Инна Булкина. Журнальное чтиво: выпуск 85
Неприкосновенный запас #1 (21), 2002
Инна Булкина
Дата публикации: 11 Июня 2002
П рочь от собачьей комедии нашей литературы, сегодня будет культурно-политический и политически-культурный журнал non-fiction "Неприкосновенный запас", первый его номер в текущем году.
Центральным текстом первого в 2002-м "НЗ" я полагаю колонку Андрея Зорина под названием "Homo Apoliticus" , которая на сайте "НЛО" обнаруживается в оксюморонной рубрике "Политикан" , а на сайте "Журнального зала" не обнаруживается вовсе.
Итак, "homo apoliticus" - герой нашего времени, потому как с некоторых пор мы перестали интересоваться т.н. "политической аналитикой", мы не верим больше Борису Абрамовичу и прочим "отцам нации" (колонка, должно быть, давно писалась, задолго до последних литскандалов, но чур меня!), не вызывает в нас прежних эмоций похеренная " свобода слова... загадочным образом воплощенная в несколько анекдотической фигуре Е.Киселева ", зато мы снова научились читать между строк, придавать значение порядку слов, мы читаем журнал "Афиша" , ходим в театры и предпочитаем футбол всем зрелищам, которые кроме. Короче говоря, мы вернулись к "брежневской модели", что понятно:
" Поколение, к которому принадлежит автор этих строк, уже некоторое время тому назад начало занимать ключевые позиции в жизни страны. Увы, как это нередко бывает, в конце концов оно взялось воспроизводить многие элементы культурного ландшафта времен своей молодости. Как и тогда, общественные интересы постепенно смещаются с политики на сравнительно более "чистые" культуру и спорт, причем происходит это снова с благословения власти, делающей эти сферы жизни предметом своего неустанного попечения ".
Заканчивается колонка попыткой угадать направление, которое примет " компенсаторное проникновение политического в чуждые ему сферы ", - в конце 70-х - начале 80-х мы имели "Спартак" и Карпова-Каспарова. Сегодня (вернее, уже вчера) автор колонки подставляет на это место страсти вокруг Олимпиады, но кажется, картинка несколько сместилась, и мы получили кроме всего прочего политизацию, например, литературных фарсов. Но это, опять же, в сторону.
Похоже, поколенческий самоанализ Андрея Зорина в смысле социологическом имеет непосредственное отношение к "Теме 1" этого номера "НЗ", которая называется "Средний класс". Здесь обнаруживаем несколько "подходов", или, скажем так, - точек зрения.
Из окна турецкого отеля:
Семен Файбисович. "Крайний класс" : новый русский "средний класс" обретается ныне в турецких отелях средней руки, - по преимуществу это "братки", "бляди", а также автор статьи и ему подобные. Но самокритикой там не пахнет, как это можно предположить по диспозиции, скорее - самоупоение;
из американского далека (или наоборот - как это видится американцу в России):
Роберт Аргенбрайт. "Третье транспортное кольцо: дорогу москвичам из нового среднего класса" . - "Средний класс" в Москве, как и везде, - это потребители-автовладельцы, для них строят громадные окраинные супермаркеты и автострады, под них "подстраивают" городскую инфраструктуру. Американский автор трогательно предостерегает читателей "НЗ" от "кошмарного" американского опыта и американских примеров:
Америка создала кошмар, который должен по справедливости служить для остального мира ярким отрицательным примером - я имею в виду транспортную систему, не имеющую аналогов в деле разбазаривания экономических и природных ресурсов, а также загрязнения окружающей среды и провоцирования глобального потепления. <...> В России общественно-культурные последствия автомобилемании могут быть еще более серьезными. Дело в том, что общественное пространство, публичная сфера тут только формируется. Это общественное пространство, и без того находящееся в зачаточном состоянии, постоянно подвергается атакам и государства, и тенденции к приватизации пространства. Однако мне представляется, что ни одна сила не будет столь пагубна для общественного пространства Москвы, как спонсируемая государством автомобилемания. Русский средний класс научится возить детей в школу, ездить в магазин за молоком, ездить в церковь и т.п., как делают это "нормальные" американцы. Как и мы, русские с изумлением обнаружат, что обещанная автомобилем свобода обернулась новой формой несвободы, а перспективы удобства и "сэкономленного" времени - так называемым "синдромом дорожной ярости" и острым дефицитом времени. Однако, в отличие от Америки, автовладельцы среднего класса будут еще несколько десятилетий оставаться в меньшинстве. В этом случае Москву и Россию ожидают весьма мрачные перспективы: задерганное, аполитичное, помешанное на автомобилях меньшинство, все хуже ладящее с озлобленным, лишенным нормального транспорта, обнищавшим большинством.
Затем редактор журнала для "среднего класса" делится не вполне социологическими соображениями о предполагаемом читателе ("Средний класс: структура расходов и самоощущение". Беседа с Сергеем Пархоменко ). Тут как раз все не как у буржуев: важны не доходы и не сколько пациент потребляет, а что он про себя думает.
Наконец - уже вполне социологические соображения о "политическом поведении" - Валерия Карпова. "Спасет ли средний класс демократию в России?" : там сначала выясняется, что у "среднего класса" нет "политического поведения", а потом оказывается, что и "среднего класса" тоже нету.
Во вполне предсказуемых мемориях Майи Туровской о "советском среднем классе" (дефицит, блат и блага московской культурной номенклатуры, наивно принимаемые за норму "советского среднего класса") лучшее, что мы в состоянии обнаружить, это сакраментальная цитата из Чехова:
" Я с детства уверовал в прогресс и не мог не уверовать, так как разница между временем, когда меня драли и когда перестали драть, страшная ".
К этому же блоку следует отнести статью постоянного автора "НЗ" Алексея Левинсона "Средненький класс", но в сети ее нет.
В целом же на примере "Темы 1" невозможно не заметить вопиющий жанровый разброд (или неразборчивость?) "НЗ": здесь, похоже, не привыкли делать разницу между авторами, которые пишут статьи, и авторами, которые пишут не статьи, а, в лучшем случае, анализ-отчет по "фокус-группе", между авторами, которые пишут по-русски, и авторами, которые не то чтобы умеют это делать. А редакция "НЗ" не то чтобы умеет делать "литредактуру".
"Тема 2" - "У истоков советского диссента", и - по смежности - она примыкает к "Теме 1". Здесь отсутствующая в сетевой версии статья Александра Даниэля "Истоки и корни диссидентской активности в СССР", большое интервью с Александром Есениным-Вольпиным "Памятка для не ожидающих допроса" и предваряющее "памятку" "Опережающее примечание..." Мих.Айзенберга, поясняющее " неизбежное, увы, несоответствие текста его печатной проекции ".
"Круглый стол" в этом номере "НЗ" называется "История успеха: российские либеральные реформы и культура" . Заглавие не вполне отвечает смыслу того, о чем говорится: говорится все про тот же средний класс - присутствующий или отсутствующий, и про соответствующий ему "средний слой" или "средний уровень" "культурного продукта". Участники "круглого стола" склоняются к тому, что "среднего слоя" как раз таки нет, а есть разрыв - между московским книжным и журнальным рынком, московским потребителем кино качества Dolby и остальной Россией, где выписывают СПИД-Инфо и смотрят телевизор. И другой разрыв, определяющий тот самый "культурный продукт":
" Самый серьезный разрыв, который сегодня здесь есть, связан с исчезновением некоторого среднего уровня. Существует уровень массовой книги с относительно большим тиражом, с быстрым циклом обращения, с постоянным увеличением количества названий, с нарастающей серийностью - и есть несколько журналов западного типа, где объединяется небольшой кружок единомышленников, делающих то, что Даниил Борисович Дондурей назвал актуальным искусством. Есть те или иные авторские арт-проекты в литературе и некий объем соответствующего книгоиздания. Видимо, в советские времена средний слой словесности со средними тиражами, очень высокими по сравнению с нашими нынешними (к 1985 году средний тираж книги был 30-32 тыс., сегодня средний тираж - 7700), производила интеллигенция. Вот этот средний слой исчез ".
Что же до "истории успеха", то это не присущая нам "западная модель". А нам как раз присущ "опыт неудачи". Впрочем, о нем участники "круглого стола" "НЗ" и его постоянные авторы Лев Гудков и Борис Дубин писали на этих страницах неоднократно.
То была "Политика культуры", а последний тематический блок посвящен Астрид Линдгрен и детской литературе. Единственная статья из него, попавшая в сетевую версию, - скучное сочинение Кейсы Эберг Линдстен "Астрид Линдгрен и шведское общество" . Из него мы узнаем, тем не менее, что послав издателю свою первую рукопись ("Пеппи Длинный чулок"), Астрид Линдгрен ссылалась на Бертрана Рассела, что по мнению "радикальных шведских феминисток" Пеппи - "образец женщины в детстве", что толстый Карлсон в первой версии носил остроконечную шляпу и находился в "связи с царством мертвых" (то есть был чем-то вроде Бэтмена?), что, наконец, однажды Линдгрен отправила в отставку правительство социал-демократов.
А открывается первый в этом году номер "НЗ" традиционным здесь "Либеральным наследием", где Борис Дубин представляет классический текст Исайи Берлина "Европейское единство и превратности его судьбы" . Там речь не об ЕС (статья не сегодня писалась), там речь о материях иного порядка. Точнее, не о материях, а наоборот, об идеях и философских категориях, которые предполагают некую общую природу, общие ценности и объективную истину - то есть, в конечном счете, предполагают единую платформу. И напротив - об идеях и философских категориях, которые диктуют некие индивидуальные ценности и служение не истине, но идеалу как цели:
Вопрос о том, истинный этот идеал или ложный, уже не считается важным или вполне ясным. Идеал предстает в форме категорического императива: служи внутреннему свету, просто потому, что он горит в тебе. Делай то, что считаешь правильным, создавай то, что тебе кажется прекрасным, строй свою жизнь в соответствии с тем, что считаешь своей конечной целью, по отношению к чему все остальное в твоей жизни лишь средство, чему все остальное должно быть подчинено; от тебя требуется именно это. Императивы, требования, приказы не истинны и не ложны. Это не теоремы, они ничего не описывают, не излагают факты; их нельзя удостоверить или подделать, это не открытия, которые вы могли сделать, а другие проверить, это - цели.
Короче говоря, речь о романтизме, с одной стороны, и о рационализме - с другой. Там есть известный тезис о немецких романтиках, которые однажды " расшатали единый европейский мир ", о национализме и фашизме, что явились следствием:
Мне могут возразить, что в конце концов индустриализация, возникшая как элемент национализма и вместе с ним, не разрушительная, но интегрирующая сила; торговля и промышленность разрушают национальные барьеры и объединяют людей. Но исторически это далеко от истины. Индустриализация привела к появлению и усилению национально мыслящего среднего класса, который выступил против космополитических элит, правящих Европой. Индустриализация дает пищу национализму, но не нуждается в нем для своего роста. После войны 1914 г., после Гитлера, Насера и пробуждения Африки, после еще более непредвиденных событий - образования государства Израиль, восстания в Будапеште - какой здравомыслящий человек будет по-прежнему настаивать, что национализм - это побочный продукт поднимающегося капитализма и обречен на упадок одновременно с ним .
Менее очевидны соображения о зловредности аналогий. И совсем не очевиден сегодня оптимистический вывод о возвращении к универсальным "всеобщим ценностям":
...После чудовищных заблуждений недавнего времени в Европе наблюдаются признаки выздоровления, т.е. возврата к норме - обычаям, традициям и, прежде всего, к общим представлениям о добре и зле, которые воссоединяют нас с греческой, еврейской, христианской и гуманистической цивилизацией, сильно изменившейся под влиянием бунтарского романтизма, который вызвал обратную реакцию. Наши сегодняшние ценности все больше тяготеют к прежним универсальным нормам, отличающим цивилизованных людей, сколь угодно скучных, от варваров, сколь угодно одаренных. Оказывая сопротивление агрессии или удушению свободы при деспотических режимах, мы взываем именно к этим ценностям. Мы взываем к ним, нисколько не сомневаясь, что те, с кем мы говорим, независимо от того, при каком режиме они живут, на самом деле понимают наш язык; ибо все свидетельствует об этом, даже если они притворяются, что не понимают .
Статья 1959 года.
В мемориальной рубрике этого номера "НЗ" прощальное слово Александру Носову .