«Я только что обнаружил неизвестную рукопись самого Максима Грека»

Памяти Бориса Львовича Фонкича

Борис Львович Фонкич всю жизнь занимался исследованием разных собраний греческих рукописей, хранящихся в России и в Европе, был членом-корреспондентом Афинской академии, профессором и главным научным сотрудником Института всеобщей истории РАН, заведующим и профессором кафедры византийской и новогреческой филологии Московского университета, членом Международного комитета по греческой палеографии, почетным доктором Фессалоникского университета имени Аристотеля, почетным членом Санкт-Петербургской византийской группы.

Фонкич — автор нескольких монографий, в том числе фундаментальных «Исследований по греческой палеографии и кодикологии: IV–XIX вв.» (2014), и более 300 научных статей на русском и ряде иностранных языков, посвященных открытию и введению в научный оборот греческих рукописей и документов, решению наиболее актуальных проблем датировки и локализации книжных памятников, выявлению и отождествлению писцов и почерков, изучению истории греческо-русских связей XIV–XIX вв., истории образования, просвещения и книжной культуры в России XVI–XVIII вв. по рукописным источникам, истории собирательства греческих рукописей в России в XVIII–XX вв. В частности, ему удалось обосновать принципы идентификации писцов и датировки рукописей по палеографическим данным, выявить и отождествить автографы многих выдающихся средневековых книжников и знаменитых церковных иерархов и деятелей византийской, греческой и русской культуры, науки и просвещения X–XVIII вв., таких как патриарх Фотий, Евстафий Солунский, митрополит Исидор, Иоанн Евгеник, Максим Грек, Кирилл Лукарис, Иоанникий и Софроний Лихуды и многие другие. С библиографией его трудов можно ознакомиться здесь.

Борис Львович долгие годы активно преподавал на филологическом факультете МГУ и на факультете истории музыки в Московской государственной консерватории, возглавлял Центр греческо-русской археографии в Российском государственном архиве древних актов, читал курсы лекций в Российском государственном гуманитарном университете, Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете, в университетах Тбилиси, Еревана, Бонна, Мюнхена, Вены, Парижа и Никосии. По его инициативе на филологическом факультете МГУ было открыто отделение византийской и новогреческой филологии. Он также являлся основателем и ответственным редактором нескольких серий продолжающихся научных изданий, посвященных современным проблемам изучения греческой, латинской и славянской рукописной книжности: «Россия и Христианский Восток», «Россия и Христианский Восток. Библиотека», «Монфокон. Исследования по палеографии, кодикологии и дипломатике».

С разрешения петербургского писателя и журналиста Ильи Стогова «Горький» публикует фрагмент интервью, которое Фонкич дал ему в начале 2020 года. В этой небольшой зарисовке Борис Львович вспоминает о своем давнем визите в Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина и о сделанном там замечательном научном открытии.

* * *

— В ноябре 1966-го я, помню, приехал из Москвы в Ленинград на какую-то конференцию. В те годы я был совсем молодой специалист. А главой Отдела был Николай Николаевич Розов, хранитель славянских рукописей. Немыслимый мэтр!

Розов тогда занимался рукописями попа Сильвестра, сподвижника Ивана Грозного. Времени у меня было немного: до поезда домой, в Москву, оставалось буквально три-четыре часа. Но я все равно попросил:

— Николай Николаевич, может, вы дадите мне посмотреть эти рукописи? Чего время-то терять?

Всего рукописей было три. Я открыл первую: это была знаменитая «Софийская 78». Я хорошо ее знал: это был автограф Максима Грека. Он сам, собственноручно, переписал ее после того, как вышел из монастырской тюрьмы. До того вечера я уже несколько раз держал ее в руках и неплохо знал.

Поясню: уже в те годы моим главным интересом были почерки. На самом деле мы очень мало можем сказать о том, когда конкретно была переписана та или иная рукопись. Если переписчик не поставил дату в тексте, то датировать рукопись очень сложно. Но я стал заниматься тем, как от эпохи к эпохе менялись почерки, и в итоге добился неплохих результатов: сегодня я могу датировать рукописи с точностью до нескольких десятилетий.

У Максима Грека почерк был замечательный, каллиграфический. Я открыл рукопись, полюбовался ею, отложил в сторону и решил перейти к следующей. Ее шифр: «Кирилло-Белозерская 120–125». Открыл ее и чуть не упал со стула: почерк в ней был точно тот же самый. Ни с чем не спутаешь — это была та же самая рука Максима Грека.

Я закрыл ее, посидел молча, а потом снова открыл. Ошибки быть не могло. Я только что обнаружил неизвестную рукопись самого Максима Грека. Великого гуманиста и святого Православной церкви. О том, что тут, в Ленинграде, есть целая, никому не известная рукопись его авторства, не знал никто, — а я нашел ее, просто решив скоротать часик, оставшийся до отправления поезда.

На всякий случай я заглянул в третью, последнюю рукопись. Но чудес не бывает: там почерк был совсем иной. Я посидел еще. А потом все-таки пошел к Розову.

— Николай Николаевич, я нашел рукопись Максима Грека.

Это был огромный дядька, гренадерского росту, и очень знаменитый ученый. Но и он от моих слов чуть не упал:

— Как такое возможно?

— Ну, вот так.

Мы сели рядом, и я все ему показал. Розов откинулся на стуле и еще раз на меня посмотрел:

— А что, до вас эту рукопись никто не смотрел?

— Почему? Вот отметки о выдаче: ее смотрело огромное количество людей. Десятки людей. И наши, и иностранцы.

— То есть специалисты с мировым именем ничего не увидели, а вы, совсем молодой человек, сразу обнаружили, чьей руки эта рукопись?

— Похоже, что так, Николай Николаевич, — ответил я.