КОМИКСЫ

Российская индустрия комиксов все никак не станет мейнстримом. Артем Габрелянов, Роман Мурадов, Филипп Соседов, Валентин Заварзин и Василий Шевченко обсудили, почему так сложно сделать российского супергероя, где все отечественные фанаты комиксов и откуда брать вдохновение нашим художникам.

В России

Феликс Сандалов, редактор журнала «Афиша»: Комиксы в России все никак не станут частью массовой культуры. В чем основная сложность переноса формата комикса на отечественную почву?

Филипп Соседов, автор комикса «Пантеон»: В России не получится сделать клас- сического супергероя, такого виджиланте (человек, пытающийся самостоятельно вершить правосудие. — Прим. ред.), у нас этот образ не приживется никогда. По- тому что нет народных героев как таковых, в силу наших культурных особенно- стей. Все эти истории с масками — американские вещи, идущие со времен Дикого Запада.

Василий Шевченко, совладелец магазина комиксов «Чук и Гик»: У нас даже Не- уловимые мстители в итоге работали на Красную армию, это факт.

Соседов: Да, да, у нас совершенно другой архетип народного героя. Это или Емеля- дурачок, который просто попадает в какие-то ситуации и выходит сухим из воды, или разведчик, Штирлиц. На базе этого, кстати, и выросла любовь к попаданцам в отечественной фантастике.

Сандалов: А что касается социального послания — как с этим обстоят дела в рос- сийских комиксах? Вот в том, что касается, например, равенства полов?

Соседов: Я вообще в русских комиксах, кроме как у нас, не видел социального месседжа никогда.

Артем Габрелянов, глава издательства Bubble: А что с равенством? Есть тради- ционный архетип «дама в беде», который успешно работает со Средневековья. Почему от него надо отказываться? Чтобы показать, какие мы модные и не боим- ся новых тем? Ну вот у нас есть комикс «Красная Фурия», она там дерется с муж- чинами, бьет всех и совершенно не нуждается в помощи. Безусловно, у нас в стране патриархат, поэтому и феминистического движения как такого особо нет. Но тем не менее сильные женщины-герои у нас есть. Я вам больше скажу, у нас скоро выходит новый комикс с новыми героями, и там будут девушки, ко- торые друг друга... ну, в общем, там все очевидно будет.

Валентин Заварзин, соучредитель издательства «42»: У нас комиксы начинают только писать. Нам надо еще освоить канонические приключенческие линии.

«У нас другой архетип народного героя. Это или Емеля-дурачок, который выходит сухим из воды, или разведчик, Штирлиц»

Шевченко: Сама проблема, к сожалению, не особо актуальна сейчас. Отечествен- ные читатели комиксов смотрят на весь спор вокруг обложки «Спайдервумен» и думают: «Идиоты, о чем они вообще спорят, это же просто бабища с жопой». Комиксы у нас пока вообще не очень про осмысление. Хотя вот скоро у нас должна выйти книжка «Мой секс», которую сделала Алена Камышевская и где много интересных мыслей насчет гендерных вопросов, осмысления себя как женщины. Но это никакой не мейнстрим, а такой артхаус. Своего «капитана Марвела» у нас пока еще нет, это все нишевые истории.

Роман Мурадов, художник-комиксист: Классический комикс про супергероев уже теряет актуальность. Он служит в первую очередь материалом для кино- адаптаций, которые продаются гораздо лучше. Я уверен, что в России есть свои таланты, все, что необходимо, это связь друг с другом, доступ к иностранным книгам и издательства, которые не боятся браться за неизвестные имена.

Заварзин: Мне попадаются сценарии, где люди ходят затронуть социальные струны, но обычно это касается вопросов противостояния либерального и кон- сервативного.

Сандалов: А в том, что вы называете артхаусом, может ли у нас возникнуть нечто подобное «Персеполису» или комиксу про холокост «Маус»?

Габрелянов: Гробовое молчание. Нет, этого почти нет. Почему? Потому что таких книг, как «Маус», — одна из тысячи. Таких шедевров единицы, все остальное — оно больше такое андеграундное. Издатели и инвесторы боятся вкладываться, потому что они не знают наверняка, отобьют они деньги или нет.

Шевченко: Чтобы появился «Маус», нужно, чтобы прошло 20-30 лет развития такой андеграундной комикс-культуры. «Маус» не появился на пустом месте. К тому же это огромная работа. Тот же Крейг Томпсон, который делает Habibi

и Blankets, работает по 5 лет над одной книгой. Чтобы человек так работал, у него, во-первых, должны быть какие-то деньги на жизнь. Но, что еще важнее, ему нужна инфраструктура. Здесь ты должен быть классным безумцем, чтобы работать годами там, где тебя никто не услышит, никто не прорецензирует. Должен появиться общественный консенсус на тему комикса.

Мурадов: На данный момент есть только одно издательство, «Бумкнига», которое отвечает за все так называемые арт-комиксы. В США и Европе таких десятки. Представьте, что вся художественная литература издается одним человеком...

Сандалов: Кто читает в России комиксы? Можете как-то охарактеризовать свою аудиторию? Приносит ли она деньги, или индустрия живет на энтузиазме?

Шевченко: Я свою аудиторию комиксов вижу каждый день, лицом к лицу, поэтому я чуть лучше издателя ее представляю. 80% мальчиков, 20% девочек. Возраст от 12 до 25. Этого достаточно, для того чтобы заработать для жизни, но о каких-то масштабных доходах я бы не стал говорить.

Габрелянов: Я бы поспорил. Мы же все тут бизнесом занимаемся, а не просто играем в издателей комиксов, которым хочется картинки с буквами выпускать на бумаге. Мы серьезные ребята, мы бы не стали в это ввязываться, если бы не видели большого потенциала в комиксах.

Сандалов: Почему популярные комиксы в России ориентируются на Marvel, DC и другие американские издательства, а не на мангу? У этого жанра много поклонников.

«Мы же все тут бизнесом занимаемся, а не просто играем в издателей комиксов, которым хочется картинки с буквами выпускать»

Заварзин: Популярность манги падает, нельзя сказать, что ее совсем не читают, но какого-то ажиотажа тоже нет. Мангу в России издают довольно давно и не-плохо, это оформившаяся сфера — и нам туда соваться нет смысла.

Шевченко: Манга — это тип повествования, очень ориентированный на Японию, там другие приемы, другая логика. Я помню попытки делать российскую мангу. Она могла быть очень хорошей, но, как правило, как «Скунс и Оцелот», была ближе к европейской или американской интерпретации манги, чем к оригиналу.

Сандалов: В России есть большое количество людей старше 25 лет, но вполне современных, которые читают научную фантастику: вот те же книжки про попаданцев, например, про казаков в космосе. Они могут быть вашей аудиторией?

Габрелянов: У нас была такая история. Эти бородатые люди под сорок, которые любят фантастику и сходки ролевиков, заинтересовались нашим «Иноком», но потом к нему охладели, потому что, видите ли, у какого-то гренадера 1812 года шеврон неправильно был нарисован. Им сложно угодить.

Шевченко: А я думаю, все несколько глубже. У нас традиционно очень тексто-центричная культура, и в этом смысле комиксам довольно сложно пробиваться, потому как там текст на равных с изображением. Одна из главных русских претензий к комиксам: «Ой, да это не настоящий текст, тут только бух и бах». Поэтому в комиксы сложно загнать людей, читающих про попаданцев, они уже привыкли к другому формату. А людям, выросшим на комиксах, уже будет сложно читать комиксы про попаданцев — и слава богу.

Габрелянов: Да, и еще одна опасная крайность — это путать аудиторию комиксов и их экранизаций. Это совершенно разные люди, которые порой могут не иметь ничего общего. Человек, который посмотрел, допустим, «Стражей Галактики», 99% не купит себе одноименную книжку, ему это не надо.

Шевченко: «Марвелл» лет десять билась головой об стену, что, мол, вот сейчас, на фоне выхода фильма, будут больше покупать комиксов с этим героем. Выяснилось, что это вообще так не работает. Слишком герметичной оказывались для людей и та, и другая культура. Сейчас они даже не парятся на этот счет. В фильме «Человек-паук-2» и в самом комиксе сюжетная линия была совсем разная, в последнем Питер Паркер был населен... Он... Его разум был подчинен... Неважно! Это невозможно объяснить, я чувствую себя полным идиотом. В общем, кино и комиксы друг от друга не зависят особо.

Сандалов: Какие еще претензии высказываются к русским комиксам?

Габрелянов: Недостатки отечественных комиксов существуют в первую очередь в головах читателей. Мы не хуже делаем комиксы, чем на Западе. Мы когда делаем англоязычные версии наших комиксов (мы готовимся к выходу на зарубежный рынок), то на английском градус крутости сразу повышается на триста процентов. Просто у тебя сидит в голове «вот это на русском, значит, это хреново». С этим надо бороться, что мы и делаем.

Заварзин: Проблема не в читателях, а в сценаристах. Нет школы, нет опыта. Найти хорошего сценариста сложно, особенно чтобы он умел рассказывать историю именно в формате комикса. Художники адаптируются быстрее.

Шевченко: Хорошо, если у автора есть свое видение жанра, а не просто желание довести тебя из пункта А в пункт Б максимально простым путем. Здорово, когда у автора есть какое-то свое безумие, заставляющее делать его так, а не иначе. Поэтому мне так нравятся комиксы Филиппа Соседова. Экспериментов визуальных мне тоже очень не хватает в наших комиксах. То есть делать, как Marvel, мы уже научились. А как Маркос Мартин или Дарвин Кук (художники, работавшие в американской индустрии комиксов. — Прим. ред.) — нет. К сожалению, сегодняшнее понимание комиксов как искусства сводится к максимально реалистичному изображению, приближающемуся к фотографии. Чем это интересно, я не понимаю. Поэтому и мейнстрим сегодня ужасно нудный. Друзья, давайте вы с этим что-то сделаете — мне будет приятно, а вы провалитесь в продажах.

Мурадов: Я согласен, реалистичный рисунок практически бесполезен как авторский прием. Его можно сравнить с пустым предложением как «облако было белое». Рисунок должен быть художественным воплощением авторского стиля — так же как каждое слово должно иметь значение. Каждая сюжетная линия должна что-то свое вносить, а не заполнять место. Комикс — это единственная форма, в которой один человек находит выражение в словах, оформлении, рисунке, цвете — в каждой части книги. Раздавать комикс сценаристам и художникам — то же самое, что дать каждую главу романа разным писателям.