Город на босфоре хочет в европу — но выбирает исламистов

Перед поездкой в Стамбул мои представления о нем были вполне дилетантские. Я знал, что Стамбул крупнейший экономический и исторический центр мусульманской, но подчеркнуто светской страны, которая стремится вступить в Евросоюз и обещает следовать принципам европейской демократии. Что город этот является витриной плодотворного экономического сотрудничества Востока с Западом.

С другой стороны, я догадывался, что все это только одна сторона медали и что победившая на последних парламентских выборах исламская Партия справедливости и развития именно в Стамбуле получила больший процент голосов, чем в среднем по стране.

Диалог цивилизаций Город приветствовал меня пестротой яркой рекламы, громкой восточной музыкой из машин и азаном призывным криком, раздающимся с минаретов мечетей. Звуковая мешанина абсолютно гармонировала с визуальным рядом вечернего Стамбула. Рестораны и бары, из которых доносятся звуки громких любовных страданий популярного певца Таркана, соседствуют с патриархальными наргиле кафе, где солидные мужчины неторопливо играют в нарды.

Бросается в глаза благоговение турков перед памятниками Оттоманской империи. Мой заинтересованный и долгий осмотр Голубой мечети - одной из крупнейших в Стамбуле вызвал у служителей неподдельный восторг. «Спасибо, большое спасибо», - завладев моей рукой, говорил один из них. «За что?» - недоуменно спросил я. «За уважение к нашим традициям», - со значительностью ответил он и хмуро глянул на группу японских туристов, которые напрочь игнорировали запрет на фотосъемку.

Преодолевая холодный ветер с Черного моря, я двинулся к бывшей резиденции османских султанов - дворцу Топкапы. И здесь в полной мере оценил, почему так мрачен был вышеупомянутый служитель мечети. В одном из павильонов дворца, где выставляются священные для каждого мусульманина реликвии - зуб и волос Пророка, его первое письмо, оружие первых халифов и прочее, иностранные туристы громко хохотали, а молодые парочки даже ходили обнявшись, вызывая этим какую-то злобную дрожь у традиционно одетых посетителей-пакистанцев. Здесь же я услышал характерный разговор. Полная англоговорящая дама, выслушав рассказ своего смуглолицего гида об особенностях ислама и о выставленных святынях, с милой улыбкой воскликнула: «Боже, как у нас много общего!» Гид чуть вздрогнул и недоуменно пожал плечами. Вот уж воистину диалог цивилизаций.

Прогрессивные люди Избегая назойливого внимания мальчишек с открытками, значками и прочей дребеденью, я решил податься в сторону от объ ектов первостепенного туристического внимания и отправился в глубь города. В одной из первых же мечетей, расположившейся в старом квартале в перестроенной византийской церкви, я повстречал людей вполне дружелюбных. Искусно оперирующий десятком английских слов имам самолично провел для меня экскурсию, ненавязчиво избегая ответов на мои вопросы о византийской истории храма и сосредоточив шись вместо этого на подробных комментариях к родословной пророка Мухаммеда. Такая непосредственная манера умалчивать о византийском прошлом Стамбула вообще как-то принята у турок. Спрашиваешь, например, когда построено здание, а тебе, мило улыбаясь, предлагают обратить внимание, как изящны арабески, украшающие молитвенную нишу-михраб.

Тем временем наступил час намаза, и местная община - преуспевающие жизнерадостные мужчины и по-европейски одетые женщины - постепенно стала стягиваться к фонтанчику для омовений во дворе мечети. Перед вхо дом женщины чуть кокетливым жестом повязывали на голову шелковые ита льянские платочки ношением хиджаба здесь явно не злоупотребляли. Присмотреться к собирающимся было очень интересно. Приход практически каждой мечети нечто вроде политического кружка. В данном случае прихожане явно были стойкими последователями господина Ататюрка. Пропагандистские плакаты времен Отца турок пестрели тут и там. Уютный садик мечети был увешан картами, на которых добрая треть бывшего Советского Со юза была окрашена в приятные взору восточного человека зеленые тона. Приглядевшись, я выяснил, что в «великое тюркское государство» включены не только Татарстан с Башкирией, но даже Якутия. Рядом с плакатами лежала пропагандистская литература: и бесчисленные изыскания о тюркской истории, где аргументы авторов сводились к лозунгу «Тюрки всех стран, объединяйтесь в Великую Турцию!», и увесистые труды, обосновывающие необходимость аннексии Кипра, и бесчисленные биографии самого отца турецких реформ.

После молитвы я был удостоен приглашения испить чайку и покурить кальян с местными старожилами. Кальян располагал к неспешному разговору. Начали с погоды, а вскоре плавно перешли к хаджу, который вскорости собирались совершить некоторые из присутствующих. Выяснив, что смысл паломничества в Мекку я вполне разумею, собеседники, размягченно смакуя дым, начали ругать саудовскую королевскую семью: мол, сами сначала пригрели на груди змею мирового терроризма, а теперь пытаются навязывать свои правила окружающим: «Они считают, что раз сидят на нефти, значит, имеют монополию на истину. Не так давно у нас уже были из-за них проблемы. Несколько имамов, в том числе и здесь, в Стамбуле, получали деньги от саудовцев, а потом нас же спрашивают: почему в стране столько радикалов? А нам их ислам не нужен. Мы не арабы, мы турки. То же самое и с Ираном. Все пытаются нас чему-то учить, а мы сами кого хочешь научим. У нас свой ислам и свои идеи, пускай убираются к шайтану и оставят нас в покое», — горя чился седой джентльмен в дорогом костюме со значком Ататюрка на лацкане пиджака. Сидящие рядом одобрительно кивали сквозь дым кальяна.

«А как же джихад?» - спросил я и запнулся... Любезные улыбки исчезли с лиц окружающих. Дальнейший разговор наладился не сразу. Позже я понял, что националистическая трактовка ислама, которой придерживались мои собеседники, в этом вопросе предполагает умолчание. Не то чтобы этого понятия нет, но особенно поминать его не рекомендуется. «Сейчас в стране много горячих в бой рвется. Вот еще и выборы эти у нас... Неудачные, - пояснил мне один из прихожан. – Но мы - люди прогрессивные». При этих словах он почему-то взглянул на портрет Ататюрка и закрашенную в зеленый цвет Якутию и продол жил: «Если бы не Ирак, может, и сложилось бы все иначе. Как мы можем убедить простых людей, что нам необходимо в Европу, если наши же союзники собираются бомбить правоверных? Они что там вообще ничего не понимают? Да если так пойдет, даже армия не спасет страну от эрдоганов».

Позднее, беседуя в Стамбуле с разными людьми, выслушивая порою резко противоречащие друг другу высказывания на политические и религиозные темы, я убедился, что сходятся все в одном: война против Ирака - это война против братьев по вере. Понятие уммы (единой всемирной мусуль манской общины) здесь по-прежнему живо и священно для многих. Прокатившиеся в декабре по стране многочисленные демонстрации, где сжигались американские и британские флаги, — очень тревожный факт: Запад не смог представить войну как направленную исключительно против диктатуры Саддама, и это очевидно практически для всех, с кем мне довелось пообщаться.

Наслышанный о красотах мечети, которая по замыслу завоевателя Константинополя султана Мехмеда должна была превзойти храм Святой Софии, я отправился в Фатих — один из самых ортодоксальных районов города. Именно такие городские кварталы, как Фатих, обеспечили происламской Партии справедливости и развития блестящий результат на парламентских выборах. Блуждая по улочкам этого района, в полной мере осознаешь, что Стамбул долгие века являлся столицей халифата - всемирной мусульманской духовной империи. Женщины на улицах практически все в хиджабах или под чадрой. Число бородатых мужчин в белых шапочках для намаза намного выше, чем в среднем по городу. Парочка итальянских туристов, шедших впереди меня в легкомысленных обтягивающих кожаных штанах, под обстрелом неприветливых взглядов довольно быстро ретировалась.

На улице невольно обращаешь внимание, что пестрое мельтешение плакатов с лицами политиков сменяется безальтернативным усатым Эрдоганом, который явно здесь в фаворе. Наконец, число людей, способных объяснить, хотя бы знаками, как пройти в нужном мне направлении, было катастрофически мало. Впрочем, мечеть я все-таки нашел. Первое, что поразило, необычное для буднего дня множество людей как в мечети, так и вокруг нее. На фоне полупустынных улиц Фатиха это выглядело особенно странно.

Не успел я толком оглядеться, как сам уже стал объектом всеобщего внимания. Какая-то деятельная старушка стала сужать вокруг меня круги, настойчиво предлагая мне религиозную литературу, а также почему-то деньги на еду. После моей попытки объяснить, что я русский, старушка стала атаковать меня с таким жаром, что вокруг начали собираться привлеченные шумом правоверные. Я подобру-поздорову поспешил прочь со двора мечети, но у выхода столкнулся с молодым человеком, который оказался соотечественником из Дагестана. «Ты чего здесь делаешь?» - не слишком любезно спросил он. «Инте

ресно», - ответствовал я. «Если интересно, иди в другое место. Здесь тебе делать нечего». Покидая неприветливую мечеть, я подумал, что картину совместного курения кальяна с местными прихожанами представляю себе с трудом.

Впрочем, общего приятного впечатления от города это маленькое приключение не испортило. Тут же, в Фатихе, оголодав, я зашел в кафе. Было вкусно и дешево, а хозяин заведения довольно сносно изъяснялся по-английски. На мой весьма обтекаемый отзыв о посещении квартала и мечети он проникновенно сказал: «Понимаешь, Турция, иншалла, наконец-то стала возвращаться к своим традициям. А Фатих это как раз то место, где их никогда не забывали».

Харам и ЕС Устав от консервативных кварталов, я решил познакомиться с радостями ночной жизни Стамбула. Новейшая западная музыка звучала из колонок модного кафе. Молодые турецкие парочки, дерзко обнявшись за талии, фланировали по Истиклалу самой европейской улице города. Правда, были здесь и довольно странные в этом пейзаже люди. Две молодые девушки из провинции в хиджабах, но со слегка накрашенными губами завороженно смотрели по сторонам чуть затуманившимися от греховного зрелища глазами.

Соблазнившись афишкой, обещавшей правильную музыку, я зашел в один из близлежащих техноклубов. Отличие от московских модных мест только в подавляющем преобладании брюнетов среди публики. Впрочем, выяснилось, что есть и другие различия. Оглядевшись, я подсел к шумному столику «продвинутой» турецкой молодежи. Местные красавицы в модных кедах и лишь слегка прикрывающих колени юбках выглядели чрезвычайно привлекательно. После знакомства, уже настроившись на романтический лад, предложил коктейль соседке. «Не могу, - ответила та, наморщив лобик. - Я мусульманка. Да и что обо мне подумают: пьет с каким-то иностранцем.... Здесь же мои друзья». Повторная попытка в отношении другой местной ба рышни была пресечена с аналогичной решительностью.

Подобное положение вещей достаточно типично даже в кругу модной, вполне «европейской» молодежи. Студентка в университетском баре была вполне откровенна. «Понимаешь, - доверительно шептала она, - вот я приехала из Эфеса. Бармен этого заведения скажет кому-нибудь, что мы с тобой, например, вышли из бара вместе. Об этом узнают в университете. А там и до родных дойдет. А это «харам», грех. Понимаешь?» «Ты не расстраивайся, - утешал меня подвыпивший молодой человек по имени Мурат (надо сказать, что в отличие от девушек местные молодые люди отрываются по полной программе. Европейские и американские туристки пользовались в клубе бешеной популярностью). - Ты думал, что раз мы в Евросоюз скоро вступим, так, значит, и сами уже европейцами стали? Нет - это мне вот хочется в Амстердаме на улице на гитаре играть, а остальные от Европы ждут только денег. И переделывать себя здесь никто не собирается».

Один московский коллега просил меня передать шоколадный набор в пода рок турецкому приятелю, предупредив, что тот «несколько религиозен». Я го товился увидеть бородатого аборигена Фатиха с Кораном под мышкой, но в холле отеля меня ожидал улыбчивый молодой человек лет 30 в модной спортивной куртке и итальянских мокасинах как и подобает аспиранту фа культета экономики Стамбульского университета.

Однако буквально после пары дежурных приветствий Али вдруг огоро шил меня вопросом: «А в Бога ты веруешь?» Я замялся. А он, рубя воздух руками, начал: «Турция меняется к лучшему. Люди стали ближе к Аллаху. Не так давно мечети даже в пятницу были полупустые. Сейчас другое дело». Возразить было нечего, поэтому я молчал. Али продолжал вещать: «Есть законы, которые дал нам Аллах, законы шариата, а есть (тут он немного понизил голос, осознавая смелость следующих слов) законы, которые дал нам Ататюрк. Спрашивается, что главнее? Для себя я этот вопрос решил 10 лет назад. С тех пор я не пью алкоголь, хожу в мечеть и голосую за правильных людей». Что за правильные люди, мне объяснять было не надо - и так все ясно.

«Ну а как насчет Евросоюза?» - спросил я. «Мне он не нужен, отрезал аспирант, но если уж так сложится, мы взорвем ЕС изнутри. Надо четко разделять: есть в мире страны, где веруют в Бога, а есть Область войны» (дословно Дар-аль-харб, так называют немусульманские страны. - «Журнал»). Я оторопел: «Али, ты что же к войне призываешь?» Али не смутился: «Нет, почему война, можно ведь миром все сделать.... по-тихому». - «По-тихому это как?»> « («Увидишь», ответил он и как-то очень недобро улыбнулся. Впрочем, получив подарочный шоколадный набор, Али просиял и обнял ме ня с благодарностью. Он очень любил сладкое.