5 книг о том, как устроена философия Дердя Лукача — «Горький»

В истории философии XX века фигура венгерско-советско-немецкого марксиста Георга (или, на венгерский манер, Дердя) Лукача находится в весьма странном, единственном в своем роде положении.

С одной стороны, большую часть шестидесятилетней философской работы он провел в ожесточенном сопротивлении тем школам мысли, которыми, как правило, характеризуют XX век в целом: феноменология, экзистенциализм, позитивизм. Не упускал он случая и пройтись по неомарксистам (наиболее известны его выпады против позднего Сартра) с позиции марксистской ортодоксии.

С другой стороны, в своих ранних протоэкзистенциалистских эссе Лукач был одним из первых «переоткрывателей» Кьеркегора, внимательно относился к основоположнику феноменологии Гуссерлю, десяток лет провел в кругу знаменитых неокантианцев и классиков социологии, опирающихся на философию жизни, — Зиммеля, Вебера. Его работы раннемарксистского периода (1919–1927 гг.), ставшие в послевоенной Западной Европе священными текстами для новых левых, и участие в работе открытого в 1923 году Франкфуртского института социальных исследований позволили налепить на него ярлык «основателя неомарксизма», притом что с начала 1920-х годов Лукач настойчиво указывает на свою приверженность все той же марксистской ортодоксии. Более поздние философские работы Лукача, созданные под влиянием Михаила Лифшица, всецело принадлежат к полузабытому ныне советскому марксизму.

Если же говорить о содержании его вклада в науку, то литературоведам Лукач известен как автор бесчисленных статей по истории реалистического романа и противник модернизма; эстетикам — как автор фундаментального четырехтомника «Своеобразие эстетического»; коммунистам и историкам социальной мысли — как автор «Истории и классового сознания», первого масштабного философского осмысления наследия Маркса; историкам немецкой классической философии — как автор книги «Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества», весьма странной, но убедительной попытки обнаружить зерна базовых положений марксизма в, казалось бы, баснословно далекой от него мысли Гегеля 1790-х годов.

Таким образом, пережив несколько философских поколений, проведя масштабные исследования по ряду мало пересекающихся философских дисциплин и несколько раз отрекшись от своих предыдущих трудов, Лукач навсегда упредил любые попытки вписать его в какую-либо классификацию. Однако этими деяниями он вовсе не снискал славы homo universale — напротив, его восприятие условным средним гуманитарием остается тускло-мозаичным: как правило, Лукача помнят только как «древнего левака, которого читал Адорно» или только как «консервативного историка литературы», то есть фигуры значимой в лучшем случае исторически, оставившей лишь несколько ценных фрагментов и гору конъюнктурной макулатуры.

Действительно, в своих текстах Лукач с дьявольской самоуверенностью настаивает на позициях (ленинский коммунизм в политике, реализм и антимодернизм в эстетике, материалистическая диалектика в онтологии), которые теперь многим кажутся реликтом каменного века. Уже своим языком, намеренно лишенным собственной манеры, он как бы растворяет себя в повестке, уже (будто бы) неактуальной. Вне интеллектуального контекста масштаб проблем и оригинальность решений, проводимых Лукачем, совершенно неразличимы; философ оказывается в глупом положении первой скрипки, отвернувшейся от зала и согнувшейся пополам в самом углу оркестровой ямы, чтобы все были уверены, что производимые им звуки как-то сами рождаются между остальными музыкантами. Поэтому в данном обзоре мы сделаем основной упор не на собственных текстах Лукача (они перечислены в соответствующей статье в «Википедии»), но на тех книгах, которые воссоздают контекст развития его мысли и помогают понять ее значимость.