Сергей Васильев. Правда жизни в городских условиях
Сергей Васильев
Дата публикации: 5 Ноября 2003
Магия слов
С о времен царя Алексея Михайловича, русскому человеку свойственно умилятся словами, латинский корень имеющими. Красивыми, от того малопонятными и мало что объясняющими. Это, конечно же, вопрос превосходства эстетического над смысловым. Вопрос нашего наива, завороженности магией звуков.
И вот я шел в "вербатимный театр" , и знал я только то, что он не имеет отношение к фирме "Вербатим", производящий флоппи-диски, CD-R, CD-RW и прочую компьютерную параферналию . Знал я и то, что слово verbatim в известных мне европейских языках означает "буквальный".
Конечно же, это был "Театр.doc" . Театр, взявший на себя нелегкий труд показать наконец-то нам жизнь, такой, как она есть . Привет дорогому нашему XIX веку, середине его, то есть "физиологическому очерку", "русской революционно-демократической интеллигенции". Видать, крепко, она, жизнь, досадила работникам искусства, если ее вдруг опять решили показать такой, как она есть. В общем, декабристы разбудили Герцена.
Попросту говоря, в этом театре ничего не придумывают. Все события, показанные на сцене, - действительно где-то с кем-то случились, ничего не придумано.
Лучше не читать
Я принципиально не доверяю искусству, которое нуждается в обоснованиях и (не побоюсь этого слова) манифестах. Тут завидую критикам ресторанным. Он (она) в ресторане уписывает на казенный счет блюдо, состоящее из пяти-шести французских слов, наслаждаясь обстановкой и музыкой. Вкусно или не вкусно, приятно или нет. И никакой концепт здесь не поможет. Потому, а еще от лени, не читал я манифесты на http://www.teatrdoc.ru. Пусть читают позднейшие поколения исследователей.
И тем интереснее было мне глядеть на спектакль Екатерины Нарши "Правила выживания леопардов в городских условиях". Театр дело скоропортящееся - так же, как и еда.
Что же я увидел
Как это жутко - видеть на сцене живого, человека, более того, чудаковатую, обаятельную женщину, и сознавать, что то, что она произносит, действительно происходило с ней. А сюжет таков: в Москве, где-то в районе Живописной улице проживает писательница (или, как теперь принято говорить, автор ) Екатерина Нарши. Это - милая, несколько странная, женщина лет 35. У нее финно-угорский тип лица и фигуры, она очень обаятельна, вариант смешной, но умной девочки. Нет, пусть вас не смущает, что я вот так о живом человеке... Она же - персонаж... Ну так вот, эта обаятельная и одинокая женщина занимается тем, что пишет сценарии для телесериалов. При этом она страдает от окружающей ее бессмысленности жизни в лице соседей, работников милиции и коммунальных служб. Единственная в ее жизни отдушина - это наблюдений за кошками и фотографирование их. Бездомные кошки и коты - они такие живые, настоящие, а в сравнении с мусорами, сантехниками, соседями и телесериалами - вообще идеальные. Влюбленная пара бездомных кошек одухотворила неустроенную жизнь Екатерины Нарши, автора сценариев к глупым сериалам... И это все в богоспасаемой Москве, на ее Живописной улице. Вот какие дела творятся, а мы мимо проходим, не замечаем!
Рассказ об этом занимает где-то полтора часа.
Чехов
Если бы рядом со мною сидел кто-нибудь знакомый, я хлопнул бы его по плечу и сказал: "Старик, это же - Чехов". Действительно, чеховская ситуация, чеховская тема... И по-чеховски больно и страшно от того, что видишь. Вот только актриса - не чеховская.
Екатерина Нарши профессиональной артисткой не является, поэтому всех чеховских глубин она нам передать своей игрой (если это так назвать) не может. Но зато ее просто, по-человечески, жалко.
Да и история зафиналивается совсем не по-чеховски - дело в том, что кошек-то убивают... По-правде, по настоящему. Это жизнь...
Но у них остаются детки... Детки (котята) прыгают и резвятся - это тоже жизнь.
До таких пошлых финалов Чехов не опускался.
Вывод - поскольку все, расказанное-показанное автором-актрисой-песонажем, святая и вербатимная правда - сюжеты нашей жизни пишет вовсе не Чехов, а какой-то писатель более, что ли, попсовый, вроде Куприна или самой Нарши.
Чем это отличается от Гришковца?
Да ни чем не отличается. Если извлечь спектакль из его проектно-концептной оболочки, получится наш дорогой задушевный сюсюкающий Гришковец . Такой милый, такой свой, компанейский - и такой же мелкий. Правда, Екатерина - хороший фотограф, и кошечки милые (фото демонстрируются).
И в чем смысл?
Да, вот еще такая немаловажная деталь - к театру, в моем понимании, это, конечно же отношения не имеет. Екатерина Нарши сама определила это (в личной беседе) как некий дачный разговор в компании. Пусть эти разговоры и остаются в компании. Для того, чтобы переносить их на сцену, нужны, как мне представляется, совсем другие идеи и средства. Да, жизнь наша убогая, дрянная, мелкая - вот поэтому и не хочется этой самой "вербатимности", хочется иных художественных приемов, которые взорвали бы этот повседневный порочный круг. А их в арсенале автора спектакля нет, и ничего с этим не поделаешь. И поэтому испытанные мною, в кресле сидя, сочувствие, сострадание - это такие вполне личные, бытовые, мелкие жалости.
Но в театр если уж ходить лить слезы - то за весь несовершенный мир, за все человечество. Иначе зачем он нужен?
Поставим Екатерине пятерку за искренность и беззащитность и постараемся больше на подобные спектакли не ходить. Даже если они называются "проектами".
Напоследок
- Три буквальные ( вербатимные) цитаты по поводу: