/16 финала Кубка УЕФА. Мы вышли из бара на улицу, не расплатившись. Коварно оставили на столе почти полные кружки пива, пачку сигарет и зажигалку, быстро оделись, сели в такси и начали игру под названием «bar-hopping», позаимствованную у американского писателя Чарльза Буковски. Заходишь в бар, выпиваешь пятьдесят, от силы сто грамм виски и идешь в следующий, и так, пока не устанешь. Около половины третьего мы зашли в «Вудсток», в здании старого МХАТа. Сели на диван, заказали виски. Один из приятелей немедленно заснул. Кроме нас в баре сидел только один посетитель. Тридцатилетний красавец: смоляные брови, цыганские глаза, трехдневная щетина. Сидел он в дальнем углу. На столе – блокнот, ручка, две пустые рюмки и лимон дольками. На шее – арабский платок. На белых губах – улыбка. Рукава солдатской куртки закатаны до локтей. Из вены торчал шприц. Другую руку он поднял над головой и щелчком подозвал официанта. Не вынимая иглы, человек заказал две текилы.

Я следил за каждым его движением. Дело было не в шприце и не в том, что человек вмазывался у всех на глазах в баре, нахо-

дящемся в пяти минутах ходьбы от Красной площади. Это было похоже на смертельный номер под куполом цирка. Он так же мог проглотить шпагу или начать жонглировать огненными головнями. Он взял две рюмки и направился к нам: - Выпьешь?

• Давай.

Через минуту выяснилось, что у нас за столиком сидит вокалист группы «Черный обелиск», победитель хит-парада «Звуковой дорожки» газеты «Московский комсомолец» за 1988 год, басист групп «Шах» и «Неприкасаемые», создатель проекта «Крупский сотоварищи», исполнитель главной роли в спектакле «Контрабас», ведущий антинаркотической и антимакгольной программы на «М-радио» Анатолий Крупнов, он же Крупский, он же Индеец, он же Цыган. Игра в барный марафон окончилась, и мы остались в «Вудстоке».

Если не считать школьной группы «Сверчки», карьеру профессионального музыканта Крупнов начал в 1986 году, организовав «Черный обелиск». Уже через год «ЧО» стал главной металлической группой Союза. А в 88-м на кишиневских гастролях техник «Обелиска» проломил Крупнову голову, коллектив был расICIJEN на каникулы, сам Крупнов уехал на гастроли в Европу со спид-металлической группой «Шах». Через два года «Черный обелиск» был восстановлен и существует где-то в безвестности и поныне.

В 96-м я слушал совсем другую музыку, и все эти гитарные запилы и чесы по струнам казались чем-то неуместным, а сам Крупнов – гостем из прошлого. О чем еще можно было с ним разговаривать, как не о прошлом. Минут десять я рассказывал, как в тринадцать лет ходил на его концерты в Горбушке, как выли волки в начале концерта и как я сломал палец, стоя в партере. Крупнов вежливо улыбался. Потом встал, прошелся клоунской походкой по бару, нежно погладил по спине напряженного охранника, принес еще виски и пошел к блокно-ту, как будто нас никогда не существовало. Через полчаса мы вышли из «Вудстока», поймали для сонного игрока в пинг-понг такси и уже вдвоем отправились в «Инту-

Я РАССКАЗЫВАЛ, КАК В ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ХОДИЛ НА ЕГО КОНЦЕРТЫ В ГОРБУШКЕ, КАК ВЫЛИ ВОЛКИ В НАЧАЛЕ КОНЦЕРТА, И КАК Я СЛОМАЛ ПАЛЕЦ

«Спасибо, ребята, спасибо, что пришли. Нас гоняли, нас сажали в тюрьму, но русский рок жив», – такой речевкой Владимир Шахрин, один из участников концерта памяти Крупнова, открывал го-да три назад выступление «ЧайФа». Вроде здоровые люди, думал я, поют жизнерадо-стные песни, материально обеспечены, никто их не травит, в тюрьму не сажает. Прикрываться пафосом рок-братства – скотство. Узнав о концерте памяти Круп-нова, я в этом засомневался.

Концерт приурочен к двум событиям. 24 марта у Крупнова день рождения. В этот же день выходит компакт-диск «Анатолий Крупнов. Postальбом». На нем двадцать песен. Первые десять поет сам Крупнов. Вторая половина – песни Крупнова исполняют его друзья. «Postальбом» – смесь сырых мелодий и не самых удачных текстов. Но это не важно. Главное – кто и как их поет. Хрипит Сукачев. Потом Скляр – с не меньшим остервенен-нием. Потом Шевчук. Потом Кинчев. Ко-роче говоря, «Рок на баррикадах» образ-ца 1986-91 годов: «Революция – ты научи-ла нас», «Мы вместе» и «Время менять имена». Комиссары в пыльных шлемах собрались, чтобы допеть недопетое това-рищем. Крупнов играл с Сукачевым в «Неприкасаемых», пытался играть в «ДДТ», ночи проводил у Кинчева за пьяными беседами на кухне. Он действительно был их товарищем.

Когда я второй раз повстречался с Круп-новым, он приветствовал меня, как старо-го друга. Случилось это примерно через полтора часа после первой встречи. Мы с приятелем сидели в «Ацтеке» и обсужда-ли крупновский трюк со шприцем, подня-той рукой и текилой. Затем спустились на первый этаж «Интуриста» в бар со сред-неазиатским фонтаном. Дошли до метро «Маяковская» – в American Bar&Grill. Вы-пили чая с ромом и собирались разъез-жаться. Все с той же шутовской походкой и все с той же ухмылкой в зал вошел Круп-нов. Поздоровался за руку с официанта-ми, подмигнул девицам, праздновавшим день, или скорее ночь, рождения, и на-правился к нам с распростертыми объ-ятьями и со словами: «Ну коли так, то так». Прошлое вспоминать не пришлось.

рист», на двадцатый этаж в «Ацте-ку». Приятель сказал, что Круп-нов – давно уже никакой не метал-лист, а отличный парень. Через пять месяцев Крупнов умер.