Мать ребенка с инвалидностью обвиняют в торговле психотропами: как это отразится на всех пациентах в России
В Москве маме ребенка с инвалидностью Екатерине Конновой предъявили обвинение по «антинаркотической» статье УК РФ — за попытку перепродать препарат против судорог, который ее сыну не понадобился. По этой статье ей грозит лишение свободы на срок от четырех до восьми лет.
Перепродажа и обмен лекарствами широко распространены в России из-за перебоев с госзакупками, побочных эффектов от дженериков и незарегистрированных в стране препаратов. «Такие дела» попросили адвокатов и представителей фонда объяснить, есть ли состав преступления в поступке Конновой и почему прецедент может повлечь за собой волну уголовных дел.
Фото: Денис Абрамов/РИА Новости Жительница Москвы Екатерина Коннова в одиночку воспитывает двоих детей. У ее младшего сына, шестилетнего Арсения, полное поражение мозга, отсутствует пищевод. После того как ребенок дважды перенес клиническую смерть, у него начались приступы эпилепсии.
Препараты, которые выписали ребенку в поликлинике от эпилептических приступов, не помогали. Тогда Коннова нашла в интернете сайт с описанием противосудорожного препарата «Диазепам», который не зарегистрирован в России в виде микроклизм, но широко распространен во всем мире и входит в минимальный набор необходимых лекарств по версии ВОЗ.
Мама заказала несколько микроклизм с этим препаратом у перекупщика по тысяче рублей за штуку. Когда оказалось, что это лекарство Арсению не нужно, она решила перепродать оставшиеся пять тюбиков за 650 рублей каждый. При передаче денег за препарат ее задержала полиция.
В России «Диазепам» с 2013 года входит в перечень психотропных веществ с ограниченным оборотом. Коннова об этом не знала. Ее обвинили в преступлении по «антинаркотической» статье 228.1 УК РФ. Наказание по статье — лишение свободы на срок от четырех до восьми лет. Сейчас Коннова находится дома под подпиской о невыезде.
«Мама просто решила продать клизмы другим детям»
Как объясняет основатель бюро «Грибков и партнеры» адвокат Сергей Грибков, квалификация статьи УК РФ зависит от веса запрещенных веществ. Причем в зачет веса идет весь препарат целиком: условно говоря, если препарат весит 0,1 миллиграмма, а наркотического вещества в нем 0,01 миллиграмма, то все равно считается, что весь вес — это чистый наркотик.
Сейчас позиция следствия строится на том, что незнание законов не освобождает от ответственности: даже если Коннова не знала, что оборот этого препарата запрещен, продавать его с точки зрения закона все равно было преступлением.
Однако у женщины не было преступного умысла торговать психотропными веществами, а значит, в случившемся нет состава преступления, в этом мнении сходятся защитник Екатерины адвокат Юрий Манукян, юрист Детского хосписа «Дом с маяком» Ксения Сметанина и независимый эксперт — адвокат Сергей Грибков.
«Она просто стала жертвой обстоятельств, — считает Сметанина. — Мама не знала, что это психотропное вещество, и решила продать эти клизмы другим детям, которым лекарство может помочь, — ведь она же купила, почему бы ей не продать? Перечень психотропных веществ занимает порядка пятидесяти листов, постановление правительства регулярно обновляется и так далее. Об этом знают адвокаты, об этом знают юристы, ни одна мама неизлечимо больного ребенка не держит у себя в шкафчике это постановление. Кроме этого, обратите внимание на форму этого лекарства — в клизме. Если человек приобретает ампулу, у него еще может возникнуть мысль, что это может быть что-то наркотическое. Но клизма? Это за гранью понимания».
Как ранее объяснял Манукян порталу службы «Милосердие» [Арсений — подопечный организации. — Прим. ТД], трудно представить, что мать ребенка с инвалидностью действительно планировала торговать психотропными веществами. К тому же, по его словам, взрослый человек не может получить наркотическое опьянение от пяти детских микроклизм.
Манукян отметил, что судебная практика в России далеко не всегда учитывает отсутствие преступного умысла. Он также высказал предположение, что уголовное дело в отношении Конновой заведено для повышения формальной раскрываемости наркопреступлений. Сложившийся прецедент может повлечь за собой волну подобных дел по всей стране, опасаются эксперты.
«Мы надеемся привлечь внимание следователя, чтобы он внимательно изучил материалы дела, чтобы он помнил, что это мама неизлечимо больного ребенка, что здесь нет умысла, нет общественной опасности в том, что она делала, несмотря на наличие факта продажи, — резюмирует Сметанина. — На наш взгляд, однозначно [требуется] прекращение уголовного дела в связи с отсутствием умысла».
Хоспис «Дом с маяком» создал петицию в поддержку Екатерины Конновой с требованием прекратить уголовное дело против нее. На момент публикации ее подписали более 37 тысяч человек.
Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости им. Андрея Рылькова (внесен в реестр иностранных агентов Минюстом РФ) считает, что проблема в репрессивности российского законодательства и неадекватности статьи 228.1 УК РФ.
«Наша организация давно призывает к отмене этой статьи — проблема в том, что, как и в случае Екатерины, по этой статье караются люди, которые либо сами страдают наркозависимостью, либо попадают в такие вот неприятные ситуации из-за незнания закона. Часто это совсем молодые люди или люди в тяжелом материальном и социальном положении. Случай Екатерины просто еще раз очень наглядно продемонстрировал абсурдность этой статьи и слепоту в ее применении. При этом правоохранительные органы заинтересованы лишь в набивании палок, а не в соблюдении справедливости и уж, конечно же, не в решении проблемы наркотиков в нашей стране», — рассказали в фонде.
«Система вынуждает пациентов к обмену лекарствами»
Екатерина Коннова — далеко не единственный человек, который попытался продать не подошедший препарат. Наряду с официальным рынком лекарств в России существует и неофициальный — через соцсети, форумы и доски объявлений. Это актуально и для зарегистрированных в стране препаратов — из-за перебоев с госзакупками или замены оригинальных препаратов на дженерики с побочными эффектами, и для препаратов, которые в России не зарегистрированы.
Например, пациенты с редким генетическим заболеванием Вильсона — Коновалова должны получать свое лекарство без перебоев, но периодически сталкиваются с тем, что необходимый препарат отсутствует в стране.
«В силу своего заболевания я сама сталкивалась с отсутствием препарата в стране и в какой-то момент организовала его ввоз в страну, пока он находился на перерегистрации в кабинетах Минздрава, и рассылала его пациентам в регионы, чтобы их состояние как минимум не ухудшилось, — рассказала координатор проектов «Ночлежки» Виктория Рыжкова. — Поэтому да, конечно, мы ввозим лекарства из других стран, закупаем их партиями, передаем их друг другу и продаем, если это необходимо, за ту же цену. Запрещать это недопустимо, потому что по факту для людей с редкими неизлечимыми заболеваниями государство обязано предоставлять препараты бесплатно в соответствии со списком ЖНВЛП или по совокупности других причин при поддержке отделов соцзащиты, но по каким-то причинам этого не делает».
По словам Рыжковой, чаще всего пациенты вынуждены добывать себе терапию самостоятельно, хотя бесплатные препараты положены им по закону. За последние два года почти в каждом регионе появились нормативные акты, которые запрещают врачу выписывать рецептурный препарат, если его нет в наличии в аптеке.
«К примеру, в регионе зарегистрирован только один пациент с редким заболеванием, соответственно, препарат поставляется только для него. При отсутствии этой поставки пациент лишен возможности свободно купить препарат в аптеке — и тогда он идет на форумы, к таким же пациентам, как он, и покупает у них необходимое лекарство. При такой системе обеспечения лекарственными препаратами, при такой реализации, а точнее, не реализации права пациента на жизнь и на лекарство обмен и перекупка лекарств будут всегда», — уверена Рыжкова.
Сложившаяся система вынуждает пациентов к такому взаимодействию, говорит директор фонда помощи детям с муковисцидозом «Кислород» Майя Сонина. НКО не поддерживает торговлю лекарствами с рук, но когда пациенты просят их помочь найти дорогостоящий препарат, то обращается к другим пациентам на предмет излишков. Это уже взаимопомощь, поясняет Сонина, случается и обмен: «У меня лишний “Брамитоб”, нужный тебе, а у тебя лишний “Колистин”, нужный мне».
«Вот сейчас хороший доктор из региона — я даже не буду ее называть, потому что боюсь за нее, говорит: “Что я могу сделать, если больница должна осваивать эту закупку? Закупили эти дженерики, мы не имеем права указывать в назначении торговую марку, только МНН [международное непатентованное наименование. — Прим. ТД], и мне лично угрожают чиновники, мол, попробуй только это сделать — вылетишь в лучшем случае, а то и посадят, обвинят, что лоббирую какую-нибудь фармкомпанию, например, — рассказывает Майя Сонина. — В данном случае “лазейка” ради спасения ребенка такая: врач был вынужден выписать несчастного ребенка, который лежал в больнице три месяца без улучшений, и ему капали эту гадость, чтобы фонд хотя бы купил нормальные антибиотики и была возможность вводить их дома. Да, за все это “спасибо” Федеральному закону “Об обороте лекарственных средств”».