Алексей Чадаев. Понимать простые вещи
Алексей Чадаев
Дата публикации: 29 Марта 2004
Г де-то в начале конца 80-х, когда слово "ускорение" только-только начало сдавать исторические позиции словам "хозрасчет" и "госприемка", непосредственным предшественникам "перестройки", во дворе дома, где я жил и живу поныне (на углу 4-й Тверской-Ямской и Оружейного переулка), в полуподвале завелась странная контора - центр научно-технического творчества молодежи при Фрунзенском райкоме комсомола, с вывеской под аббревиатурой МНТП. Его окна были как раз напротив единственного во дворе сколько-нибудь широкого куска асфальта, пригодного для прыгания через резиночку, игры в вышибалу и, само собой, футбола, - а потому периодически бились попадающим мячиком или еще как-нибудь. И тогда из конторы выходили работавшие там молодые ребята и посылали громкие матюки нам, убегающим врассыпную советским школьникам.
Так было до тех пор, пока у этих ребят не появилась возможность повесить на окна стальные решетки - единственные во всем дворе. Примерно тогда же эта контора переименовалась в "Менатеп".
Сейчас, когда публичными словами власти являются "борьба с бедностью" и "удвоение ВВП", когда один из обитателей того помещения, будучи в эмиграции, открещивается от обвинений в попытке "заказать" президента, а двое других сидят в разных СИЗО и готовятся к суду, всем кажется, что завершился некий исторический цикл, начавшийся тогда, в том самом комсомольском подвале. Свое понимание этого конца сегодня изложил его бывший хозяин, функционер Фрунзенского РКСМ Михаил Ходорковский - в длинном программном письме из тюрьмы в редакцию главной российской деловой газеты.
Его письмо подтверждает одну важную правду из тех, которые так любит Виталий Найшуль , - о том, что в России есть литературный язык, но нет языка политического. До тех пор пока ЮКОС и его глава пытались заниматься политикой, создавали партии, финансировали кампании, занимались всевозможной "благотворительностью", давали интервью и писали программные тексты, они были непонятны и отторгаемы даже потенциальными союзниками. Однако стоило Ходорковскому изложить свою позицию (очевидно, не так уж и сильно поменявшуюся за полгода сидения в СИЗО) в традиционном, даже избитом российском жанре открытого письма, и все встало на свои места: он сделался понятен, доступен и политически прозрачен. Его письмо - выдающаяся удача: он смог наконец выразить то, чего не выразил никто из статусных и к тому же находящихся на свободе российских либералов.
Письмо Ходорковского - это мучительные поиски "новой лояльности". Не капитуляция, не сдача позиций и не "подмах" - он в первых же абзацах жестко дистанцируется от тех, кто меняет свободу на кусок "севрюжины с хреном" . Лояльность власти нужна ему не для того чтобы сказать "пустите, дяденька, я больше не буду", - экс-глава ЮКОСа прекрасно знает, что с нашей властью так разговаривать бесполезно. Лояльность нужна совсем для другого - для нахождения утраченной самоидентичности, для целеполагания новых либералов. Проблема тут в том, что борьба с властью, какой бы она ни была, в русском сознании неразрывно связана с борьбой с Россией как таковой - и Ходорковский прекрасно это чувствует, а потому не хочет во власовцы. Соответственно, любая позитивная деятельность в России возможна только на условиях базовой лояльности даже самой чуждой тебе власти, которую надо воспринимать просто как климат, пусть и чреватый стихийными бедствиями - такая вот у нас суровая северная страна.
Главный противник Ходорковского - не Путин, а многоликая "партия национального реванша" , олицетворяющая "управляемый" социальный протест. ПНР - это и силовики, и "брезентовая" , по выражению "частного лица, гражданина Российской Федерации" , партия власти, и "Родина" с ЛДПР, "лоснящиеся от собственного превосходства над неудачливыми конкурентами" . Но даже и в ее возникновении он винит в первую очередь себя и своих ближайших коллег по элите 90-х - именно из-за презрения к интересам 90% "немобильного" населения основная социальная опора "перестройки" - массовый "советский средний класс" сейчас голосует за "Родину" и КПРФ.
Постановка проблемы социальной мобильности в повестку дня - одно из важнейших достижений его анализа исторического опыта 90-х. Тот факт, что перестроечные реформаторы создали ситуацию, к которой были готовы и от которой выиграли 10% активного населения, но при этом остальные оказались полностью дезориентированы и лишены всякой возможности найти себя, - именно это и стало причиной появления "партии реванша". Власть не должна бросать людей, как щенят в воду по принципу "плыви как хочешь" - это не либерализм, а безответственность и некомпетентность руководства, помноженная на нескрываемое презрение к людям. Расплата в этом контексте выглядит вполне заслуженной: 3,7% на выборах - это "плевок в пропасть" . Коммерческая активность - удел немногих, и нельзя заставлять большинство либо идти в "частную инициативу", либо погружаться в пучину социальной маргиналии, - главный исторический урок русским либералам, сообщенный в письме из СИЗО # 4.
То, что Путин сумел аккумулировать реванш и фактически обуздать его, - Ходорковский ставит в заслугу президенту. Чубайс и Явлинский в этом смысле гораздо хуже, чем Путин: они "сопротивляться "национальному реваншу" были по определению не способны - они могли бы только ожидать, пока апологеты ценностей типа "Россия для русских" не выкинули бы их из страны" . Ходорковский вместе со всей остальной страной говорит "старым" либералам решительное "до свидания", причем его претензии к ним даже больше, чем у всех остальных: это его гражданские права и свободы они оказались неспособны политически защитить; это из-за их высокомерия, некомпетентности и бездарности он сидит по статьям, за которые нигде и никогда до суда не сажают. Можно не сомневаться: на декабрьских выборах, которые у нас проводятся и в тюрьмах, заключенный Ходорковский скорее всего голосовал не за СПС или "Яблоко", а против всех.
Жесткий упрек "гайдарочубайсам" и вообще ельцинской бюрократии, очевидно выстраданный, нисколько не выглядит фальшивым: слишком явственно в тексте проступает физическая боль от расставания с наличностью, уходившей на взятки и всяческое "спонсорство", в том числе и политическое. Впрочем, привычку "давать, когда просят и даже когда не просят" Ходорковский тоже ставит в упрек себе и своему классу: идя по легкому пути, то есть предпочитая договариваться с кучкой жадных чиновников, а не с обществом, бизнес сам подготовил почву для авторитаризма, который и пожирает его - торжественно и при искреннем всенародном одобрении, да еще и при помощи их же собственной технологии "басманного правосудия".
Но главное в тексте все-таки не это. Главное там то, что Ходорковский не хочет и не будет становиться изгоем и революционером - даже в тюрьме он остается человеком, для которого Россия - не просто "территория свободной охоты" , а страна, в которой он родился, вырос и собирается жить и умереть, и хочет, чтобы его дети могли ходить по ее улицам спокойно, "без глубоко эшелонированной охраны" - как тогда, в эпоху подвала на 4-й Тверской-Ямской. Безотносительно к тому, справедливо ли относятся к нему власть, "элиты" и люди, - "не надейтесь, я не уеду".
В этом смысле, вынося приговор реформам 90-х, экс-глава ЮКОСа противоречит сам себе, поскольку главным их достижением - при абсолютной справедливости всех претензий к ним - стало появление людей, думающих и действующих так, как он. Национальной буржуазии, для представителей которой "общее" выше "частного" даже тогда, когда тебя сажают в тюрьму, а твою компанию напоказ дербанят алчные "патриоты" в погонах и без. Естественно, тогда же появились и другие - такие, как Березовский, Гусинский и его собственный "партнер" Невзлин; но сейчас иных уж нет, а те далече.
Практически под каждым словом в письме можно подписаться - даже если ты не "олигарх", пусть и бывший, а совсем наоборот. И искренне восхититься тому, что человек, брошенный за решетку на вершине карьеры, за полгода тюрьмы не утерял ни здравого смысла, ни способности к трезвому анализу прошлого и настоящего, ни убеждений, ни полученного еще в советской школе умения писать красивым и ярким русским языком. Все это - то, чего так не хватает столь многим коллегам, друзьям и деловым партнерам Ходорковского, находящимся в "более комфортабельных помещениях" . И хочется верить, что будущее Ходорковского - не тюрьма или бесконечный телемост из Лондона, а работа в России и для России. В конце концов, справедливость, если она есть, должна распространяться и на таких, как он.
В этом смысле история Ходорковского - это выдающаяся история о том, что есть вещи более значимые, чем деньги. Такие, например, как свобода. Его карьера, начавшаяся в подвале московского двора, вознесшая его в мировую бизнес-элиту и низвергшая оттуда в СИЗО # 4 - к койке и металлической плошке, - теперь уже не вполне повод для зависти. Но, наверное, теперешний Ходорковский, держи он офис в подвале на 4-й Тверской, где дети следующих поколений и по сей день играют в мяч, вкладывался бы не в решетки на окнах, а в детскую площадку во дворе напротив. И для того чтобы пройти эту дистанцию - от решетки до площадки, - понадобились 15 лет реформ, "выборы сердцем" в 96-м, дефолт, операция "наследник", Басманный суд и провал либералов на думских выборах.
Все-таки как иногда бывает трудно понимать самые простые вещи.