Транзит режима

Самый здоровый процесс, который сейчас идет в России — рост гражданского общества в городах. Федеральный центр хотел бы удержать прошлое — безгласные и безропотные регионы, берущие на себя много обязательств. Но при усиливающейся конкуренции и влиянии сообществ будет всё сложнее объяснять, почему налоги нужно отдавать в Москву.

Руководитель аналитического отдела Тайги.инфо Алексей Мазур о сценариях смены власти в России и перспективах местных сообществ активистов.

Стало общим местом утверждение — созданная в России политическая система не может обеспечить развитие страны. В лучшем случае — стабильность. Такова природа сложившегося неофеодализма.

Никто не понимает, будет ли в обозримом будущем происходить транзит режима. И если будет — то куда? Между тем, транзит этот уже идет. Только не там, куда обращены взоры наблюдателей и исследователей.

Все увлечены войной кремлевских башень, противостоянием Кириенко и Володина, результатами выборов в Госдуму. Но чтобы понять, как будет происходить транзит режима, смотреть нужно не вверх, а вниз.

Неофеодализм прошел в своем развитии несколько фаз — от феодальной раздробленности времен Ельцина до абсолютной монархии последних лет. Но даже в фазе абсолютизма неофеодализм не сумел (или не захотел) отказаться от своей природы (вассальная зависимость крупных чиновников и бизнесменов от коррумпированных кланов).

Проблема в том, что при смене природы на демократию или меритократию под угрозой окажутся практически все влиятельные ныне участники политической системы. Если в государстве действуют какие-то объективные механизмы отбора чиновников (и функционирования бизнеса) то не может быть среди членов правительства и списка Forbes такой концентрации людей, служивших в одних учреждениях, учившихся в одних вузах и живших в одном дачном кооперативе.

То есть, умом вы может и понимаете, что надо что-то менять. Но для этого придется пожертвовать кем-то из друзей и соратников. Поэтому пока будем лечить гангрену компрессами.

Три ножки системы

Политическая система в нынешнем виде сложилась при действии трех важных факторов.

1. С 1999 года по 2012-й шел непрерывный экономический рост, с небольшим сбоем в 2008–2009 годах. Этот рост позволял не только удовлетворять возрастающие аппетиты участников неофеодальной системы (напомню, что в нее входят участники политической системы, но не входит большинство жителей крупных городов), но и делиться с народом.

2. С 1999 года по нынешнее время сохранялся чрезвычайно высокий рейтинг президента (Владимира Путина). В предыдущий период неофеодализм существовал при низком рейтинге главы (Бориса Ельцина). А в то время, когда у Ельцина был высокий рейтинг (1990–1991-й), неофеодализм еще не сформировался. Время его формирования — где-то 1993–1996 годы (второй избирательный цикл в современной России, когда идейное голосование спало, на его место пришли пиар и подкуп, а также сформировалась экономика рейдерства).

3. С 1998 по 2009 годы, примерно, в России практически отсутствовала гражданская активность населения.

К чему это привело на практике? Неофеодалы получали легитимность на выборах с низкой явкой, на которых решающую роль играли административный ресурс, пиар и скупка голосов. А система в целом получала свою легитимность через высокий рейтинг Путина, который подтверждался на крупных федеральных выборах. Вспомним «План Путина» в 2007 году, содержания которого никто не знал. Между народом (основной массой населения) и политической системой существовала непрозрачная стена. Люди не знали, что и как происходит за бутафорскими декорациями.

Легитимность Путина (и федерального центра) оказалась несопоставимо выше, чем у региональных баронов, потому они легко были подчинены. И даже вовсе лишены легитимности (отмена выборов губернаторов и мэров).

Эррозия

Начиная с 2011 года, «ножки» системы начали слабеть.

Возросла активность населения. Протест против нечестных выборов в 2011 году — только видимая часть айсберга. На деле к тому времени в регионах возникало все больше и больше гражданских движений — от автомобилистов до родителей за детские сады. В этот период бурно росли волонтерские и благотворительные организации, что тоже свидетельствует о начавшемся пробуждении российского общества.

Это не привело пока к перерождению неофеодальной системы в демократическую. Для такого перерождения необходимо возникновение политической силы, способной опрокидывать на вырождающихся выборах любую из системных партий. Примерно, как это произошло во Франции. Такой политической силы пока нет — как по причине сопротивления системы, так и из-за внутренних сложностей оппозиции.

134853 Россия будущего: реформа управления

Но зато появляющееся гражданское общество стало новым игроком на рынке неофеодального ресурса (обобщенные власть и деньги). Неофеодализм вынужден идти на уступки гражданскому обществу, и эти уступки далеко не символические. Например, отмена роста тарифов ЖКХ на 15% в Новосибирске — это сумма порядка 1 млрд рублей. Легко можно высчитать, что каждый участник новосибирских митингов протеста «отжал» у неофеодальной системы порядка 100 тыс. рублей. И это далеко не рекорд. Рекорд принадлежит, наверно, РДДДО — сравнительно малочисленное движение родителей, требовавших мест в детских садах, «развернуло» десятки, если не сотни миллиардов бюджетных рублей на строительство детских садов по всей стране.

Экономический кризис. Как было понятно немногим еще в 2009-м, в России начался системный экономический кризис. Некоторое время российская экономика колебалась вместе с мировой, но с 2013 в России прекратился экономический рост. Еще была высокая нефть, еще не было санкций. Дальше, как мы знаем, стало еще хуже.

Не будем останавливаться на причинах кризиса (сюрприз — они в неофеодальной системе управления), посмотрим на его следствия для политической системы.

Так как общий рентный пирог резко уменьшился, а аппетиты остались, резко возросло давление внутри системы. Это приводит к нарастающей борьбе кланов. Посмотрите, как «настоящий Игорь Иванович» жрет своих оппонентов одного за другим. Уже один этот фактор сам по себе несет нешуточные риски — люди, оказавшиеся перед перспективой потерять завтра все, могут сегодня решиться на очень неординарные действия. Например — перевернуть шахматную доску (смотри «Игру престолов»).

Но есть другое, не менее важное следствие — неофеодалы все чаще нарушают негласный запрет на чрезмерные поборы с населения. Ведь население, по факту, сегодня осталось чуть ли не единственным ресурсом, который еще можно стричь.

Возникают все более и более изощренные схемы. В целом выглядят они так: «Смотрите, какое безобразие у нас творится в такой-то сфере. Давайте наведем наконец порядок. А для этого поменяем законодательство, обяжем закупить сертифицированное оборудование (завод по производству принадлежит правильным людям), обяжем работать через лицензированные организации (лицензии будут раздавать правильные люди), и станет у нас как в цивилизованных странах». И вот все предприниматели по всей стране срочно меняют кассовые аппараты, полигоны с отходами во всех городах объявили «вне закона» (а для острастки пугают Балашихой), мусор теперь надо обязательно сортировать (хотя нет мощностей по переработке). Дальнобойщиков обложили «Платоном», чтобы на собранные с них деньги построить в Новосибирске ненужный платный мост. Концессии плодятся, как грибы, а вокруг остатков будущего бюджета (текущий уже выдоен насухо) вьются стаи потенциальных концессионеров. Ну и конечно, тарифы ЖКХ.

Каждая отдельная схема кажется ее изобретателям верхом изящества и способом добычи денег из воздуха. Но в реальности это все ложится на население. Каждый день расходов все больше, а доходы — не растут. И начинаются сбои — то там недовольство полыхнет, то здесь.

Рейтинг Путина. К 2011 году он понизился с заоблачных 80% до 60% (что тоже очень высокий показатель), но потом произошло присоединение Крыма и волна мобилизации. С одной стороны эта мобилизация сплотила грызущуюся элиту, с другой — обеспечила снова взлет рейтинга до 80%. Сейчас эта единственная «ножка», сохранившая прочность. Что же будет, когда (или «если») рейтинг Путина тоже упадет?

Система строится снизу вверх

Путинская система была выстроена в России в большинстве регионов еще до Путина. Это означает, что она вовсе не путинская, а носит объективный характер.

Точно так же сегодня разморозка происходит в крупных мегаполисах вроде Новосибирска и Екатеринбурга. Если брать за модель политической системы внутрирегиональную политику, отбросив федеральные сюжеты, то мы видим следующее.

Непопулярным губернаторам все тяжелее обеспечивать политическое единство. Недовольство снизу заставляет системных игроков работать с этим недовольством и отчасти его выражать. В Новосибирске мэр и губернатор —из разных политических партий. Депутаты заксобрания позволяют себе критиковать губернатора и требовать отставки его министров. И тот вынужден идти на уступки. Навязываемые концессии встречают все нарастающее сопротивление. Отчасти — из-за недовольства населения, отчасти — из-за желания участников политической системы самим поучаствовать в концессиях.

133899 Слепой везет незрячего: доклад о транспорте

Несистемные игроки оказывают на политическую систему все возрастающее влияние. Сегодня в Новосибирске сложно сказать, чье влияние на принятие решений выше — у условных «депутатов» или условных «общественников». Эти два множества уже стали пересекающимися (чего не было в стабильные» годы). А системные игроки все больше выходят за пределы системы.

То есть, основной тренд при разморозке режима — неофеодализм из состояния абсолютизма скатывается обратно в феодальную раздробленность. По мере падения легитимности центра становятся более самостоятельными бароны, а межклановая борьба, загнанная «под ковер», снова все больше и больше выходит в публичную плоскость.

Но все же это не примитивный возврат в 90-е. Есть два очень важных отличия.

Первое — появились зачатки гражданского общества, причем основанного на понимании своих интересов и способности за них бороться. В начале 90-х годов общественные движения базировались на фантомах. «Патриоты», «демократы» и «коммунисты» боролись друг с другом, но это не имело никакого отношения к реально происходящим процессам. А в реально происходящих процессах верх брали коррупционеры, которые, как хамелеоны, принимали ту раскраску, которая была выгодна. Сегодня они патриоты, в 90-х были демократами, а до того носили партбилет КПСС в кармане.

Федеральные информационные волны, казалось бы, полностью определяют политический ландшафт России. Борьба за честные выборы, Крым и Новороссия, православные активисты, штабы Навального и так далее. Но из-под этих волн все сильнее прорастают местные сообщества — автомобилисты, экологи, коммунальные активисты, урбанисты и так далее. Не знаю, как в России в целом, но в Новосибирске люди, имеющие разные взгляды по федеральной повестке могут договариваться и действовать совместно по повестке местной. Это вселяет некоторую надежду.

Второе отличие от 90-х — накопилась репутация. В начале 90-х люди выскакивали ниоткуда. Вчерашний завлаб становился депутатом Госдумы только потому, что красиво выступил на митинге. Каковы его личные качества, насколько он держит слово и насколько держит удар, никто не знал. Да и знать не мог, потому что не было еще настоящей политической жизни, со всеми ее испытаниями и соблазнами.

Сегодня более или менее известно, кто чего стоит. Кто был у дракона первым учеником, а кто — последним, кто до какой степени подлости доходил. Репутация перестала быть пустым звуком, и этого не понимают либо самые отмороженные, либо самые глупые.

Что будет дальше?

Наверно, в царской России начала 20-го века можно было найти много положительных тенденций, которые позволяли надеяться на просвещенное и благополучное будущее. Но все накрылось медным тазом.

Постепенный рост гражданского общество снизу, обретение им субъектности и отжатие им политического пространства у неофеодальной системы (а то и вовсе — смена правил игры в политике) был бы оптимальным вариантом. Мы к нему еще вернемся, а сначала рассмотрим более радикальные. Но увы, не менее реальные.

«Цветная революция»

Генштаб всегда готовится к прошлой войне. Этому правилу следуют и российская власть, и российская оппозиция. «Прошлая война» — это и Майдан, и наши собственные 1991-й и 1993-й. Власть крепит ряды, выстраивает силовые структуры и плодит условных «Наших». Оппозиция ходит на митинги, рассчитывая, что в очередной раз количество людей на митингах перерастет некое символическое значение, после которого власть разбежится сама.

133526 Конец либерализма

Власть не помнит, что проблема СССР была не в том, что не хватало силовых структур, а в том, что даже сотрудники этих структур не понимали, что и зачем они должны защищать. Оппозиция не очень осознает тот факт, что кроме массового митинга нужна еще поддержка людей в разных городах и регионах, нужно минимальное представление — а что же делать на следующий день. В целом наличие крайне негативного исторического опыта (именно 90-е, а вовсе не последствия Майдана) делает цветную революцию в ее классическом варианте маловероятной.

Но маятник «митинги-репрессии» может качаться еще довольно долго, а ожесточенность борьбы — нарастать.

Навальный

Алексей Навальный добился несомненного политического успеха. Если раньше был мем «если не Путин, то кто», то сегодня так же можно говорить про оппозицию: «если не Навальный, то кто?»

В силу инфантильности нашего общественного сознания в России высок запрос на доброго царя. Рецепт решения всех проблем — возвести на трон хорошего царя, а он уже эти проблемы порешает. Для большинства россиян роль доброго царя исполняет Путин (кто сомневается — пересмотрите любую из прямых линий с президентом). Для тех, кто недоволен Путиным, нишу доброго царя готов занять Навальный.

По этому поводу довольно смешно слушать упреки в адрес Навального со стороны «истинных демократов». «Он авторитарен», «он не будет развивать демократию», «это будет Путин-2». Все это зависит не от Навального, а от нас. Навальный — хороший политик, который пытается удовлетворить имеющийся политический спрос. Этот спрос в России носит патерналисткий характер. Чтобы изменить ситуацию, надо работать с народом и гражданским обществом, а не предъявлять претензии Навальному.

Но вернемся к прогнозам. Сам по себе Навальный со своими штабами не опрокинет «вертикаль власти». Но он уже занял такую позицию, которая позволит ему участвовать в политической борьбе на самом высоком уровне в случае ослабления вертикали. Как показывает пример Франции 19-го века, после крушения Наполеона III во власти остались широко представлены как республиканцы (аналог российских демократов), так и монархисты. Монархистов было даже больше, но часть из них была за Бурбонов (аналог российских националистов), а часть — за Бонапартов (аналог российских путинистов). Все аналогии — очень схематичные. Скорее всего чистой победы и полного переворота, о котором мечтают оппозиционеры, не будет. Может это и хорошо.

Если же Навальный все же станет президентом (сейчас совершенно непонятно, как именно это может произойти), то возможно повторение судьбы Михаила Саакашвили в Грузии. В чем-то удачные реформы, в чем-то неудачные, где-то наломает дров, очарование сменится разочарованием.

Рост снизу

Самый здоровый процесс, который сейчас идет — рост гражданского общества в городах. Сначала в виде возникновения местных сообществ, появления субъектности и отжатия части ресурса и полномочий у неофеодальной системы. Потом — в смене правил политической игры. Депутаты перестают быть собственниками купленного мандата, а становятся реальными представителями избирателей. Сейчас это кажется какой-то фантастикой, но, по моим ощущениям, мы стоим где-то на пороге фазового перехода.

133190 Император и бароны: чему учит разоблачение Медведева

Дальше — вступление в процесс бесконечных переговоров с федеральным центром. Он, конечно, всегда будет стремиться к вчерашнему идеальному состоянию — безгласые и безропотные регионы, берущие на себя все больше обязательств. Но в реальной политике все строится на компромиссах. При усиливающейся конкуренции и наличии гражданского контроля в регионах все сложнее будет объяснять — почему налоги нужно собирать в Москву и оттуда распределять.

Конечно, есть свои риски у этого пути. Например — сползания в популизм. Пока идет процесс отжатия ресурса у неофеодальной системы, можно не вдаваться в сложности. Мы не хотим платить больше, вот и всё. Но в какой-томомент выяснится, что трубы действительно прогнили, и их нужно ремонтировать. И что денег на очередное повышение зарплаты — нет.

Создание массовой оппозиционной партии

К этому сейчас наиболее близок Навальный. По количеству активных сторонников он превосходит любую российскую партию, включая все системные.

Однако штабы Навального не являются современной партией по целому ряду показателей. У них нет какой-либо определенной программы кроме «Навального — в президенты, а дальше он разберется» и борьбы с коррупцией. У них нет региональной повестки дня. Волонтеров штаба Навального в Новосибирске волнуют «дворцы премьера», а не «дворцы губернатора». Нет системы согласования интересов и коллективного принятия решений. По сути, они построены по самой примитивной схеме «лидер и его сторонники». Пока что эта схема оказалась самой эффективной, что не очень хорошо говорит о состоянии гражданского общества в России.

Массовая политическая партия может строиться на двух основаниях.

Первое — система согласования интересов сообществ активистов.

Второе — выработка некого консенсуса по поводу развития страны. Это зона ответственности российских экспертов и интеллектуалов. Пока они не очень справляются.

Но я бы призвал вспомнить тезис Дэн Сяопина: «Переходя реку, надо ощупывать камни под ногами». Если по каким-то проблемам есть разные рецепты решений, давайте опробуем их все, кроме самых безумных, в разных регионах и посмотрим, что работает, а что нет.

Не нужно ставить эксперимент на всей стране, не отмерив семь раз.

Также можно сильно улучшить федеральную бюрократию, внедрив в нее контролируемую конкуренцию. Об этом я уже писал.

Алексей Мазур