«Отсидеть или формировать новый язык». Автор «Нейрализатора» и «Прокрастинации» — о стрит-арте, который должен быть тоньше и гибче системы

Один из самых узнаваемых стрит-артистов Петербурга 2024-2025 годов Maestro Jackie не афиширует свою личность и рисует по ночам с закрытым лицом. На 2 декабря, 20:00 он анонсировал открытие своей персональной выставки прямо на фасадной сетке дома 18 по Апраксину переулку. Она должна продлиться «до полной утраты объектов».

«Бумага» рассказывает, как появился Maestro Jackie, кто его вдохновил, почему его волнуют темы утраты исторического наследия и памяти о репрессированных и как он оценивает риски несогласованной работы на улицах.

О себе и роли стрит-арта во времена цензуры

— Расскажи пожалуйста о себе: сколько тебе лет, чем ты занимаешься, кроме стрит-арта, как зарабатываешь?

— Мне за 35. Я офисный сотрудник, работал в том числе на предприятиях с государственным участием. У меня строительное образование — архитектор и реставратор.

— Ты из Петербурга?

— Из Ленинградской области, но с 2006 года живу в Петербурге.

— Ты оберегаешь свою анонимность? Какие реальные риски видишь?

— Это, скорее, дань традиции и правила уличного этикета. В век систем «безопасный город» все понимают, что при желании установить личность можно достаточно быстро.

— Чувствуешь ли ты себя кем-то вроде партизана или человека против системы?

— Да по настроению. У меня нет определенного вектора делать какие-то протестные вещи или делать только паблик-арт, только котиков рисовать. Сегодня одна идея возникнет, завтра другая, послезавтра — третья. А связаны они в первую очередь с моими внутренними размышлениями. Периодически они могут быть связаны с новостными событиями, но тут я стараюсь не перегибать, потому что кататься на повесточке, скажем так, это не мое. Когда это очень сильно меня беспокоит, то я рефлексирую на эту тему и реагирую, а так, если меня напрямую какие-то вещи не затрагивают, я стараюсь на этом очки не набирать. Это не моя тактика. Я сторонник того, что идеи для творчества должны приходить не из новостей, а из подсознания.

— То есть ты не трогаешь повестку не потому, что она может привлечь к тебе больше нежелательного внимания?

— Немного того и немного этого. В целом, я понимаю, что есть такие вещи, которые, если планируешь оставаться жить и работать в Петербурге, то лучше не трогать.

Художники делятся на два типа. Некоторые могут отнести себя к мученикам, то есть если ты пишешь какие-то провокационные надписи, то будь готов, что в в 5 утра к тебе постучат в дверь, тебя объявят политзаключенным и ты будешь медийным мучеником.

А если ты не готов отстаивать такую радикальную точку зрения, то начинаешь работать с эзоповым языком. В чем плюс работы гибкого ума над неповоротливой системой — в том, что гибкий ум способен ее опередить и интеллектуально переиграть. А если ты просто провокатор — тогда и получается такой человек, который готов страдать. Каждый художник определяет для себя: отсидеть или создавать какие-то новые композиционные или графические приемы и формировать новый язык, например, со средой. У меня второй путь. Я себя не мыслю каким-то мучеником или борцом с системой, я себя мыслю более тонким деятелем, которому уместнее заморочиться со скрытыми смыслами, с тайнописью или созданием антивандальных методов, чем платить огромные штрафы за вандализм, на карандаш попадать.

О своих работах

— С какого времени ты активно рисуешь на улице в Петербурге?

— С 2020 года. Я ровно в ковид начал этим заниматься. После того как познакомился с творчеством Павла Пухова (Паша 183 — известный уличный художник 2000-х, работавший в Москве и Петербурге в основном на остро социальные темы — прим. «Бумаги»). Я изучил всю информацию про его творчество, которая есть в открытом доступе. Очень вдохновился и понял, что мне это очень близко и почему я не могу делать что-то похожее. Что не в галерее будет выставляться, а делать от души и работать с пространством, с окружением. Андеграунд — это высшая форма проявления искусства. Я не сторонник коммерческих вещей в силу своих внутренних убеждений. Есть современное искусство хорошее, действительно достойное внимания, а есть очень много того, что представляет собой мыльный пузырь.

— Сколько работ за это время ты сделал?

— У меня был достаточно длинный перерыв, почти три года я не рисовал. За прошлый год я сделал где-то 25 работ, а в этом году, я думаю, гораздо больше. В какое-то время это было как хобби, сейчас — это нечто большее.

— Чем был вызван долгий перерыв?

— Перерыв был связан с тем, что у меня отец умер от ковида. Потом через маленький промежуток времени у меня родился сын. Немножко было не до этого.

— Что означает твой никнейм «Маэстро Джеки» и «Маэстро 0»?

— Маэстро — это прозвище героя Быкова из фильма «В бой идут одни старики», один из моих любимых фильмов про Великую Отечественную войну. Прадед у меня был летчиком истребителя. Мне показалось уместным взять такой ник из фильма. Персонаж из фильма про светлое доброе вечное, который говорит, что всё временно, а музыка вечна. Это один из главных посылов, что несет фильм, и он мне очень близок эмоционально. А Джеки — это так отец в детстве называл. Хештег «Маэстро_0» — это потому что идет человек по улице и видит хештег «маэстро» и сразу такие мысли, что «ничего себе, маэстро!». Так называют людей неподражаемых непревзойденных в какой-то области. И его уравновешивает 0. Маэстро, который 0, чтобы не сильно пафосно было.

— Что ты хочешь сказать своими работами, есть ли у тебя общий посыл, который должен считываться?

— Посыл у каждой работы свой. В последнее время больше работ делаю на временных строительных заграждениях. Мне очень понравилось работать на фасадной сетке. С одной стороны, это привлекает внимание, что здание стоит обтянутое сеткой, и не факт, что о нем в ближайшее время вспомнят. Один посыл такой. А второй посыл — графический, текстовой информационный. И когда эти посылы сочетаются — это допустимое поле в рамках современного административного и уголовного законодательства. Памятники я, естественно, не трогаю, свеже отреставрированные дома и поверхности тоже. А если стена уже запачкана, кто-то накалякал начирикал какие-то глупости написал, то почему бы сверху не сделать что-то красивое?

— Как зарождаются идеи работ? У тебя они часто привязаны к месту. Сперва рождается идея или появляется место?

— В большей степени от места. Иду по улице и вижу интересную локацию: с примечательными малыми архитектурными формами или с какими-то дефектами в стене. И сразу появляется идея, что бы туда поставить. Есть часть работ, когда сперва придумываешь образ, картинку, а потом для него ищешь место расположения. Но таких идей без привязки к месту гораздо меньше, чем идей и образов, возникающих из контекста.

— Одна из твоих первых работ — арт «Современным героям» на Малой Садовой — попала в музей политической истории. Они вышли на тебя и договорились что возьмут твою работу к себе?

— Я об этом вообще из новостей узнал, когда спонтанную стену памяти на Малой Садовой демонтировали и переносили на новое место. А потом я с ними связывался и получил подтверждение, что действительно есть такая фигура, за ней закреплен архивный номер, она числится в запасниках и в ближайшей перспективе, возможно, будет оцифрована и доступна в коллекции онлайн.

— В этом году ты сделал работу «Нейролизатор» (Нейрализатор — прибор, стирающий память, из фильма «Люди в черном» — прим. «Бумаги») под поврежденными табличками «Последнего адреса». Эта тема тебя цепляет?

— Да, цепляет. У меня репрессированный прадед. Дедушка в семь лет уехал в спецприемник НКВД и всё детство провел в детдоме. Прадеда расстреляли, но позже реабилитировали, поэтому эта история для меня очень личная. Когда проект «Последний адрес» только начинался, одна из табличек была посвящена моему прадеду. А дедушка тогда еще был жив и приезжал на открытие. Это было очень значимое для семьи событие, которое немножко было осквернено, и меня это, естественно, задело. (В мае 2025 года неизвестные испортили картонные копии табличек на углу Садовой и Невского — прим. «Бумаги».)

Я прочитал в СМИ о судьбе человека, который добровольно восстанавливал таблички и потом вынужден был эмигрировать (это герой «Бумаги» Евгений Жумабеков — прим. редакции), поэтому я решил подойти к этому вопросу очень аккуратно с точки зрения законодательства. И установил фигуру из фанеры, которая не повреждает фасадный слой, не портит и не затрагивает культурное наследие и является временным объектом. Я не люблю прямые провокации — это для меня слишком примитивно. Надо уважать общественное пространство — город.

— Еще одна из твоих работ о долгой реставрации зданий культурного наследия — “прокрастинация”. Почему именно “прокрастинация” для тебя отражает эту тему?

— У меня есть ряд объектов, в которых я прорабатываю свои негативные паттерны, от которых хотелось бы избавиться, и прокрастинация — один из них. Пагубная привычка, которая просто крадет время. На выходе с Финляндского вокзала в наше время пассажиры видят уставший обтянутый фасадной сеткой памятник регионального значения, который простирается на несколько десятков метров. И ничего с ним последние годы не происходит. Это удачная локация для визуального совмещения с такой пагубной привычкой как прокрастинация.

Был у меня еще объект, который назывался «отдых на кубе». Я на площади Мужества устанавливал на кубе из фанеры фигуру, которая лежит и залипает в планшет. И «отдых на кубе» — тоже игра слов, что это не страна, а бетон. И отдых заключается в том, что это та же самая прокрастинация.

В этом году я начал цикл «вредные привычки». Начал с электрического щита на Садовой улице. Я его разрисовал под пачку сигарет, на которой написано «апатия убивает».

О реакции и сообществе стрит-артистов

— Ты в основном рисуешь ночью. Почему?

— Потому что меньше народа, меньше транспорта и меньше привлечения внимания. У меня в основном не согласованные объекты. Я их согласовываю только с собой, со своим чувством совести и понятием о прекрасном.

— Как прохожие относятся к тому, что ты рисуешь?

— В основном одобрительно, но когда последний объект делал на Апраксином 18, из окна какой-то дядечка прокричал возмущенно и нецензурно относительно того, что я делаю. Это, честно говоря, первый случай на моей памяти, когда было негативное отношение случайных зрителей. Остальные реакции либо положительные, либо просто люди делают вид, что не замечают и проходят мимо. Либо кто-то останавливается посмотреть, задает вопрос «а что рисуешь?», говорят «классно получается».

— Задерживали ли тебя полицейские за твое творчество?

— Меня пока бог миловал и я стараюсь не попадаться, но если какие-то прецеденты будут происходить, то буду пытаться на месте проговорить нюансы. Я человек не агрессивный, матом стараюсь не ругаться. У меня всегда теплится надежда, что это будет в худшем случае разъяснительная беседа.

— Не обидно, что некоторые работы живут от нескольких минут до нескольких часов?

— 21 век все-таки. Как один мой товарищ говорит, что мы живем в эпоху пост стрит-арта. Когда работа попадает в интернет и уже там оставляет цифровой след. Если объект живет пять лет на месте, но он нигде не отсвечивает и не фиксируется даже в личных каналах автора, то можно сказать, что он не существует. А если работа продержалась час и попала в новости, то из новостей работу не сотрешь. Так с «прокрастинацией» было: она даже до обеда не дожила, а в новостях она очень быстро залетела. Для меня это было неожиданностью. Не думал, что у этой работы будет такая широкая огласка. Мои прогнозы о том, какие объекты более достойны общественного внимания и освещения, не всегда совпадают с тем, что реально происходит. Но я учитываю обратную связь.

— Общаешься ли ты с другими стрит-артистами в городе и в России? Становится ли их больше? Есть ли у вас сообщество или каждый сам по себе?

— Существует какое-то давно сформировавшееся комьюнити. Есть ребята, которые много лет на слуху, есть те, кто за годы своего творчества стали медийными личностями и перешли в институциональную среду, участвуют в коммерческих проектах, в большом количестве громких выставок, но меня туда не приглашают, да и я сам туда не напрашиваюсь. Чем громче твое имя, тем больше твоя ответственность. Начнешь задумываться о том, стоит ли вообще на фасадной сетке идти рисовать, когда ты обременен какими-то обязательствами с галереями. Есть конечно чистый андеграунд, есть отмороженные вандалы, я себя ни к одной из этих групп не причисляю. Я на своем корабле дрейфую.

Разбираемся, что на самом деле происходит

Оформите платеж в пользу редакции «Бумаги»

Поддержать

Что еще почитать:

• 10 лет назад умер уличный художник Паша 183. Вот его работы из Петербурга.
• На панельках в Елизаветино — пиксельные портреты Кобейна, Горшка, Хоя и других легенд. Это работы Андрея Гвоздя — бывшего трубочиста Эрмитажа (и панка).