В последнее время стало почти общим местом, что Россия — страна левая. Граждане якобы ненавидят капиталистов, радуются проблемам бизнеса, одобряют уравнительные усилия власти. Однако социология это не подтверждает (см., например, исследование, проведенное журналом «Эксперт» ).

Тем не менее «левое» голосование, в отличие от «левого» мировоззрения, имеет место.

На вопрос «почему?» обиженное «дураки потому что» не принимается. «Простые люди» вполне могут заблуждаться и быть неинформированными, но за их представлениями стоит достаточно внятная логика. Попробуем ее восстановить.

Русская левая

Сводить левую идею к шариковской формуле «отнять и поделить» так же глупо, как формулировать либеральный идеал в форме «продать и заработать». Вопрос не в том, что делать с имеющимися благами, а в том, откуда таковые блага берутся. Для левого мировоззрения важна идея эксплуатации, лозунг «собственность — это кража» происходит из представления о том, что владение средствами производства позволяет капиталисту красть чужой труд. В спокойной, немаргинальной своей ипостаси левая идеология — это идеология наемных работников, считающих, что работодатели сговорились им недоплачивать, и желающих уравнительным перераспределением благ приблизить свой доход к «справедливому». А для этого необходимо сильное, работающее в интересах «большинства» государство, которое будет не только отбирать у одних, но и заботливо раздавать другим.

«Антикапиталистические» настроения последнего года, напротив, на редкость мало относятся к присвоению результатов текущего труда. В качестве работодателя бизнес как раз ценится высоко: там и зарплаты больше, и условия труда лучше. «Создание рабочих мест» — стандартная похвала бизнесу. У большинства россиян полностью отсутствуют иллюзии насчет высокой ценности своего труда: фактическое отсутствие профсоюзной активности говорит о трезвой самооценке российских работников куда больше, чем результаты опросов. Все разговоры о «переделе», напротив, крутятся вокруг так называемой природной ренты, иногда с добавлением «заводов и фабрик, созданных трудом предыдущих поколений». Это не разговоры работников, желающих справедливой платы за собственный труд. Это разговоры людей, которые подозревают, что с ними не поделились неким сокровищем, на которое они имеют наследственное право.

Нынешние владельцы подобной собственности предстают не как эксплуататоры чужого труда, а как «воры», захватчики чужого добра.

Ничего специально левого в подобном взгляде на вещи нет. Более того, взглянув внимательнее на результаты опросов, позволивших говорить о якобы ненависти россиян к богатым, можно увидеть, что ни деньги как таковые, ни открытое владение экономическими ценностями, ни печальная практика реального русского бизнеса никакой особой злобы у большинства не вызывают и идея прижать его владельцев сумасшедшей популярностью не пользуется. Так, более половины опрошенных — 53% — считают, что государство должно создавать благоприятные условия для крупного бизнеса. Только 22% всей выборки решительно заявили, что создавать условия для бизнеса не нужно. В другом опросе, посвященном уже не бизнесу, а просто представлениям о личном достатке, о «неприязненном» отношении к тем, у кого много денег, заявили ровно те же 22%.

Итак, злобу вызывает не владение деньгами, а предполагаемое присвоение чужого.

В порядке вещей

Большинство считает, что много денег можно иметь, только нарушая закон. Социологи из ФОМа решили, что подобное мнение отражает неприязнь к богатым, но, скорее, оно больше говорит об отношении населения к закону и государству. Характерно, что в контексте частного достатка этого мнения придерживается даже больше респондентов, чем в контексте большого бизнеса — 75% против 71%. Численность считающих, что разбогатеть без нарушения закона можно, в обоих случаях совпадает с численностью недоброжелателей богачей, а вовсе не их доброжелателей. Логика понятна: в то, что богатые нарушают закон, верят все; только враги богатых считают, что те делают это по злой воле, остальные же сознают вынужденность, неизбежность подобного поведения.

Другими словами, граждане в большинстве говорят о нарушении законов без гнева и печали, как о простом и всем известном факте.

Да и не к одним только богачам относится подобная снисходительность в этом вопросе. Вот, к примеру, такое важное в жизни нашей страны заведение, как Генпрокуратура. Граждане дружно ей не доверяют (44% против 29% доверяющих), более половины (54%) опрошенных уверены, что она руководствуется в своих действиях не только законом, но и другими соображениями, корыстными мотивами. И сколько народу, как вы думаете, плохо относится за это лично к генпрокурору Устинову, персонально ответственному за деятельность этого ведомства? Пять процентов. Все в порядке вещей.

А вот опрос об отношении уже к местной власти. «Довольны ли вы ситуацией в области?» — спрашивают социологи. «Недовольны», — отвечают граждане (57%). «От кого в наибольшей степени зависит ситуация в области?» — «От местной власти», — отвечают граждане (66%). «А как вы относитесь к этой самой местной власти?» Ответ: «Положительно» (48% против 18%). Вывод тут возможен только один: вопреки байкам о патриархальном сознании граждане не считают функцией чиновника заботу об их интересах и вообще исполнение титульных обязанностей; искренне не ждут от него ничего подобного и не пеняют за неисполнение.

Так что о государстве у граждан такое же нелевое (хотя правым его тоже назвать трудно) представление, как о богачах.

Вообще говоря, россияне даже с трудом разделяют две категории власть имущих — предпринимателей и чиновников. Предприниматели воспринимаются как назначенные государством, те же начальнички; а государственная должность воспринимается как нечто вроде предпринимательского ресурса. Любви и доверия к госинститутам меньше, чем к бизнесу; чемпиону ФОМовского рейтинга — администрации президента — и то доверяют всего 26%. Какое уж тут перераспределительное сознание при такой оценке потенциальных перераспределителей?

В целом же никак нельзя говорить, что закон и справедливость ассоциируются для граждан с государством, противопоставленным по этим признакам частному капиталу и предпринимательству.

Другая жизнь

Ну, так где же оно, украденное и припрятанное? Тот же ФОМ в другом опросе задался вопросом, что люди понимают под «большими» и «маленькими» деньгами. 57% опрошенных считает, что среди их родственников, друзей и знакомых людей, у которых «много денег» — что бы это ни означало для конкретного респондента — нет вообще; 32% — что таких мало, и только 6% — что много. А вот людей, у которых «мало денег», видит вокруг себя подавляющее большинство (причем лишь 6% затруднились в ответе на эти довольно заковыристые вопросы). Люди весьма уверенно стоят на своем: обеспеченные процветают где-то вдалеке, вне их поля зрения. С этими цифрами хорошо сочетаются данные ВЦИОМ-А, по которым только 1% россиян считают себя принадлежащими к высшему слою, да еще 3% — к верхней части среднего. Остальные оценили свое положение как среднее или ниже.

Получается, что богатство вообще не определяется в сознании россиян уровнем собственной жизни и жизни окружающих.

Богатый — это не только «не я», но и «не здесь». Для каждого слоя основное «богатство» начинается там, где нас нет.

Где-то в отдалении процветает «выше-средний» и «верхний» слой общества, и даже те, кто по объективным показателям должны бы числить себя в верхних, скажем, 10%, чувствуют себя внизу по сравнению с этими счастливцами «не отсюда».

Похоже, создание виртуального среднего класса увенчалось успехом: народ поверил. В телевизоре не существующий в природе рекламный «средний класс» живет в огромных даже по американским меркам домах и легко ездит отдыхать в недоступные тропики. Не то чтобы люди, ведущие такую жизнь, вообще отсутствовали в стране, но в реальности слой этот совсем маленький и никакой не средний. В телевизоре же речь не идет об отдельных богатеях — демонстрируется образ жизни якобы нормальный, средне-классный.

В телевизоре существует мир, для которого немыслимое большинству благосостояние в порядке вещей.

В получившуюся картинку хорошо вписались стенания об «антинародной приватизации» — стало понятно, «откуда дровишки». На фоне отсутствия претензий к эксплуатации труда именно приватизированная собственность представляется расточенной и развеянной где-то вдалеке, в той сладкой жизни — вместо того чтобы ассоциироваться с работающим заводом по соседству.

Экспроприация телевизора

У виртуального среднего класса есть виртуальный высший класс — «олигархи». В опросах происходит забавная вещь: простой подменой понятий достигаются диаметрально противоположные результаты. Спрашивают про крупный бизнес — всего 12% считают передел собственности полезным. А наезду на олигархов граждане рады.

Это только для экспертов крупный, связанный с властью бизнес и олигархи — одно и то же. В народном сознании мифическое понятие «олигархи» — совсем про другое.

Интересен список имен тех, кого люди считают олигархами (Олигархи: равные среди первых?, Олигархи как понятие, ЮКОС и передел крупной собственности). Три наиболее устойчиво держащихся в списке фигуры крупными российскими предпринимателями вообще не являются; к власти в настоящий момент из топ-пятерки имеют отношение двое. Список возглавляет Борис Березовский; несмотря на изгнание и фактическую потерю бизнеса в России, именно он продолжает быть «образцовым» олигархом — видимо, за то, что больше других засветился в качестве политической фигуры. Устойчиво фигурируют в первой пятерке изгнанник Гусинский и наемный менеджер Чубайс. Владелец крупнейшего в стране легального состояния Михаил Ходорковский, как на смех, попал в народный список олигархов лишь в 2003 году (опрос был проведен до ареста предпринимателя, но уже в разгар травли ЮКОСа), так что его дебют в этом качестве вряд ли можно приписать богатству и политическому влиянию. Единственный действующий магнат в первой пятерке — Роман Абрамович, также известный народу больше в качестве экстравагантной медиафигуры. В общем, олигарх в видении публики — это вовсе не владелец заводов, газет, пароходов, и даже не человек власти. Это, в первую очередь, толстосум из телевизора — не путать с реальным хозяином соседнего завода.

Дело, короче говоря, не в нелюбви к богатым и даже не в обиде на «воров». Дело в том, что у людей создалось впечатление, что отбирать будут у тех, кто не имеет к тебе никакого отношения, что вся грязь и кровь будет сосредоточена опять же где-то там — там же, где до сих пор происходил карнавал далекой сладкой жизни. В телевизоре.

~ Был бы «грабителем» конкретный работодатель, крупный бизнесмен, благодаря которому закрутился родной завод, так сто раз подумаешь насчет пересмотра приватизации, вспомнишь, на что был похож заводик в процессе прошлого передела. А мужик из телевизора — пусть платит. Вася, у которого денег вдвое больше, чем у тебя, — честный человек, а некий условный, никогда не виденный покупатель разрекламированной «вольвы» — пусть платит. Идея передела ассоциируется не с разорением соседа, не с арестом работодателя, а с гибелью многочисленных мифических «богатых», которые жируют не здесь, где-то там, вне поля зрения; для провинциалов — в Москве, для москвичей — в пределах Садового кольца.

Ничего, что активы присвоят продажные чиновники и близкие к власти нечестные предприниматели (в этом вопросе иллюзий мало), зато из мира «где-то там» богатства перейдут в наш, реальный, вещный мир, начнут вертеться рядом, авось и простому человеку чего достанется.

Успешные неудачники

Проблема в том, что на самом деле в этом телевизионном «где-то-таме» никаких отдельных от реального мира сокровищ нет. Для социального мира в стране правдивая, без истерики, картина реального распределения доходов и собственности между социальными слоями важнее любых антилевых заклинаний. Не нужно отрицать существование сверхбогатых; дураков-леваков в стране мало; глупая мысль, что, разорив «пять-семь-десять» магнатов, можно добиться чего-то, кроме появления десяти новых да переходного бардака на сотне предприятий, живет лишь в немногих головах.

Надо просто перестать гнуть пальцы насчет среднего, «нормального» уровня жизни.

По статистике (см. таблицу), человек с доходом в 7000 рублей в месяц входит в верхние 20% по доходам в стране. Да, этот печальный факт не говорит ничего хорошего о состоянии дел в России; но это не повод лишать такого человека заслуженного самоуважения. Нужно дать ему почувствовать себя частью наиболее успешного слоя населения, а не безнадежным неудачником на фоне виртуальных Корейко. А заодно и намекнуть, что «поприжать богатых» и «притормозить рост доходов» — это не про глянцевых красавцев в телевизоре. Это про него.

Данные за 2003 год — предварительные

Богач-бедняк: обыватель у экрана классовой борьбы