Инна Булкина. Журнальное чтиво. Выпуск 135

Н а этот раз, как и было обещано , июньский " Новый мир ", который заканчивает публикацию " Третьего дыхания " Валерия Попова (о начале "Чтиво" сообщало в прошлом месяце). "Третье дыхание" - история о жизни без хэппи-энда. Но и без отчаяния. Вероятно, она призвана дать ответ - или наоборот - поставить некий знак препинания в самой знаменитой фразе питерского писателя Попова "Жизнь удалась":

"Жизнь удалась, хата богата, супруга упруга!" Сам же когда-то это начертал! Теперь - отвечаем. Волокем эту фразу - хотя уже тяжело

!

Очевидная параллель, надо думать, житийная. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл там был таков: "Доколе, батюшка, будут нам муки эти? - До самыя смерти, Марковна, до самыя смерти". У Попова же ответ в названии: в последний момент откроется третье дыхание и... все утопчется:

Потом я топтал в манеже навоз - не испытывая, кстати, никаких мучений. Все равно все утопчу - в золото. В крайнем случае - в медь

.

По контрасту в том же номере "НМ" благополучный голландский рассказ Марины Палей " Вода и пламень ". Затем, опять же, на контрасте: принимающих водные процедуры скучающих голландских фермеров сменяют советские лагерники: Виктор Панов. " И там жили ". Там - это на зоне.

О последнем "НМ" уместно было бы писать на фоне последних же номеров "Знамени", но не всегда получается. Однако очередной выпуск солженицынской " Литературной коллекции " напрямую апеллирует к давним (1995-го) и недавним архивным "самойловским" подачам в "Знамени": Солженицын комментирует "Дневники" - противоречиво, с оговорками и без (" немало рассуждений обо мне; я на них не отзываюсь ". Однако "отзывается"). С неизменными инвективами в адрес столичной образованщины и предсказуемыми "примечаниями" по "еврейскому вопросу". С придирчивой ревизией военного пути Самойлова.

Однако заканчивает замечательной в своем роде цитатой:

"Терпимость" - любимая категория и высшая ценность Самойлова. "На переходе к терпимому обществу мы должны прежде всего научиться уважать любое другое мнение, даже не нравящееся нам".

Дай-то Бог. Всем нам .

В иной тональности, но, кажется в большем соответствии с провозглашенным здесь пафосом терпимости - исторической, прежде всего, - выдержаны "Комментарии". В "Знамени" такая рубрика зовется "Книга как повод". В "НМ" "поводом" к "комментариям" Аллы Латыниной стала книга Станислава Рассадина "Самоубийцы" ("Повесть о том, как мы жили и что читали"). Книга о 60-х, и Алла Латынина справедливо усомнилась в моральности самой позиции сурового судьи, равно и в правомерности очередного "суда над советской интеллигенцией":

Конформизм советской интеллигенции уже достаточно разоблачен, осужден, припечатан. Вот только до сих пор не найден ответ на вопрос, почему эта трусливая интеллигенция создала литературу, оказавшуюся в конечном счете, по брошенному как-то замечанию Анатолия Смелянского, "могильщиком советской власти"

.

Более всего радует, честно говоря, то, что Алла Латынина и Александр Солженицын оказываются, в конечном счете, под одной обложкой в сегодняшнем "НМ".

Между тем в "философском" отделе Кирилл Якимец и Анна Арутюнян пытаются ответить на вопрос "За что мы не любим Америку?". Вернее так: Анна Арутюнян сообщает тривиальные и многократно проговоренные общие места про левые глупости в американских университетах, а Кирилл Якимец объясняет, почему, при всем при этом и несмотря на все на это, Россия сегодня должна "прорубить окно" в эту самую Америку ("Pax Americana", который, по Якимцу, не более чем часть "Pax Britannica"). Только в "НМ" обратный порядок подачи: там за Анной Арутюнян "последнее слово".

Дежурное - по четным - "Кинообозрение" Игоря Манцова про русские и нерусские "антирусские" фильмы о войне. Любимый кинообозреватель "Нового мира", отсмотрев голливудский блокбастер о советской подводной лодке и рогожкинскую "Кукушку", призывает зрителей-читателей " определиться с насущными целями и задачами, в том числе с политикой и врагами ".

Приблизительно к тому же и с тем же пафосом зовут постоянные персонажи новомирской " Периодики ", но, похоже, в этой кунсткамере пополнение. Составитель с упорством, достойным лучшего применения, приводит выписки из без малого трех десятков выпусков "Моей истории русской литературы" Маруси Климовой, что на " Топосе ". Для того, чтобы однажды удивиться, достаточно выписать один раз. Не исключено, что здесь интерес антропологического свойства, но все равно чересчур...

А в пандан последнему "НМ" на этот раз апрельский и майский номера "Октября", где самым заметным представляется как раз таки "шестидесятнический" архив: в архивах 5-го номера неожиданная проза Алексея Арбузова - повесть " Деньги ", немножко чеховская, немножко бунинская, - о бесполезной любви и бесполезном наследстве. Повесть - из начала прошлого века, а весь ее фон очень хорошо объясняет биографическое предисловие Кирилла Арбузова.

И совсем другой Арбузов в коротком мемуаре Леонида Хейфеца " Куда уходят дни ". Здесь Арбузов - любимец студийцев-шестидесятников и характерный эпиграф: " Шестидесятые - они принесут счастье людям ".

В продолжающихся рубриках "Октября" "Путевой журнал" с постоянными авторами и метафорической географией, а с некоторых пор еще и светская кулинария от Анатолия Наймана и Галины Наринской. В последнем номере все желающие могут узнать, о чем следует говорить, поедая рыбный суп.

В 4-м "Октябре" есть качественные стихи , длинный роман и очередная сказка Людмилы Петрушевской , но выделим апологетический очерк-миф Сергея Солоуха " Одна любовь, один проект ". Это про метро.

Майский номер "Октября" открывает постоянный его автор Давид Маркиш с подборкой рассказов под общим названием " Убить Марко Поло ".

Марко Поло - это козел. А рассказ, давший название подборке, про то, как два журналиста - израильтянин и американец - отправились в "охотничью экспедицию". Кроме них на Марко Поло охотился еще егерь дядя Жора, а происходит это все на фоне озера Иссык-Куль у подножья Хан-Тенгри. Рассказ забавный, но по жанру очевидно отличается от прочих: это анекдот от первого лица, автор - израильский литератор и журналист Давид Маркиш, оказавшийся в экзотических обстоятельствах, и фокус там в целом иронический. Чего не скажешь про остальные рассказы из той же "октябрьской" подборки: они "притчеобразны", с характерным "неомифологическим" налетом - этакий местечковый Маркес (возможно, это не лучшая аналогия, но рифма напрашивалась).

Другая проза 5-го "Октября" - " Уроки родной истории " от Вячеслава Пьецуха с кокетливым подзаголовком " Пособие для юношества, агностиков и вообще ". "Уроки" пытаются быть занимательными, мораль не слишком глубокомысленна и "юношей" не нагружает. Как то:

Но если бы наши владыки читали книги, то идеализм у нас не перетекал бы с такой легкостью в материализм и власть была бы последовательнее и стройней.

...

Судя по тому, что матерная брань вдруг стала в России лексической нормой, будущее нашей страны затруднительно предсказать...

В том же номере имеем малую, "человеческую" историю - "Светопреставление" Игоря Клеха . Это повесть о детстве, отрочестве и неизбежных "университетах". Время действия - поздние шестидесятые. Название следует понимать как метафору "метода": автор представляет себя осветителем, играющим прожекторами на театре собственной памяти.

Кажется, ревизия 60-х - под разным знаком и с разной целью - стала своего рода сюжетной канвой этого выпуска "Чтива". А о стихах мы пока не поминали вовсе, между тем в апрельском номере "Октября" большая статья Юрия Ракиты о сетевой поэзии: изначальный пафос в том, что на фоне абсолютного, якобы, безразличия к поэзии в офф-лайне, в Сети, напротив, наблюдается необычайный всплеск, своего рода "новые шестидесятые" и "виртуальные стадионы". Статья, соответственно, называется " Кремниевый век русской поэзии ", и забавна, кроме всего прочего, тем, что автор пытается применить докинзову "мемическую" модель (из "Эгоистического гена") к графоманским "пирамидам" "Стихов.ру". И там же - ода электронному Сверхпоэту:

...Мы работаем, как негры,

Мы друг другу треплем нервы
И подруга нам не Муза,
А позорная Яга,
Но мерещится порою
Вот какая чертовщина
(И пугающая где-то,
И забавная притом):
Мы - огромная машина
По созданию Поэта -
Он возникнет - мы исчезнем,
Просто растворившись в нем.
Будет тысячеголовым
Зеркало и Голос мира -
Гениальный и бедовый
Анонимный Сверхпоэт,
Блудный внук Козьмы Пруткова
По прозванию СТИХИРА
Оправдает наши споры,
Графомании и бред.

На выходе там проблематичный оптимизм на предмет того, что это и есть поэзия ХХI века.

И хоть заканчивать следует на подобной оптимистической ноте, но... разум противится, и мы поступим иначе. Мы процитируем - в качестве последнего бонуса - Бахыта Кенжеева из июньского "НМ":

Когда с сомнением и стыдом

ты воротишься в отчий дом,
сдаваясь нехотя на милость
минувшего, мой бренный друг, -
очнешься, осознавши вдруг,
что все не просто изменилось,
а - навсегда. И сам нальешь
за первый снег, за первый дождь
поникших зим, погибших весен,
истлевших осеней. Они
не повторятся, извини...