все отдавали бесплатно, просили только хорошо играть. С вами такое бывало?

— Я в магазины, честно говоря, не ходил. А насчет дикой популярности игроков в городе — это правда: Владикавказ своей командой гордился. У нас играли шесть воспитанников местного футбола, по сути, весь костяк составляли игроки, которые выросли во Владикавказе. А вообще, в то время в «Алании» играли футболисты одиннадцати разных национальностей. И никогда каких-то серьезных конфликтов не было: жили как одна семья, дружно и весело.

— Вам как в таком многонациональном коллективе работалось?

— Все в порядке было. Ребята все ведь еще пять лет назад в Советском Союзе жили, поэтому никакого деления по национальному признаку не было. Наоборот, все в едином порыве работали. В высшей степени профессионалы своего дела. И чтобы кто-нибудь когда-нибудь сказал что-то о другой национальности или вероисповедании... Нет, не было такого. У нас был очень хороший коллектив, команду поддерживали на высшем уровне. Бюджет был в районе 3,5 миллиона долларов; по тем меркам — бюджет среднего российского клуба. Одним из лидеров команды был Мирджалол Касымов — фантастический игрок. А как он штрафные исполнял — просто фантастика! Один раз, помню, судья штрафной назначил, а соперники ему жаловались: мол, Касымов постоянно мяч не на то место ставит. Ну Мирджалолу это надоело, он подошел к судье и говорит: ставь мяч туда, куда считаешь нужным. Судья поставил. Касымов разбежался, пробил — и мяч в сетке. У него от природы дар был. Он непосредственно перед ударом умудрялся на вратаря посмотреть: если тот двигаться вдруг начинал, то тут же получал удар в противоход.

— Еще про «Аланию» часто вспоминают, что там были большие штрафы и жесткая дисциплина.

— Футбольный клуб — это семья. Если не будет порядка, то он развалится. Если, допустим, жена не будет знать своего места, дети не будут знать, как себя вести, а глава семьи будет непонятно чем заниматься, то ничего путного не выйдет. То же самое и в футболе — если не будет дисциплины, люди не будут соблюдать правила, произойдет развал. При этом хочу отметить, что в личную жизнь футболистов я никогда не лез, но то, что было необходимо для работы, люди должны были честно делать. Кто-то лучше мог свои функции исполнять, кто-то хуже, но стремление было у всех. В своей футбольной семье я всегда создавал такую обстановку.

— Вы кого-то отчисляли из команды из-за дисциплины?

— Разные были моменты. С кем-то из-за дисциплины прощались, кто-то просто не выдерживал конкуренции и уходил. Конечно, принимать такие решения было неприятно, потому что всегда решалась судьба человека. Но в интересах клуба, чтобы двигаться вперед, тренеру иногда приходится резать по живому. Принципы моей работы никогда не менялись. Я жестко строил свою стратегическую линию и требовал победы. Что для этого нужно? Работать, сплотиться и делать то, чего требует тренер. Сейчас могу сказать, что я не поменялся с того чемпионского 1995 года — ни как человек, ни по принципам работы. С учетом тенденций развития футбола происходят изменения в тактике, подборе игроков на конкретную позицию, но базовые принципы управления командой — они никогда не менялись.

«ФУТБОЛЬНЫЙ КЛУБ — ЭТО СЕМЬЯ. ЕСЛИ ЖЕНА НЕ БУДЕТ ЗНАТЬ СВОЕГО МЕСТА, А ГЛАВА СЕМЬИ БУДЕТ НЕПОНЯТНО ЧЕМ ЗАНИМАТЬСЯ, НИЧЕГО ПУТНОГО НЕ ВЫЙДЕТ» — В другой вашей яркой победе — Кубке УЕФА-2005 в составе ЦСКА — огромную роль сыграли бразильцы, традиционно считающиеся людьми с самой плохой дисциплиной. Как вы с ними справлялись?

— Зря вы так говорите. У них нормальная дисциплина, просто люди они по сути своей очень романтичные. В их родной Бразилии много солнца, всегда тепло, из-за этого они более жизнерадостные, но при этом весьма ранимые люди, могу вам сказать. К тому же я не встречал людей более преледанных своей стране, таких патриотов, как бразильцы. Чтобы внедрить их в команду, нужно довольно долго изучать психологию, разбираться в отдельных нюансах. Конечно, были свои трудности. Но мудрость руководителя заключается в том, чтобы, как и в семье, решать проблемы внутри команды. Вы же не выбегаете на улицу и не рассказываете всем подряд, что поругались с женой или дали подзатыльник ребенку. В футболе тоже нужно себя так вести..

— Вы стали первым российским тренером, кому удалось выиграть Кубок УЕФА. Как эта победа изменила лично вас?

— Никак. Я считаю, что человек, чего бы он ни достиг, должен оставаться живым и доступным.

Потому что через несколько дней после победы начинаются будни, нужно работать в прежнем режиме. А гордыня — это и вовсе самое плохое, что может с человеком случиться. В то же время победа в Кубке УЕФА действительно стала для нашей страны огромным достижением — впервые за 100 лет российского футбола нам удалось выиграть такой престижный турнир. Помню, люди плакали от счастья на трибунах, а я ощутил прилив такой радости, какой не испытывал никогда. Все-таки чувство победы — это самое сильное чувство. Ничего сильнее этого люди не испытывают.

— После той победы вы стали постоянным участником на форуме элитных тренеров. Кому из них вы можете позвонить прямо сейчас?

— У меня много хороших знакомых в тренерской среде. Я общаюсь с Арсеном Венгером из «Арсенала», с Фабио Капелло, который тренировал сборную Англии. С ним у нас, кстати, очень теплые и дружеские отношения: он даже прилетал на свадьбу к моему сыну.

— На каком языке вы общались?

— В основном через переводчика.

— Но вы же знаете итальянский язык, учили его в начале 1990-х, когда у вас было предложение тренировать итальянский клуб?

— Да, в 1991 году меня приглашал клуб «Фоджа», выступавший тогда в серии А. Приезжал президент, я с ним встречался, мы обсудили детали и даже подписали предварительный контракт. Но потом президент ушел, и контракт в итоге замяли. Я тогда серьезно готовился к пе-реезду и полгода учил язык. Поэтому какая-то база, конечно, у меня до сих пор осталась. Но говорить я буду только на русском. Это мой родной язык.

— Вы не жалеете, что так и не тренировали в Европе?

— Знаете, сначала желание такое было. Тогда, в 1990-е, в стране была разруха, непонятно было, как жить и что делать. Сейчас люди стали жить гораздо лучше, в стране сложилась стабильная экономическая и политическая ситуация. А тогда был полный хаос. И вот тогда я действительно готов был уехать. А сегодня такого желания уже нет. К нам приезжают иностранные специалисты, которые считают нашу лигу одной из сильнейших в Европе. Зачем же мне в таком случае что-то менять? Я так считаю: нужно работать в своей стране и своей работой приносить ей пользу.

Анатолий Канищев, футболист «Алании» (1995-1997, 1999)

Интервью: Александр Беляев

«После развала Союза очень многие регионы бредили мечтой о создании сильной команды, которая могла бы бодаться с московскими клубами. Кто-то сумел заручиться поддержкой либо властей, либо каких-то местных коммерсантов и бандитов, а вот во Владикавказе за командой стояли водочные деньги. Я сам не знаю подробностей этого бизнеса, но в раздевалку могли зайти какие-то важные люди, потрясти руку, похлопать по плечу, подбодрить — при этом никто никогда не давил, не угрожал, ничего не требовал. Обстановка в городе и республике была прекрасная, на футболе были полные трибуны, а вне поля люди часто отказывались брать деньги за какие-то товары и продукты — и даже обижались, когда ты все-таки пытался заплатить.

Но даже с этими деньгами никакой команды не было бы, если не Валерий Газзаев. Знаете, как он меня нашел? Просматривал игры арзамасского «Торпедо», соперника «Спартака-Алании» по Кубку России. Обратил внимание на нападающего (то есть на меня), а в игре еще раз пригляделся, кому-то позвонил — и сразу после матча «ДО СИХ ПОР ЭТОЙ ИСТОРИЕЙ ВОСХИЩАЮСЬ — ГАЗЗАЕВ ЛИЧНО ПРОСМАТРИВАЛ КАКОЙ-ТО НЕПОНЯТНЫЙ КЛУБ ХРЕН ЗНАЕТ ОТКУДА! РАЗГЛЯДЕЛ УСИЛЕНИЕ!» меня забрали тепленьким во Владикавказ за сто тысяч долларов. До сих пор этой историей восхищаюсь — Газзаев лично просматривал какой-то непонятный клуб хрен знает откуда! Разглядел усиление! Сейчас бы ни один тренер Премьер-лиги не стал на такое время тратить.

Платили в «Алании» очень щедро. При этом все знали, что за московские команды платят больше, и выкладывались на 150%. Без этой системы, может быть, мы и не выиграли бы чем-пионат. Хотя, конечно, матчи со «Спартаком» Романцева и так были принципиальное некуда, а «Динамо» мы выходили рвать лично за Газзаева — он же там в свое время не очень удачно тренировал, расстался не по-хорошему и затаил обиду. Георгич вообще сложный человек, но умеет заразить своей страстью — поэтому мы, накачанные его эмоциями, с динамовцами всегда играли на пределе. А вот на «Локо» и «Торпедо» настраивались из-за лишней денежки, уж не буду врать.

Отдельное воспоминание — матчи в еврокубках. Я ведь с «Ливерпулем» играл! Сам не верю

сейчас, особенно когда вспоминаю, как в концовке матча на «Энфилде» не реализовал верный момент. Был у нас шанс их пройти... С другой стороны, именно с еврокубков и пошла эта трещина в отношениях команды и Газзаева, когда мы проиграли «Рейнджерс» во Владикавказе со счетом 2:7. Играли неплохо, но у них все залетало. Ужасно было стыдно — на нас ведь почти 40 тысяч пришли смотреть, стадион трещал. А Георгич ведь уходил из «Динамо» как раз после поражения в Кубке УЕФА от «Айнтрахта»

(0:6), и от такого повторения судьбы ему конкретно поплохело. Мы были готовы все опровергнуть своей игрой, но это было уже сложнее, чем прежде. Тем не менее могу точно сказать — в те годы и Романцев, и сами московские футболисты считали своими основными соперниками именно Газзаева и «Аланию».

никогда не крутились какие-то непонятные люди, бандиты и малиновые пиджаки, как это было у других. Само собой, они приходили на матчи, болели. Но никакого давления не было.

У Москвы и сейчас, и тогда было более мощное финансирование, лучшие возможности в плане приобретения игроков. Футбол в России начался от Главпочтамта. Любой футболист мечтал попасть в московский клуб, поэтому нам приходилось выкручиваться: искать футболистов, которых не устраивала жизнь в столице, у которых возникали проблемы, и перетягивать их в Нижний. Год два они играли у нас, а потом опять стартовали в Москву.

Самым важным было как следует узнать человека, прежде чем подписать контракт. Я всегда боялся того, что у нас появятся клептоманы. Они были в каждом клубе, поэтому на предсезонных сборах, когда к нам приезжали новые люди, нужно было хорошоенько к ним присмотреться. Но прецедентов в итоге не было. Правда, когда мы выезжали на сборы за границу — в Финляндию, еще куда-то — и игроки приходили в набитые битком капиталистические магазины, у некоторых проскакивала мысль: это можно взять. Но мы им быстро все объясняли.

Однажды мы подписали контракт с футболистом в суде одного из австрийских городов. У него были какие-то небольшие проблемы с полицией, и его вызвали в суд. Мы заплатили за него штраф, а он прямо в суде с перепугу подписал четырехлетний контракт.

Тогда почти все футболисты пили. Это протятое наследие прошлого. Но я скажу в их защиту: может, они и пили, но боролись на поле так, как не борются сегодняшние молодые и трезвые. У них была максимальная самоотдача в каждом матче. Футболист мог пить за несколько дней до игры, но на поле он рвал и метал. В пьяном виде, конечно, никто не мог выйти на поле. Для этого нужно было быть совсем уж идиотом. А у нас игроков с интеллектом, как у ночной горшка, никогда не было.

За нарушение режима я, кстати, никогда не штрафовал. Это была моя принципиальная позиция. Можно штрафовать, когда человек получает сотни тысяч долларов. Когда мы смотрели в нашу зарплатную ведомость, то понимали, что отбирать деньги нельзя, потому что ты отбираешь деньги у семьи, у жены, у детей, которые и так не особо богато живут.

Это было веселое время. Конечно, чувствовалось, что в Москве нас не любят. Но мы давали отпор. Мы, «Текстильщик» из Камышина, который

вообще был районным центром, владикавказская «Алания», уничтожавшая столичные клубы, — мы вместе делали все для того, чтобы люди знали: футбол в провинции жив».

Сергей Наталушко, нападающий «Текстильщика» (Камышин, 1983-1988, 1989-1992, 1993-1997, 2002-2005, 2010 — и по настоящее время) «Впервые я оказался в «Текстильщике» в 1983 году. Клуб тогда играл в первенстве области, я приехал из небольшого городка на другой стороне Волги. Мы все числились на каких-то работах, и мы просто встречались, для того чтобы хорошо провести время. Только в 1987-м вышли во вторую лигу. Затем я ушел, а когда вернулся, команда сделала огромный скачок. Между первой и второй лигами тогда существовала буферная зона. И получилось так, что мы с «Уралмашем» заняли в этой зоне первые места и вышли в первую советскую лигу. А когда в 1991 году Союз развалился, автоматом оказались в высшей лиге России.

Конечно, в городе тогда была радость. «Текстильщик» ведь всегда был тесно связан с Камышинским хлопчатобумажным комбинатом, одним > «ПОЧТИ ВСЕ ПИЛИ. НО БОРОЛИСЬ НА ПОЛЕ ТАК, КАК НЕ БОРИТСЯ СЕГОДНЯШНИЕ МОЛОДЫЕ И ТРЕЗВЫЕ. ФУТБОЛИСТ МОГ ПИТЬ ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО ИГРЫ, НО НА ПОЛЕ ОН РВАЛ И МЕТАЛ» из крупнейших в Европе. Они финансировали клуб вплоть до своего банкротства в середине 90-х. На нем в то время работало что-то около 14 тысяч человек, и за счет них посещаемость увеличивалась. И известности у игроков стало больше. Хотя мне она никогда особо не помогала. Кого-то в сторанах бесплатно обслуживали, кого-то за превышение скорости не штрафовали. А меня, наоборот, два раза прав лишали. Зато в злачных местах никто не трогал. Все жулики были знакомыми, поэтому ни в каких разборках я не участвовал.

Думаю, в «Текстильщике» у нас были одни из самых маленьких зарплат в высшей лиге. Что-то около двух-трех тысяч долларов, когда в Москве платили уже 20. У некоторых ребят тогда был какой-то бизнес. У меня ничего не было. Деньги уходили на дом, на машину. Кому-то занимал — до сих пор ничего не вернули. Но за пределы футбола я старался не лезть. Это была не моя тема. Так что лично мне на жизнь хватало. Хотя

бывали, конечно, и неприятные моменты. Например, за выступление в Кубке УЕФА в 1995-м, когда мы вышли в 1/16 финала, нам так и не выплатили обещанных премиальных. Такое часто случалось. Из-за этого, кстати, чуть ли не половина игроков и разбежалась.

Вообще, мы после каждой игры позволяли себя выпить. Мне кажется, и сейчас многие так делают, хотя, может быть, кому-то контракты и не позволяют. Мы выпивали. Умеренно, хотя были и те, кто срывался. Помню, один футболист вообще пропал на полторы недели. Уже жена месла себе не находит, милицию подняла. В команде никто ничего не знает. А потом выяснилось, что он с какой-то барышней познакомился и указал с ней в гостиницу на полмесяца в шампанском купаться. Наверное, хорошая барышня была.

Люди в Камышине до сих пор живут ностальгией. Тот «Текстильщик», что существует сейчас, это совсем другой клуб. Старый «Текстильщик» умер в 1998 году, когда денег совсем не осталось.

Но отголоски той славы существуют до сих пор.

Это можно понять. Я сам иногда себя спрашивал: «Блин, как же мы так высоко забрались?» В 1992-1995 годах мы ведь четыре раза подряд входили в десятку самых сильных клубов страны. Огромная заслуга в этом нашего тренера Сергея Павлова, на котором у нас держалось все.

Но я, например, до сих пор думаю, что в футбол особо играть не умею. Черт знает, как у нас все получилось. Этого и соперники не понимали.

Оттого и бесились».

Сергей Кормильцев, футболист «Уралана» (Элиста, 1997-1998) «Мне достаточно было однажды встретить Кирсана Илюмжинова, чтобы понять: тут все серьезно.

Нет, конечно, лично он меня не уговаривал перейти в «Уралан», но было ясно, что командой будут заниматься. Элиста — небольшой город, и на одной из главных улиц стояли такие большие плакаты, где Кирсан был изображен в компании далай-ламы, патриарха России, Ельцина и еще кого-то. На самом последнем плакате он стоял в желто-синей форме «Уралана» и с футбольным мячом — и дорога упиралась в стадион.

То есть все понимали, что это один из его приоритетов.

Сначала местные болельщики почему-то относились к своей команде скептически. Но когда «Уралан» вышел в высшую лигу и в город стали приезжать «Спартак», ЦСКА и «Динамо», народ стал подтягиваться. Помню, многие пытались смотреть футбол из-за пределов стадиона — поле

располагалось в низине, и если забраться на один из окрестных холмов, можно было кое-что увидеть.

Потом и трибуны потихоньку стали заполняться.

А потом — переполняться: в 1998-м, говорят, цифры посещаемости в Элисте занижали, чтобы избежать штрафа за неправильную техническую эксплуатацию стадиона.

Я немало поиграл в провинции и могу сказать: это особенное чувство, когда футбольная команда становится одной из достопримечательностей города. Когда мы обыгрывали на своем поле «Ротор» и «Локомотив», играли вничью с «Аланией» и «Зенитом», то нас готовы были на руках нести со стадиона в Сити-Чесс, шахмат«КОГО-ТО В РЕСТОРАНАХ БЕСПЛАТНО ОБСЛУЖИВАЛИ, КОГО-ТО ЗА ПРЕВЫШЕНИЕ СКОРОСТИ НЕ ШТРАФОВАЛИ. А МЕНЯ, НАОБОРОТ, ДВА РАЗА ПРАВ ЛИШАЛИ. ЗАТО В ЗЛАЧНЫХ МЕСТАХ НИКТО НЕ ТРОГАЛ» ный город, где тогда жили футболисты. А когда обыграли «Спартак», то Илюмжинов кому-то лично вручил орден Героя Калмыкии. Кажется, вратарю, отбившему пенальти. А потом что-то случилось — то ли в клубе разворовали деньги Кирсана, то ли ему самому наскучил футбол, — но нам перестали платить зарплату, и за осень команда скатилась с четвертого места куда-то вниз, оставшись без еврокубков. Опять-таки, как опытный футбольный провинциал скажу: это меня не слишком удивило. Время было такое — сегодня ты на коне, завтра в говне».