Сороковой день
Дата публикации: 27 Октября 2003
А кция "Сороковой день" прошла 6 декабря 2002 года в помещении Театра.doc. Тогда воспоминания трех участников событий на Дубровке слышали несколько десятков человек. Сегодня, через год после "Норд-Оста" , РЖ публикует расшифровку того разговора.
Григорий Заславский (ведущий): Прежде всего надо сказать, что это не спектакль. Есть такой спектакль - "Руанда, 1994". В 94-м году в Руанде случился геноцид. После этого появился спектакль, который ездит по разным фестивалям, - сидят люди и 3-4 часа рассказывают, как у них убили отца, мать, шесть братьев, шесть сестер - и это реальные люди, у которых погибли родственники. И сначала начинаешь утирать слезы, а потом появляется какое-то чувство неловкости - потому что понимаешь, что у этого человека погибли все родные, а он переезжает с фестиваля на фестиваль и получает деньги за то, что рассказывает все это. Или есть люди, которые переходят с одного ток-шоу на другое и с одинаковым пафосом рассказывают, как у них в Чечне погибли родственники... То есть важно подчеркнуть, что это не спектакль, мы просто вспоминаем, как это было - и мы ни в коем случае не должны говорить о трагедии, о тех 129 - или больше - погибших. Здесь мы говорим об историях, которые закончились счастливо. Это одноразовая акция, разговор, в котором принимают участие три человека, находившиеся в трех разных ситуациях - это Рада Новикова , выпускница ВГИКа, которая в то время снимала фильм в гей-клубе "Центральная станция" и таким образом оказалась в здании, это Олег Кленин - помощник режиссера и Олег Голуб - актер мюзикла "Норд-Ост" . Начну с вопроса, как кто узнал о случившемся.
Олег Кленин: У нас во всех помещениях вокруг зала идет трансляция. И мы знаем спектакль до секунды, и как только возникает какое-то замедление темпа, неправильный звук или что-то в этом роде, мы сразу бежим проверять, все ли нормально - это уже делается на подсознательном уровне. Вдруг прекратилась музыка. Первая мысль была, что отрубились микрофоны, - мы вскочили и побежали туда. В фойе мы увидели несущихся людей с автоматами, в бронежилетах и в масках. Первая мысль у меня была довольно странная - где-то за месяц до этого у нас были благотворительные акции, и на втором этаже ДК выставили пластмассовый куб для сбора пожертвований. Там собиралось порядка 35 рублей в день - на развитие русского мюзикла - а меня назначили начальником этого куба. И меня директор долго инструктировал, что наличные деньги - дело серьезное, что все должно быть учтено, и что обязательно придет налоговая полиция и спросит, где эти 35 рублей, и так далее. И первая моя мысль была, что это та самая налоговая полиция - потому что по телевизору все время показывали, как ОМОН влетает в банк и посреди рабочего дня изымает документы. Так что начальная реакция была - "срочно опечатываем кассу, требуем протоколы, все описываем и прочее". Вдруг мы слышим по трансляции, что начались выстрелы, - и я решаю, что наши правоохранительные органы решили произвести арест какого-то криминального лица прямо в зале. Я начинаю думать, как это неправильно - во время действия, люди могут перепугаться - ужасно, - и мы уже собрались идти, разбираться как-то с милицией, - и тут начался текст: "Грузины в зале есть? Азербайджанцы есть? Женщины - налево, всем лечь на пол..." И стало понятно, что это не наша советская милиция, мы подумали, что какие-то криминальные группы решили схлестнуться прямо во время спектакля. О том, что это какая-то террористическая акция, - мы это поняли где-то на 25-й минуте. Мы поняли, что нельзя включать свет, выходить из фойе, и что надо срочно куда-то звонить. В милицию звонить было бесполезно - реакция службы "02" была такова, что я даже не буду повторять, абсолютно пофигистическая, - нам сказали, мол, вы уже не первые позвонили. Когда мы уже поняли, кто эти люди, наш менеджер проекта позвонила нашему коммерческому директору, который в это время встречал Ельцина на спектакле "42-я улица" и говорит: "Дима, нас захватили чеченские террористы". Он в ответ: "Да ну!" ( смех в зале ).
Г.З.: Олег, а ощущение, что это всерьез, пришло с этого момента и навсегда - или прошло еще какое-то время?
О.К.: Оно, честно говоря, не пришло толком до сих пор. Для меня, человека, который сидел в офисе и ничего этого не видел, видел только потом по телевизору, - для меня это все осталось каким-то фильмом, посторонним кино. Я по образованию - военный, офицер. Нас учили стрелять, я служил в армии 11 лет, нам объясняли, что и как, и я воспринимал войну так, что виден противник, вот он, например, плывет навстречу, а войну на этой территории, посреди работы, конечно, я себе не представлял никогда. Никакого источника агрессии в театре я не мог себе вообразить. Мы сидели вместе в офисе, среди знакомых компьютеров, у нас не было страха.
Г.З.: Вопрос к Олегу Голубу. Вы наверняка потом в голове прокручивали все назад - были какие-то приметы того, что должно случиться?
Г.З.: Рада, как ты поняла, что происходит, и как ты вообще оказалась в этом здании?
Рада Новикова: Я снимала свой дипломный фильм в гей-клубе "Центральная станция", который находился в здании ДК. У меня там была массовка - 30 человек, плюс съемочная группа, плюс администрация клуба. Закончилась съемка около 9 часов вечера, и я послала своего оператора, девушку двухметрового роста и крепкого телосложения, к входной двери в клуб - доснять последний кадр. Она вернулась, невозмутимая, минут через десять и говорит: "Я не могу там снять, там террористы". Я говорю: "Какие террористы?" - "Я не знаю, там стреляют, бегают, короче, я не могу снять эти кадры". Я иду выяснять, что произошло, - и вижу, что сидят охранники, смотрят на мониторах, как бегают какие-то люди в масках, стреляют, и охранники говорят: "Что вы там снимаете, вот оно кино, настоящее кино". Мы сначала ничего не поняли - террористы, захват - это все настолько банально, настолько на слуху, что происходящее не воспринималось как реальный акт терроризма. Мы пытались понять, в чем дело, начали все звонить родителям, выяснять, где мы находимся, - и постепенно поняли, что находимся под сценой "Норд-Оста", в подвале. Все так долго говорили, что у всех закончились деньги на телефонах, и мы вытащили какой-то раздолбанный магнитофон, сделали из кабеля антенну и поймали какое-то радио, по которому прозвучала такая фраза одного из ведущих: "Наверное, это такая хорошо спланированная акция рекламы "Норд-Оста", чтобы побольше людей приходило на этот мюзикл". Нас всех затрясло. Мы не знали, прослушивают нас или нет, могут ли террористы проникнуть в наше помещение. Никто ничего не понимал, о нас никто ничего не знал, и мы боялись поэтому выходить - чтобы нас по ошибке не перестреляли. Мы так просидели часов шесть. Потом администратор клуба позвонил владельцу клуба, чтобы сообщили, а нам принес тарелку еды, - и только мы схватились за бутерброды, как ворвался ОМОН.
Г.З. Вопрос к Олегу Кленину - Олег, а где вы заперлись?
О.К.: Наше офисное помещение находится на первом этаже. И в связи с тем, что рядом находится касса, там железная дверь. Бандиты туда прорваться не пытались. А мы не знали, что можем выходить, - иначе бы мы раньше вышли. Это был какой-то фарс. Мы слышали, как все происходит, как они бегают, кричат. А из ФСБ, с которым у нас была связь, нам сказали: сидеть на полу, свет погасить и не высовываться. На второе утро какой-то человек стал ломиться в дверь, ругаясь. Потом оказалось, что наш охранник, старичок - божий одуванчик, смешной и безобидный человек, когда вбежали люди с автоматами, он заперся в туалете. У нас было абсолютно потеряно чувство времени. А ему в темном туалете казалось, что прошло несколько часов и что у него кончилось дежурство.
О.Г.: Он мне рассказывал потом, что вышел, прошел мимо зала, ничего не зная, отодвинул шторочку, увидел, что все сидят, кто-то ходит - пошел к служебному ходу забрать пальто. Прошел спокойно, зашел в каптерку, оделся и вышел.
О.К.: Там его уже схватили ФСБшники, они не поняли, что за человек - ходит, бродит...
И нам сказали из ФСБ, что раз он вышел, значит, первый этаж не просматривается.
При этом у нас чувства были настолько обострены, что мы слышали, как террористы двигали мебель, и понимали, какую мебель куда тащат, что они строят там-то и там-то баррикады, и мы это сообщали в ФСБ.
О.Г.: А была у нас еще сказочная история с актером, Андреем Гусевым. После газа, когда мы все вырубились, я тоже лежу, но на меня газ меньше подействовал - говорят, это из-за того, что я нервный, нервная система очень подвижная. Я помню момент, как стрельба прекратилась. И Андрей начинает меня будить, а я говорю: "Отстань, я жду, пока наши придут". Дальше Андрей - это я уже с его слов рассказываю - попытался разбудить Андрея Богданова, безуспешно. Гусев встал, в полной тишине, прошел на сцену, разулся, чтобы сапоги не стучали, и пошел за кулисы, где были баррикады и где его могли и наши застрелить, и террористы. И там уже его газ настиг, и он свалился. Потом оказалось, что его чуть не застрелили альфовцы.
Г.З.: Вы не посчитали, сколько всего было боевиков?
О.Г.: Была мысль посчитать, но я бросил эту затею. Наверно, человек сорок-пятьдесят, не больше.
Г.З.: ФСБ была заинтересована, чтобы те, кто был заперт в офисе, пробыли там как можно дольше, если вы были такими важными информаторами?
О.К.: Да нет, мы ничего особо важного не сообщали. Когда сторож вышел, они сразу нам сказали, чтобы мы попробовали выйти, что они нас прикроют.
О.Г.: А мы очень боялись, что террористов начнут отстреливать снайперы - нам сказали, что за каждого убитого боевика будут расстреливать по десять человек.
О.К.: А мне по внутреннему телефону звонил руководитель оркестра - они из оркестровой ямы ушли в свою комнату, и они могли бы уйти через служебный вход. Но им это не удалось. Кроме того, в комнатке у сцены сидела наш реквизитор - Лариса, там комнатушка метр на два, и террористы ходили прямо около двери, просто не знали, что она там находится. А воды у нее было - полстакана на три дня, и она не могла двигаться, потому что скрипел пол. К счастью, она вытерпела и просидела там все это время - иначе она могла бы взорвать растяжку с гранатой, которая была около ее двери.
Вопрос из зала: А террористы не говорили, по какому принципу они будут отбирать людей на расстрел?
О.Г.: Не говорили. Но мы были уверены, что начнут с нас. Во-первых, это был бы больший резонанс - что расстреливают актеров. А во-вторых мы сидели в военной форме, сильно выделяясь на общем фоне.
Г.З.: Били или не били? Издевались или не издевались?
О.Г.: Не издевались. Били - может, грубо скажу, но били - за дело. Когда в зале 800-900 человек, не надо никому высовываться, выделяться - это сразу вызывает агрессию. Нельзя провоцировать. Человеку говорят по-русски пять раз: "Сюда не надо ходить", "Сядь!" - он идет. И получает сам прикладом, и террористы озлобляются. Если бы кто-то сбежал... Мы сидели и понимали, что возможности бежать не было - так как это бы сразу отразилось на других, кого-то расстреляли бы.
Г.З.: А правда, что был какой-то человек, который очень хотел попасть на этот спектакль, но в самый последний момент ему сказали, что нет места?
О.К.: Это ситуация у нас очень частая - мы стараемся соблюдать определенную дисциплину, и наш администратор - человек очень строгий, а люди приходят с разными удостоверениями, и она с ними старается быть пожестче. Людям, которые рвутся, мы долго объясняем, что нельзя, у нас такой порядок... А ко мне пришло восемь человек гостей - я им купил со скидкой билеты... И вдруг в антракте четверо из них уходят. А для нас это - нонсенс, почти никогда никто не уходит - а это мои гости, и мне так стыдно перед сотрудниками. И эти четверо благополучно спаслись. А еще были люди, которые рвались в начале, а мы их не пустили. Вообще день был очень странный. Было много гостей, у меня были отложены билеты для Хворостовского, он должен был приехать, но не приехал, счастливец. И это был первый день за всю историю спектакля, когда столько актеров по каким-то причинам не могли играть. Было пять-шесть замен, людей из второго состава, - это было впервые, был просто какой-то "левый" спектакль...
О.Г.: Были и смешные истории. В какой-то момент сидим, напряженная ситуация, тишина... И вдруг где-то на пятом-шестом ряду мужчина ка-ак чихнет! И первые ряды моментально - раз! - пригнулись. И после этого - взрыв хохота: весь зал смеялся, был такой сброс напряжения - смеялись террористы, заложники - все. А на балконе - рассказывали - была такая картина - как для пьесы. Сидит заложник, парень молодой, и его одногодка - боевик. Лет 20-21. Сидят рядом и как друзья разговаривают. Боевик спрашивает: "Ну, и ты где работаешь?" - "Там-то" - "И сколько получаешь?" - "Столько-то" - "Не, я бы за эти деньги не работал". И вот сидят, как приятели, разговаривают, как будто люди просто пришли на спектакль, познакомились...