Глеб Шульпяков. Завещание "нобилей"
"Иностранная литература", # 5
Глеб Шульпяков
Дата публикации: 27 Мая 2003
Р екламу этого номера я слышал по радио " Эхо Москвы " и чуть не свалился со стула от неожиданности. Но когда пятый номер попал ко мне в руки, понял, что, да, все правильно: это - лучший выпуск " Иностранки " за последние два года.
Номер почти целиком посвящен нобелевским лауреатам. Его пафос демонстративно немоден. Редакция утверждает, что критерием присуждения премии является литература, а не политика: что бы там ни говорили. Сообразно этому тезису подобраны тексты лауреатов последней четверти века. Читая их, разводишь руками - да уж, не политика, это точно.
С тем же успехом, впрочем, можно было взять в эпиграф номера тезис о тотальной политкорректности Нобеля . И тоже удачно подобрать нужных авторов и тексты. В данном случае нам - как читателям - мало дела да этой петрушки. Перед вами стопроцентная литература, которая важнее любого нобелевского комитета с его благонадежностью: сомнительна она или нет.
Открывает номер Шеймас Хини в переводе Григория Кружкова . Это - тон номера, настройка оркестра, лейтмотив. "Легкость", "живость", "точность", "наглядность", "множественность" - вот свойства литературы нового времени, говорит он с оглядкой на Итало Кальвино .
В подборке четыре стихотворения (одно из них, что для Валентины Полухиной , печатается, кстати, по рукописи) - и эссе. Навязчивый образ - воздушный корабль, плавучий и невесомый объект, как метафора стихотворения. Поэзия может настигнуть человека в любой момент его жизни и перевернуть - выдернуть из грядки - хотя бы на четверть минуты. В этой возможности цельного и глубокого потрясения - то есть когда у тебя появляется шанс попасть на борт этого самого воздушного корабля - по мнению Хини - и заключается смысл поэзии. Что касается Хини, то у него эта поэзия более всего похожа на огромный аэростат. Она неповоротлива и невесома одновременно, то есть у нее есть та самая "легкость", но не хватает "живости", что ли. Но эта нехватка так обаятельна!
Вслед за Хини хорошо почитать Октавио Паса в переводе Татьяны Ильинской. Испанский лауреат - правда, тоже не слишком "легко и прозрачно" - рассуждает о современной поэтической традиции в главах из книги с патетическим названием "Сыны праха".
Основное утверждение: "традиция современности" - это то, что приходит на смену "оппозиции прошлого и настоящего". "Современная скорость времени" стирает разницу между старостью и юностью. Тысячелетнее прошлое поджидает за каждым углом. Оно мыслится как актуальное - и наоборот. Перенасыщенное событиями, историческое время движется все быстрее и быстрее. Витки спирали умножаются, их радиус становится все меньше, и хорошо видно, что происходит там, на соседних платформах. То есть сегодня, добавлю, и наступает идеальное время для поэзии, которая, собственно, тем и занимается, что скачет с одной кольцевой на другую.
Благо они теперь рядом.
К прозе номера лучше всего подбираться "по стихам" Виславы Шимборской (даны в разных переводах). Стихи польской гранд дамы, они, между нами говоря, более относятся к разделу социально-философской притчи, чем идут по части поэзии, но все равно обязательно прочитайте ее "Две обезьяны Брейгеля" с их цепочкой - и переходите к великолепному роману Найпола "Полужизнь" в переводе Владимира Бабкова.
Найпол - один из самых умудренных и острых писателей нашего времени, причем ударение нужно делать именно на словосочетании "наше время". Без Найпола ( Кутзее , Грасса ), "наше время", сидя на цепи, как обезьяны Брейгеля , никогда бы об этой цепочке не знало. Теперь - знает. Найпол и его романы - это и есть такое позвякивание цепи. Вручение этому писателю Нобеля - событие принципиальное, поскольку в случае с Найполом премию вручили самому непримиримому критику современной системы гуманистических ценностей.
"Критик", "острый писатель", "современные ценности" - все это ерунда: написал, перечитал, самому противно. Хотелось-то сказать, что Найпол - это писатель, который сумел применить свой биографический опыт человека из колонии к литературе: и что из этого вышло. Что Найпол - один из тех, кто комплекс исторической неполноценности превратил в прием - и как блистательно у него это получилось. Что английский язык Найпола даже в русском переводе поражает своими модуляциями - и держит до последней страницы. Суть колонизации - в том, что одних заставляют наполовину прилепиться к другим, частично принять их форму. Опыт Найпола, индийца из Тринидада, в этом смысле - лучший литературный урок (подробно см. об этом в Нобелевской речи Найпола ). И в Индии, и в Африке, и в Англии он "прилепляется" к предмету лишь наполовину, но этой половиной проживаю чужую жизнь полностью, оставляя вторую часть литературе. Для писателя такой вариант - идеальный. Для обычных людей, живущих в колонии, такая "полужизнь" - личная катастрофа.
Но это становится ясным лишь тогда, когда колонизаторы уходят.
Помните стихотворение Кавафиса про варваров, которые так и не явились в город? Найпол - то же самое, только с точностью "до наоборот": и в "наше время".
После блистательного Найпола переходите к камерному Зингеру в переводе Дмитрия Веденяпина . Найпол многонационален и трансконтинентален - Зингер сплошная клаустрофобия и герменевтика. Память - вот куда то и дело проваливаются герои его рассказов. Сны - вот с чем можно сравнить эти короткие сочинения "американского периода". Если "Брошка" написана вполне в духе "Фокусника из Люблина", то "Лекция" - это уже сон во сне, вечная еврейская провинция, которая "прорастает" на чужой земле, как живопись Шагала на парижском плафоне. За Зингером хорошо идет Имре Кертес в переводе Вячеслава Середы и Елены Малыхиной . Не такой уж он зануда, как выясняется, этот Кертис. Особенно хорошо эссе про Будапешт - ну и Нобелевскую речь читайте, конечно.
Ну а на десерт обязательно обратите внимание на Тадеуша Конвицкого и его "Памфлет на самого себя" в переводе Ксении Старосельской . К Нобелю он не имеет никакого отношения, зато в иронии здравого польского смысла - большой специалист. Сплошной апофеоз беспочвенности!
Завершая наш обзор, сделаем выводы. Судя по пятому номеру все без исключения Нобелевские лауреаты последней четверти прошлого века пишут о ключевых вопросах, ситуациях и событиях этого века - хотят они того или нет. Синдром ХХ века у каждого выражен явно и бесповоротно. Если они рассуждают о "живости", "легкости", "множественности", то с позиций теоретика, а не пользователя. Но главный вопрос в другом: в том, как они этот синдром выражают. "Что" у всех примерно одно и то же. "Как" - вот, что делает их великими писателями и поэтами ХХ века. Собственно, в преимуществе "как" над "что" и заключается завещание всех этих "нобилей".
Нам с вами - в частности.